Страница 3 из 27
Ладно, пожалуй, признаюсь.
Психолог, у которого я наблюдалась после гибели Питера и Хлои, уверился, что я намереваюсь присоединиться к своим друзьям на том свете. Переубеждать его я не собиралась - любое пререкание только удвоивало обязательные для посещения сеансы. И все из-за того, что я сказала, что хотела бы быть рядом с ними на том самолете.
Для психолога эти слова означали, что я хотела бы умереть. Я же просто хотела обернуть время вспять. Если бы я не убежала так поспешно, не встретилась бы с деревом, если бы смогла выслушать и его, и ее, то очень может быть, что я была бы рядом с ними в качестве подружки невесты.
Но я не смогла объяснить этого суровому мужчине в очках. После очередной попытки просто согласилась с версией о суицидальных мыслях. Довольный психолог тут же выписал рецепт и отправил меня восвояси. Пузырек с "радостином", очевидно, должен был убедить меня, что даже без Хлои и Питера этот несправедливый мир все еще прекрасен.
Я приняла две или три и только из интереса, а после забросила пузырек подальше. И до и после я знала, что мир прекрасен, знала, что буду жить дальше и что во время следующей гонки мои тормоза не заклинит "случайным образом", чтобы я неожиданно для всех скатилась с обрыва и вознеслась к воротам Рая. ЧИТАТЬ ПОЛНУЮ ВЕРСИЮ https://lit-era.com/book/desyat-tysyach-let-do-nashei-ery-1-b14929
Но сегодня утром, в опустевшей квартире, посреди которой стояли в ряд уже собранные чемоданы, злосчастный пузырек случайно попался мне на глаза на кухне. Я сразу вспомнила, как закинула его в шкафчик под самым потолком, где лежали другие, не менее полезные вещи, которые накупила пока лежала в больнице. Мама называла это шоппинг-терапией, как несостоявшийся коммивояжер она так умело нахваливала ножи для фигурной резки яблок, что становилось непонятным, как я выжила-то без этих ножей до сих пор. Заказанные из Китая посылки шли так долго, что я успевала напрочь забыть о них, а распаковав, сильно удивлялась тому, кто и зачем отправил мне нож для фигурной резки яблок? Или вот тысячу пакетиков для заваривания чая и еще одну тысячу бесплатно в подарок?
Пузырек валялся там же, между чайными пакетиками, меламиновыми губками и не распакованным яблочным ножом. И перед тем как отправиться на пляж - для меня сосредоточие всех счастливых воспоминаний за последние лет десять, - я проглотила одну таблетку.
Лучше бы чаю заварила.
Похоже, вино нельзя было мешать с седативными. А может, они и вовсе просроченные? Черт. Черт. Черт!
Кажется, я здорово влипла.
Я опустилась прямо на песок и уронила голову на руки. Не знаю, сколько я так просидела. Наверное, в глубине души надеялась, что ненароком засну и потом обнаружу себя снова в больнице, за неприятнейшей процедурой промывания желудка.
Сон не шел. Я слушала шелест тропического леса и безмятежный шорох набегающего океана, а потом неожиданно, седьмым, неведомым чувством ощутила чье-то присутствие.
Я не услышала бы их - слишком далеко и ветер не в мою сторону. Если бы я заснула, то они и вовсе прошли бы мимо.
Но нет.
Они вышли из лесу - темные фигуры с непропорционально длинными руками. От кистей их руки резко сужались и волочились по песку, пока они один за другим выходили из зарослей на берег. Я успела насчитать пятерых. Следом за ними появились обычные люди.
Конечно, нелегко было судить об их обычности. Я глядела против солнца и видела лишь размытые темные очертания, в чем я точно была уверена - это то, что их руки были такими же, как у меня. Их руки, по крайней мере, не волочились по песку, как у тех, первых, но кто знает, что еще ускользнуло от моего внимания?
Обычных людей было больше длинноруких, они шли и шли гуськом, дружным шагом - сначала все делали правый шаг, потом левый. Правый, потом левый.
Меня разрывало от противоположностей - бежать к ним навстречу или закопаться в песке по самую макушку. Но я только вскочила на ноги и глядела на них с разинутым ртом. На ровном плато пляжа со своими неполными двумя метрами роста я была так же заметна, как чучело посреди огорода.
Меня заметил даже не один, а сразу двое из тех, что шли последними. Они закричали, замахали руками, а потом внезапно рухнули на колени в песок. Слаженный ритм шагов сбился. Те, что шли первым отреагировали не сразу, прежде они прошли какое-то расстояние и только потом остановились.
А я разглядела веревку, что связывала этих людей между собой. Когда строй нарушился, она натянулась черной полосой над горизонтом.
Ушедшие вперед длиннорукие тоже остановились. Их длинные руки взметнулись над их головами, и я разглядела острые сужающиеся наконечники. Это совсем не форма рук, это копья, которые они держали острием вниз.
Шорох листвы и расстояние не позволяли различить слов. До меня доносились только громкие выкрики, больше похожие на гневные междометия.
Я понимала, что, возможно, сейчас там решалась моя судьба. Меня заметили пленники. И сейчас было самое подходящее время, чтобы рассказать страже о человеке на берегу.
Но конвоиры что-то рявкнули, достаточно громко, чтобы ветерок донес до меня их крик, и остальные пленники, кому позволяла веревка, помогли упавшим подняться. Стражники с копьями пустились в обход, проверяя строй, затем вновь опустили копья остриями вниз и отряд продолжил путь.
Ни один из них не оглянулся.
Не рассказали? Рассказали, но не поверили?
Конвой удалялся. Горизонт пересекала та самая странная полоса суши, и они направлялись прямо к ней. Охранники спугнули копьями стайку птиц, размером с откормленных перед Рождеством индюшек, и те с возмущенными криками поднялись в воздух.
Да это же чайки! Такие откормленные и раздобревшие, что удивительно, как они вообще поднялись в воздух.
Мне еще не доводилось видеть таких крупных птиц. Они клином летели в мою сторону, и буря в моей душе понемногу успокаивалась. Белые птицы на чистом голубом небе. Идеалистическая картина.
Мимо меня птицы с размахом крыльев в половину моего роста не пролетели. Закружились над моей головой, как хищники над жертвой. Но это же чайки, разве нет?
С оглушающим визгом они устремились к земле.
Они приземлялись на песок, на разбросанные по пляжу булыжники, и это не было случайностью. Они окружали меня. Они били крыльями, не сводя с меня взгляда, и орали как резанные, медленно приближаясь. Птиц становилось все больше.
Одна дерзкая птица положила конец моей любви к орнитологии. Она наскочила на меня и, взлетев у самого моего носа, полоснула когтями по плечу. Если бы я не пригнулась, то и по лицу получила бы. Но ты ведь чертова чайка, а не ястреб! Я попятилась к океану.
Птицы сужали круг. Меня что, действительно хотят сожрать чайки?
Я подхватила с песка палку и выставила перед собой, обхватив двумя руками. Не дамся. Буду отбиваться, как бейсболист на базе.
Их было больше дюжины и, наконец, их терпение лопнуло. То одна, то вторая резко наскакивали на меня, другие пикировали вкривь и вкось, нацелив на меня когтистые лапы. Я вертелась на месте, избегая когтей то с одной, то с другой стороны. Они рвали мою одежду, а я лупила этих зажравшихся куриц, благо, их размеры позволяли не особенно-то прицеливаться. Сложнее было с тем, что они одновременно нападали на меня с разных сторон, и если я сбивала одну на подлете спереди, то когти той, что нападала со спины, избежать уже не удавалось.
Они изводили меня. Проверяли. Пугали. Делали несколько обманных прыжков, а потом отлетали в сторону, позволяя напасть тем, кто оставался вне поля моего зрения.
Я сломала шеи троим, и они лежали в песке у моих ног. Двум из дюжины перебила крылья, но, в основном, потери несла я и только я. Моя рубашку исполосовали, как москитную сетку, и ткань уже впитала кровь, сочившуюся из царапин. Джинсы защищали лучше.
Я крутилась на месте, как метатель ядра, выставив перед собой облепленную перьями дубину. Вращаясь, я двигалась на них, стремясь расширить круг, который они все равно неумолимо сужали.