Страница 9 из 13
Вопрос о Сталине и сталинизме в книге — один из главных. Идейный единомышленник Булатова, ответственный работник Сергей Самарин, говоря о заслугах Сталина, так объясняет сыну Феликсу, заводскому инженеру: «Было сделано наиглавнейшее: к войне, к выпуску самого современного оружия в массовых масштабах была подготовлена наша промышленность и необыкновенную прочность приобрело производящее хлеб сельское хозяйство — оттого что было оно полностью коллективизировано — И не было никакой „пятой колонны“, отлого что был совершенно ликвидирован кулак и разгромлены все виды оппозиции в партии. Вот это было главное, чего никто не прозевал, Феликс» (9, 69).
И это печаталось в 1969 году — позади был 1956. год, когда не люди из «пятой колонны», не враги партии и Советской власти, а ни в чем не виновные жертвы сталинских преступлений выходили на волю после долгих лет заключения.
В той же беседе Самарин-старший говорит Самарину-младшему: «Если бы мы об угрозе со стороны немецкого фашизма не думали, начиная с первой половины тридцатых годов, итог второй мировой войны мог бы быть совсем иным Причем думали все от Политбюро партии, от Сталина до пионерского отряда, до октябренка, не уповая на кого-то одного, главного, единолично обо всем думающего».
Действительно, о каком культе личности можно говорить, когда в тридцатые годы «думали все», «не уповая на кого-то одного главного, единолично обо всем думающего». Много бывало попыток сгладить, смягчить, высветлить картину нашей жизни в годы культа, но такого если можно так сказан оголте то-идиллического описания кажется, и не припомнишь.
А что касается слова «сталинист» — «это не наше слово. Его Троцкий придумал еще до войны, когда боролся против партии, против Сталина» (10, 100), — говорит девушка Ия, без памяти влюбленная в Булатова.
Когда Ия с ним разговорится — все о том же, о его «сталинизме», писатель подтвердит, что дело именно так и было: «Троцкий и „сталинизм“ выдумал все с той же целью: для компрометации тех, кто и после Ленина не дал Троцкому развернуться, продолжал ленинское дело» (10, 127).
Вот ведь как все заверчено назовешь сталиниста «сталинистом»— сразу окажешься подголоском Троцкого.
Итак, с одной стороны, в романе «крепкое», «здоровое», «правильное» ядро: это прежде всего сам Булатов, чья фамилия прозрачно ассоциируется с непрошибаемой «сталью»; отец и сын Самарины, Ия… Есть еще Лера Васильева — она связала свою судьбу с Бенито Спада, ревизионистом, подонком, тезкой Муссолини. Но потом одумалась, вернулась на родину и благополучно вышла замуж за Феликса Самарина.
Вот пример идейных споров Леры Васильевой с мужем Бенито. «Для тебя, — гневно бросает она ему, — существует лишь Мандельштам, Цветаева, Пастернак, Бабель, а я росла — даже и в руки не брала этих книг. А когда взяла, они меня не тронули. Они из иного мира» (9, 88).
В общем, Бенито не на такую напал, все эти Цветаевы и Пастернаки Лере Васильевой и даром не нужны. Автор потом вернется к этой мысли — см. о вредности Цветаевой, Мандельштама, Леонида Андреева, Пастернака, Бабеля (11, 139).
Героям, задуманным как сверхположительные, идеальные, противостоят махровые антисоветчики, злобные советологи и шпионы.
В специально оборудованном для темных диверсий автофургоне в СССР отправляется группа западных «специалистов». Среди них — Порция Браун, голубоглазая «боевичка»; «бомбистка», к тому же еще агрессивная «секс-бомба». Она устраивает для наших ребят и девушек стриптиз. Под развратную музыку, исполняя разлагающий танец, она начинает, страшно сказать, раздеваться. «Товарищи, товарищи!» — в отчаянии выкрикивает Ия, тщетно пытаясь образумить собравшихся. Тогда Ия бежит за помощью к Феликсу, Лере Васильевой, и они трое разгоняют зарвавшихся стриптизников.
Получается роман, как можно было догадаться уже по первым страницам, крахом всей авантюры с диверсантским автофургоном.
Как родилась мысль написать пародию на роман В. Кочетова? Я вообще неравнодушен к сатирическому жанру, а что касается романа «Чего же ты хочешь?», он способен пробудить пародийное начало и у непародиста.
У В. Кочетова не было никаких оснований питать ко мне особенные симпатии. В году примерно 1960-м я вел телепередачу, где между прочим сказал: «Что касается В. Кочетова, я еще буду говорить о нем ниже. И вообще я считаю, что о нем надо говорить ниже».
Передача и, в частности, эти слова вызвали большой шум, телевидение прислало в Московскую писательскую организацию жалобу, которая, впрочем, была московскими писателями оспорена.
В 1955 г. вышел в свет роман В. Кочетова «Братья Ершовы». Я откликнулся на него чем-то вроде стихотворного шаржа, не слишком дружественного.
Затем появился роман В. Кочетова «Секретарь обкома» (1961). Я написал на него пародию «Василий Антонович, дает дрозда». Говорить о ней здесь не стану: чтобы дать о ней хоть какое-то представление, упомяну лишь, что кончалась она беседой Василия Антоновича с областным писателем.
«Разговор перекинулся на русскую литературу прошлого.
— Больше всего я люблю, — признался Василий Антонович, — закрытое письмо Белинского к Гоголю».
Эта пародия попалась на глаза автору романа. Вот как я узнал об этом. В тысяча девятьсот шестьдесят — уж и не помню, в каком году, — я с группой писателей поехал в Воронеж на обсуждение журнала «Подъем». Среди участников был и В. Кочетов. Когда мы утром прибыли в Воронеж, я проспал и позже всех вышел из вагона. Вижу, стоят на платформе в стороне от остальных участников Лев Кассиль и В. Кочетов (его я знал в лицо, хотя знаком не был). Кассиль шутливо заметил:
— Вон идет сам Паперный.
— Где, где он? — заинтересовался Кочетов.
— А вот. Вы не знакомы?
— Я вас знаю, — многозначительно и, как мне показалось, угрожающе произнес Кочетов.
Я хорошо представлял, кто стоит передо мною, но спросил:
— Простите, а с кем имею честь?
— Моя фамилия Кочетов! — заявил он, как будто выкладывая козырного туза.
— А, слышал, слышал, — сказал я.
— Я читал пародию, — продолжал он.
— Какую? — осведомился я. — Ваш последний роман вызвал столько…
— Вашу, — отрубил он. — Абсолютно не смешно. Я едва улыбнулся один-два раза.
— Значит, я не дотянул.
— Да, так что дотяните.
— Сделаем, сделаем! — воскликнул я и откланялся.
Вообще у меня складывалась своего рода традиция в пародировании произведений Кочетова. А роман «Чего же ты хочешь?» вызвал особенно острое и уже просто неодолимое желание взяться за перо. Больше всего возмущало то, что многие литераторы в кулуарах поносили роман B. Кочетова, а в печати ничего критического по его адресу не появлялось.
Никто не задавался вопросом: а куда смотрел редактор? Главный редактор журнала «Октябрь» В. А. Кочетов, опубликовавший роман, смотрел туда же, куда и автор романа Кочетов В. А.
Я еще только задумывал свою пародию, как мне позвонил C. С. Смирнов и предложил встретиться в ЦДЛ — Центральном Доме литераторов. Там он прочитал мне только что написанную пародию «Чего же ты хохочешь?». Она мне показалась очень смешной, но не было такого чувства, что больше уже не стоит пародировать Наоборот, С. С. Смирнов меня только раззадорил.
Над пародией на роман В. Кочетова «Чего же ты хочешь?» я работал усердно и основательно. Вспомнил опыт моего любимого А. Г. Архангельского, которого я изучал и по публикациям и по архивному фонду.
Я несколько раз перечитал журнальный текст романа, многое выписывал, сжимал, сгущал характерные выражения и обороты. В общем, старался «дотянуть». Можно сказать, что я трудился над романом и как пародист и как литературовед.
Когда пародия была готова, одним из первых ее слушателей стал, естественно, Сергей Сергеевич Смирнов. Я кончил читать, он, смеясь, сказал:
— Пройдет время, и когда-нибудь мою пародию напечатают. Но вашу — никогда.
Это еще больше усиливало мое желание познакомить с пародией как можно больше людей.
В январе 1970 г. я сговорился с сотрудниками редакции «Нового мира», что приду к ним почитать свою пародию. Конечно, я втайне мечтал о том, чтобы ее послушал А. Т. Твардовский, главный редактор журнала. Придя в редакцию, я уже собрался было читать, как вдруг пришла секретарь главного редактора С. X. Минц и сказала: