Страница 28 из 29
Борис много слышал о национальной электрической компании Израиля, которая была создана ещё в 1923 году в подмандатной Палестине по прямому указанию Уинстона Черчилля, который тогда был министром колоний Великобритании. Основал её инженер Пётр Моисеевич Рутенберг, получивший образование в Петербургском технологическом институте. Сегодня компания превратилась в одно из самых крупнейших промышленных предприятий Израиля, в монополию, которая производит, передаёт и распределяет практически всё электричество, используемое в стране. Именно поэтому ходили слухи о высоких зарплатах и привлекательных условиях работы в этом концерне.
Буквально через несколько минут Борису предоставлялась возможность проверить достоверность народной молвы. И вот он в роскошном кабинете начальника геодезического отдела компании. Высокий сухопарый мужчина средних лет сразу не понравился Борису. Он небрежно кивнул ему и, даже не пригласив его присесть на стоящее рядом кресло, попросил Бориса документы об образовании. Изучал он их не менее десяти минут, и всё это время доктор Буткевич стоял перед ним, как молодой новобранец перед видавшим виды сержантом, который вот, вот начнёт муштровать его. Муштровать своего визитёра Пинхас (так звали начальника отдела), понятно, не стал, но характер задаваемых вопросов слегка насторожил Бориса. Прежде всего, он, протирая запотевшие очки, спросил:
– Скажите, Борис, есть ли у вас родственники, друзья или знакомые, которые работают в нашей организации?
– Мои родственники и друзья остались в стране, которая называется СССР, – отрывисто произнёс Борис, – и, поэтому, никоим образом не могут работать в вашей организации.
– Тогда, как вы сюда попали? – искренне удивился Пинхас.
Вместо ответа Борис вытащил из кармана помятую газету и показал ему, обведенное красной ручкой, объявление.
– Странно, – ещё раз удивился Пинхас, – как правило, мы не даём объявление в газеты, не знаю даже, откуда оно появилось.
– Простите, – начал раздражаться Борис, – но, похоже, это не мои проблемы. Возможно, это ошибочное объявление, тогда я, с вашего разрешения, покину ваш кабинет.
– Ну, что вы, что вы, – замямлил Пинхас, – нам нужен инженер-геодезист, просто меня не предупредили, что поиск будет вестись через газету.
Он снова уткнулся в документы Бориса, неизвестно что выискивая там. После продолжительной паузы, возникшей из-за долгого распития кофе, которым даже не удосужились угостить Бориса, Пинхас промолвил:
– А почему вы, Борис, имеющий десятки научных трудов, имеющий докторскую степень обращаетесь к нам, а не в академию.
– Да потому что в Израиле, к моему великому сожалению, – гневно отчеканил Борис, – слово «академия» просто не существует, а состав кафедры геодезии в Технионе насчитывает целых четыре преподавателя. Так что прикажете делать, господин начальник, с голода умирать?
– Да, это, правда, – незамедлительно согласился Пинхас, надменно посмотрев на Бориса, – у нас в стране существует проблема трудоустройства учёных.
– Что касается правды, то в ногах её точно нет, – процедил Борис сквозь зубы, удивляясь, как он сумел на иврите выстроить такую фразу, – я, с вашего разрешения, всё-таки присяду.
– Да, конечно, конечно, – смилостивился Пинхас, – но, всё-таки, мне хотелось бы узнать, как вы кабинетный учёный и аудиторный лектор собираетесь работать в полевых условиях, если мы примем вас на работу?
– Да будет вам известно, – чуть ли не выкрикнул Борис, – что до того, как стать учёным, я много лет проработал и в Заполярье, и в Сибири, и в горах Тянь-Шань и Памира в условиях, которые, слава богу, израильским геодезистам просто не снились.
– Я понял вас, Борис, – сухо кивнул головой Пинхас, – и разобрался в вашей трудовой биографии. В принципе вы подходите нам, но есть одно «но».
Борис, не ожидая услышать такой вердикт от Пинхаса, улыбаясь, проговорил:
– Если только одно, то это поправимо.
– Да, вообще-то не очень, – отрезал ему Пинхас, – в нашей замечательной компании есть одно правило: мы принимаем на работу людей до 35 лет. А вам, как я понял, Борис уже 44 года.
– Раз в вашей замечательной фирме не требуются люди с достаточным опытом работы, – разочарованно протянул Борис, – то разрешите откланяться, пойду искать работу в дом престарелых.
– Подождите, Борис, – изобразил что-то наподобие улыбки Пинхас, – дом престарелых подождёт, я ещё не всё сказал.
– Хотите ещё чем-нибудь особым порадовать нового репатрианта старческого возраста, – ожесточился вдруг Борис.
– Именно особым, – обрадовался Пинхас, – смотрите, Борис, я беру вас на работу, но с одним условием.
Борис выжидающе посмотрел на Пинхаса, мобилизовав своё эго выслушать его требования. Они оказались более чем простыми. Пинхас озвучил их на прощание в своей заключительной тираде:
– По документам, Борис, вы подходите нам даже больше, чем на 100 %. Но я не очень доверяю бумагам, надо проверить, кем вы являетесь воочию. Поэтому, я беру вас с годовым испытательным сроком. Если вы будете удовлетворять поставленным требованиям, то через год получаете статус постоянного работника. Если же нет, то, как говорят у нас в Израиле, идёте домой. Согласны?
– Я должен подумать, – медленно растягивая слова, проговорил Борис.
– Борис, вы меня не поняли, – нахмурился Пинхас, – когда предлагают высокооплачиваемую работу в такой элитной фирме, как у нас, тут же, не раздумывая, дают положительный ответ.
– Я, всё-таки, с вашего позволения, – заупрямился Борис, – хочу проанализировать нашу беседу и только потом дать либо положительный, как вы сказали, либо отрицательный, который вы не допускаете, ответ.
Пинхас поднялся из-за своего массивного письменного стола, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена, и небрежно бросил на прощание:
– Ну, ну, доктор Буткевич! Несмотря на наше неполное взаимопонимание, всё-таки буду ждать вашего ответа, надеюсь положительного. Даю вам на ваш экспресс-анализ один день.
Когда Борис покинул кабинет вальяжного чиновника и вышел в хорошо освещённый коридор, его кто-то окликнул:
– Борис! Подождите минуточку, я хочу с вами поговорить.
Перед ним стоял круглолицый с хорошо заметным брюшком небольшого роста мужчина.
– Меня зовут Авраам Бронштейн, – проговорил он на русском языке, – давайте пройдём в кафетерий, чтобы никто не помешал нашей беседе.
Удивлённый Борис последовал за ним, и через несколько минут они зашли в, поместившееся в кипарисной и пальмовой тени, уютное кафе. Когда молоденькая девчушка-официантка поставила перед ними дымящийся кофе эспрессо, Авраам без всяких предисловий сказал:
– Так получилось, Борис, что дверь кабинета моего шефа была приоткрыта, и я невольно подслушал всю вашу беседу.
Борис настороженно всматривался в доброжелательные глаза Авраама, ожидая продолжения.
– Понимаете, Борис, я, в отличие от вас, живу в Израиле уже 20 лет. Из, так сказать, Еврейской автономной области СССР переселился в еврейское государство Израиль в 1972 году. Мне повезло: почти сразу после приезда меня взяли на работу в Электрическую компанию. В те времена это было не так трудно, как сейчас.
Борис молчал, и, допивая свой кофе, с нетерпением ждал, что же Авраам скажет дальше. Как будто чувствуя это, бывший житель советского Биробиджана торопливо продолжил:
– Я хочу, чтобы вы поняли, Борис, что компания, в которой я работаю, действительно, элитарная и престижная. Все, кто находится вне стен этой организации, возмущаются, что её работники получают непомерно высокие зарплаты, завидуют необычно хорошим условиям труда, негодуют, что услуги за отопление и электричество в домах сотрудников бесплатное.
Авраам на мгновение остановился, как-то по-отечески глянул на Бориса и добавил:
– А ещё в нашей компании в дополнение к базовой зарплате и социальным условиям получают различные надбавки за стаж, за руководство, за усилия, за непропущенные рабочие дни, за ранний завтрак, за работу в смены, за неиспользование больничных и многое другое.