Страница 6 из 16
Главное внимание в этой книге уделено тем образам вождя, которые создавались и распространялись в марте – июне 1917 года, хотя в случае необходимости я выхожу за эти хронологические рамки. Во многих работах историков данный период рассматривался как особый – «мирный период развития революции», «период двоевластия». Однако выбор именно этого временного отрезка был связан для меня не только с историографической традицией. Все перечисленные группы источников – речи Керенского, пропагандистские материалы, политические резолюции, документы личного происхождения, воспоминания, визуальные источники – я изучал, исследуя весь период революции 1917 года[31]. Работа же с этими источниками позволяет сделать вывод о том, что для становления культа вождя важен был именно этап с марта по июнь. У главы Временного правительства оставалось много поклонников летом и даже осенью 1917 года: можно привести немало газетных заметок и политических резолюций, поддерживавших его. Однако при этом сторонники Керенского продолжали использовать те положительные образы, которые были созданы еще на начальном этапе революции – арсенал средств прославления лидера сформировался уже в мае-июне. Новые образы главы Временного правительства, появлявшиеся позже, были нацелены уже на делегитимацию вождя.
Каким образом, с помощью каких приемов укреплялся (и ослаблялся) авторитет Керенского в марте – июне 1917 года? Какие культурные формы его авторитет принимал, какая тактика при этом использовалась? Какие фазы прошел данный процесс? Как особенности политической борьбы в марте – июне 1917 года влияли на различные проекты легитимации/делегитимации Керенского? Какие силы и какие интересы за этим стояли?
На перечисленные вопросы я и пытаюсь ответить в этой книге.
Глава I. Революционная биография и политический авторитет
В мае 1917 года Керенский, ставший военным и морским министром, издал напоминающий царский манифест приказ, который содержал яркую автобиографическую характеристику: «Безмерно тяжело новое бремя мое, но как старый солдат революции, беспрекословно подчиняясь суровой дисциплине долга, я принял перед народом и революцией ответственность за армию и флот»[32].
Тридцатишестилетний министр причислял себя к ветеранам освободительного движения, привыкшим к революционной дисциплине, и это служило обоснованием его собственного права требовать «железной» дисциплины от подчиненных ему военнослужащих. Подобный прием Керенский неоднократно использовал и в своих речах, обращенных к солдатам и матросам. Такого рода заявления должны были укреплять авторитет революционного политика, ставшего государственным деятелем, а эта репутация требовала подтверждения событиями личной биографии. Соответственно, и сам министр, и его сторонники разными способами постоянно напоминали о тех эпизодах жизни Керенского, которые были пригодны для политического использования в 1917 году.
Необходимо рассмотреть это «биографическое» измерение формирования авторитета революционного вождя, выявить роль Керенского, его сторонников и союзников, иных участников политического процесса, распространявших сведения о жизненном пути популярного лидера. Важно также выявить, какие эпизоды жизни Керенского использовались особенно часто, а какие подлежали редактированию и даже забвению. Необходимо рассмотреть и вопрос о том, как биография вождя связывалась с новой политической традицией, новой картиной исторического прошлого России. Интерес представляют и усилия противников Керенского, которые в своих целях использовали собственные интерпретации различных аспектов его жизни.
Биография политика в данном случае не является специальным предметом изучения – для задач этого исследования она важна лишь в той степени, в какой использовалась или игнорировалась в политической борьбе 1917 года.
1. Биографии и биографы
В 1917 году информацию о жизни Керенского можно было получить из различных источников: из свидетельств самого министра, из воспоминаний его современников, из упоминаний в речах других политиков, в заметках журналистов, в резолюциях разного рода; все это дополнялось всевозможными слухами. На основе такой информационной мозаики у жителей революционной России и создавались более или менее правдоподобные картины жизни политического лидера до революции. Особое значение имели тексты, специально созданные для ознакомления читателей с биографией Керенского.
Разные причины заставляли писателей и журналистов, членов всевозможных комитетов и представителей военного командования обращаться к истории жизни Керенского, цитировать его речи и вспоминать его поступки. Одни желали укрепить авторитет своего вождя, другие откликались на общественный запрос, ибо интерес к жизненному пути популярного политика был велик. Нельзя сбрасывать со счетов и материальные соображения: издатели газет и владельцы книгоиздательств готовы были заказывать и оплачивать тексты на востребованную тему, ведь Керенский в то время «хорошо продавался». Министр не мог непосредственно влиять на все проекты создания своих жизнеописаний, но, как мы увидим далее, часто он сам и (или) его ближайшее окружение инициировали появление подобных текстов, способствовали их созданию и распространению.
Керенский хорошо умел работать с прессой, а его сотрудники знали, как и когда делиться актуальной и интересной информацией с влиятельными журналистами, охотившимися за новостями. Несмотря на свою чрезмерную занятость, министр находил время для бесед с издателями и журналистами, писателями и редакторами, знакомил их со своей интерпретацией меняющейся ситуации, давал им рекомендации относительно освещения разных политических вопросов. Порой, однако, Керенский публично заявлял, что не читает те разделы газет, в которых речь идет о нем самом. Возможно, министр и не кривил душой, но он не упоминал, что регулярно изучает обзоры периодической печати, которые для него постоянно готовили его сотрудники. Керенский создавал информационные и пропагандистские структуры в Министерстве юстиции, а затем и в Военном министерстве. Они страдали многими недостатками (российская пропаганда военного времени вообще существенно уступала германской и британской), но по сравнению с другими ведомствами Временного правительства Керенский и его сотрудники действовали энергично и инициативно, активно влияя на прессу и получая информацию о состоянии общественного мнения[33].
В распоряжении Керенского оказался после революции важный ресурс. «Приказ № 1», подписанный им в качестве министра юстиции в дни Февраля, поручал академику Н. А. Котляревскому вывести из Департамента полиции все бумаги и документы, «какие он сочтет нужным», чтобы доставить их в Академию наук[34]. Секретные материалы Охранного отделения содержали важную информацию, касавшуюся множества современников, и следовало озаботиться сохранением этих документов. Впрочем, не все они были переданы в Академию наук. Так, в Министерство юстиции было доставлено досье самого Керенского, заведенное на него тайной полицией еще в 1905 году[35]. Журналистам демонстрировали эти документы, их разрешалось цитировать. В газетах появились и довольно обширные публикации о Керенском, в которых использовались документы Охранного отделения[36]. В прессе сообщалось об аналогичных разысканиях, предпринятых местными активистами в провинциальных полицейских архивах[37].
Центральный комитет Трудовой группы, к которой принадлежал в Государственной думе Керенский, выпустил специальную брошюру, содержавшую выдержки из его досье и два полицейских циркуляра 1915 года, напечатанных в ней полностью. Тираж издания был по тем временам весьма большим – 50 тысяч экземпляров[38], что свидетельствовало о солидном финансировании этого проекта. Как заявляли публикаторы, подборка документов, подготовленных в свое время профессионалами политического сыска, позволяла составить объективное и непредвзятое представление о масштабах революционной деятельности Керенского: «Донесения охранников и жандармов составлены до революции и идут из враждебного лагеря, отчего будут рассказывать объективнее нас». В предисловии (оно датировано 18-м июня) говорилось: «Он не пришел на готовое, но днями и месяцами трудился над подготовкою того переворота, главным деятелем которого ему суждено было стать»[39]. Отобранные документы свидетельствовали о том, как информаторы и аналитики Охранного отделения описывали политическую, прежде всего нелегальную, деятельность Керенского. Далее мы увидим, что порой они приписывали ему и такие поступки, которых он не совершал, однако в условиях революции даже преувеличения, «подтвержденные» экспертизой политических противников, способствовали укреплению революционного авторитета главного героя публикации. Наверняка это издание появилось благодаря содействию министра или его сотрудников.
31
Различные аспекты деятельности Керенского на протяжении всего 1917 года и процессы создания и использования его образов в этот период я рассмотрел в некоторых своих публикациях: Колоницкий Б. И. А. Ф. Керенский и Мережковские // Литературное обозрение. 1991. № 3. С. 98–106; Idem. Kerensky // Critical Companion to the Russian Revolution / Ed. E. Acton, V. Iu. Cherniaev, W. G. Rosenberg. London; Sydney; Auckland: Arnold, 1997. P. 138–149 (см. на рус.: Он же. Керенский // Критический словарь русской революции: 1914–1921 / Сост. Э. Актон, У. Г. Розенберг, В. Черняев. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 128–138); Он же. Культ А. Ф. Керенского: Образы революционной власти // The Soviet and Post-Soviet Review. 1997. Vol. 24. No. 1–2. P. 43–66; Он же. Британские миссии и А. Ф. Керенский (Март – октябрь 1917 года) // Россия в XIX–XX вв.: Сб. ст. к 70-летию Р. Ш. Ганелина / Ред. А. А. Фурсенко. СПб., 1998. С. 67–76; Он же. Культ А. Ф. Керенского: Образы революционной власти // Отечественная история. 1999. № 4. С. 105–108; Он же. Александр Федорович Керенский в его речах (1917 год) // Нестор. 2001. № 1 (5). С. 125–140; Idem. «We» and «I»: Alexander Kerensky in His Speeches // Autobiographical Practices in Russia – Autobiographische Praktiken in Russland / Eds. J. Hellbeck, K. Heller. Göttingen, 2004. S. 179–196; Он же. «Его превосходительство» «министр народной правды»: А. Ф. Керенский в политическом сознании (март – октябрь 1917 года) // Власть, общество и реформы в России (XVI – начало ХХ века): Материалы научно-теоретической конференции 8–10 декабря 2003 года. СПб., 2004. С. 341–353; Он же. Легитимация через жизнеописания: Биография А. Ф. Керенского (1917 год) // История и повествование / Ред. Г. В. Обатнин и П. Песонен. Хельсинки; М., 2006. С. 246–278; Он же. Александр Федорович Керенский как «жертва евреев» и «еврей» // Jews and Slavs. Jerusalem, 2006. Vol. 17: The Russian Word in the Land of Israel, the Jewish Word in Russia. P. 241–253; Он же. «Каторжные приказы Керенского»: К изучению большевистской пропаганды в мае 1917 г. // Новейшая история России (К 75-летию почетного профессора СПбГУ Г. Л. Соболева). СПб., 2010. С. 49–73; Idem. The Political Use of the Past: Kerensky as an inventor of political tradition // ICEES VIII World Congress: Eurasia: Prospects for Wider Cooperation. Abstracts, July 26–31, Stockholm. Stockholm, 2010. P. 56–57; Он же. А. Ф. Керенский как «первый гражданин» // Факты и знаки: Исследования по семиотике истории / Ред. Б. А. Успенский, Ф. Б. Успенский. М., 2010. Вып. 2. С. 134–149; Он же. Керенский как «новый человек» и новый политик: К изучению генеалогии культа личности // Человек и личность в истории России (Конец XIX – ХХ век): Материалы международного научного коллоквиума. Санкт-Петербург, 7–10 июня 2010 года. СПб.: Нестор-История, 2013. С. 262–274; Он же. Феминизация образа А. Ф. Керенского и политическая изоляция Временного правительства осенью 1917 года // Межвузовская научная конференция «Русская революция 1917 года: Проблемы истории и историографии»: Сб. докладов. СПб., 2013. С. 93–103; Он же. «Взбунтовавшиеся рабы» и «великий гражданин»: Речь А. Ф. Керенского 29 апреля 1917 и ее политическое значение // Journal of Modern Russian History and Historiography. 2014. No. 7. P. 1–51; Idem. Russian Leaders of the Great War and Revolutionary Era in Representations and Rumors // Cultural History of Russia in the Great War and Revolution, 1914–22 / Ed. by M. Frame, B. Kolonitskii, S. G. Marks, and M. K. Stockdale. Bloomington, 2014. Book 1: Popular Culture, the Arts, and Institutions. P. 27–54; Он же. Образы А. Ф. Керенского в газете «Дело народа» (март – октябрь 1917 года) // Судьбы демократического социализма в России: Сб. материалов конференции / Отв. ред. К. Н. Морозов. М., 2014. С. 202–221.
32
Единство. 1917. 14 мая.
33
Жданова И. А. «Век пропаганды». С. 140.
34
Речи А. Ф. Керенского о революции / С очерком В. В. Кирьякова «Керенский как оратор». Пг., 1917. С. 50. Это действие министра юстиции вызвало критику со стороны некоторых юристов: Керенский отдавал распоряжение служащему Министерства народного просвещения, касающееся структуры, относящейся к другому ведомству – Министерству внутренних дел. Сторонники же Керенского видели в этом действии, игнорирующем ведомственные барьеры, лишь проявление революционного духа. См.: Тан. А. Ф. Керенский. Любовь русской революции // Герои дня: Биографические этюды. Пг., 1917. № 1. С. 3.
35
Фотография обложки дела Керенского из архива полиции была опубликована. На ней видна его кличка, использовавшаяся агентами наружного слежения, – «Скорый» (см.: Жилинский В. Организация и жизнь охранного отделения во времена царской власти // Голос минувшего. 1917. № 9/10. С. 255). Утверждали, что на выбор этого кодового имени повлияли необычайно быстрые передвижения энергичного объекта наружного наблюдения.
36
См.: Л-в О. А. С. [sic. – Б. К.] Керенский под наблюдением охранки // Новая жизнь. 1917. 20 апреля. Возможно, автором публикации был упоминаемый далее в тексте О. Л. Леонидов. См. также: Царская охранка об А. Ф. Керенском // Петроградская газета. 1917. 27 июня.
37
Так, в Саратове обнаружили объемистый том документов, посвященных Керенскому (он был избран в Государственную думу от Саратовской губернии). См.: Живое слово. 1917. 12 марта.
38
Здесь и далее сведения о тиражах изданий взяты из «Книжной летописи» за 1917 год.
39
Александр Федорович Керенский (По материалам Департамента полиции). Пг., 1917. С. 3.