Страница 1 из 2
Подольный Р
Сообщающийся сосуд
Роман Подольный
Сообщающийся сосуд
Кошмары у меня свои собственные. Повторяющиеся. Чаще всего вижу себя бегущим с винтовкой наперевес по бесконечному белому полю. Бегу последним. Впереди - тридцать два человека. Знаю точно, сколько именно. Не потому, что пересчитал, а потому, что это - ребята из обоих десятых классов школы, в которой я учился.
Но на снежном поле впереди нас начинают рваться снаряды. Наяву я никогда не видел, как это бывает. А во сне закручивается спиралью снежный смерч, через несколько секунд он становится похожим на кривой зонт, затем рассыпается, начиная с краев. А потом уже слышится чмокающий звук, только чмокнуть так может разве что великан.
И - снова, снова, снова. Никто из нас пока не задет. Но не все ребята выдерживают это зрелище. То один, то другой падают в снег и уже не подымаются. Нет, не падают, а ложатся. Вот их уже пятеро - залегших. Восемь. Четырнадцать. Я знаю, что тоже лягу. Лягу, когда упавших окажется семнадцать, когда их станет большинство.
Но еще стыднее и страшнее, когда фильм моего кошмара идет по иному сценарию, когда мои товарищи, не выдержав огня, уже не падают, не ложатся, а поворачиваются и бегут назад. Тогда я вижу обращенные ко мне напряженные лица с глубоко сидящими глазами.
Мимо меня, продолжающего бежать к белым смерчам, мчатся они - первый... второй... шестой... пятнадцатый... Когда лицом ко мне повернется и ринется вспять семнадцатый, я на мгновенье остановлюсь как вкопанный, потом повернусь на сто восемьдесят градусов и кинусь вспять. Присоединюсь к большинству. Последую примеру других. Подравняюсь.
И - проснусь. После этого варианта кошмара обязательно просыпаюсь.
Как сказал Станислав Ежи Лец, сны зависят от положения спящего. Мое положение незавидно.
В институтской группе, как прежде в классе, на физкультурных занятиях я стою точно посередине выстроенной по росту шеренги.
В алфавитном списке учеников и студентов моя фамилия тоже попадает в самую середину. Как и тогда, когда фамилии учеников или студентов записывают в порядке успеваемости. Я средний.
Никогда - до последнего месяца - я не вызывал у своих педагогов ни особых тревог, ни особых надежд.
И в бешеных спорах о том, кто у нас в классе, группе, на первом курсе личность, а кто - нет (как снисходительно утверждают учителя, профессора и родители, традиционная для нашего возраста тема), речь обо мне заходила редко.
Спорить не о чем. Личность - Федька Захаров, который на уроках математики смущал учительницу тем, что он на ее вопросы может ответить, она же на его вопросы - нет. А потом поступал на психологический, не прошел - и отказался пойти куда бы то ни было еще. Личность - Михаил Векслер, теперь студент физико-технического. С седьмого класса он строит в чуланчике на даче вечные двигатели все новых и новых конструкций, хотя лучше любого из нас может объяснить, почему такой двигатель невозможен. Личность - Лариса Брагина, прогнавшая полгода назад своего жениха, блистательного капитана-летчика, за то, что он рассказал при ней - в небольшой компании - неприличный анекдот. Кстати, не такой уж и неприличный, сам слышал, мы с Ларисой вместе с шестого класса учимся, и она меня на вечеринки к себе притаскивает регулярно.
Посмотрит, понимаете, своими глазищами и говорит: "Большинство моих добрых знакомых будет. Ты, конечно, присоединишься к большинству". И отчетливо ставит голосом точку. Точку, а не вопросительный знак.
Я однажды завелся. Удивилась вроде бы. Подняла глаза к потолку, словно почитала на нем какую-то надпись, потом успокоительно потрепала меня по плечу: "Прости меня, пожалуйста. Я просто не подумала. Конечно, абсолютное большинство молодых людей твоего возраста в конце концов взорвалось бы при таких намеках. Ты совершенно прав".
Словом, личностью считают того, кого не понимают, или, если уж понимают, так точно знают, что таким, как он, не стать - не получится. Даже вести себя так, как он, не решишься. Не выдержишь. Не справишься. Не... Много тут еще можно использовать однообразнейших "не" в сочетании с довольно разнообразными по звучанию, но схожими по смыслу глаголами.
Та же Лара Брагина. Попробуй угонись за ней. Захотела - и научилась в седьмом классе играть в шахматы. Да не как я, с моим дурацким третьим разрядом, за которым второго не последовало. Она - Мастер.
- Мастерица ты! - сказал я, когда Лара получила это звание. И получил в ответ: за последние полтора часа она слышит такое обращение в четырнадцатый раз.
Как-то в десятом классе мы вместе шли из кино. Поздно вечером. Я положил руку ей на плечо. Сказал, довольно развязно, черт меня дери, но чего мне это стоило:
- Смотри, какая луна. Можно, я тебя поцелую?
И услышал, что только в нашем классе семь человек - из двенадцати явно имеющих такие намерения - уже произносили именно эту фразу, а остальные произнесут ее при первом удобном случае.
Живем мы по соседству, и у нее хватало возможностей устраивать мне выволочки за отсутствие самостоятельности и оригинальности. Ну и поводов я давал ей для этого немало. Как Ларка злилась, когда я двинулся в кино только потому, что туда отправилось больше полкласса. Говорила же она мне, что пошла было по неведению на этот самый фильм и через пятнадцать минут сбежала. И уж совсем из себя вышла, когда на выборах комсорга я поднял руку за Татку, которую совсем недавно публично крыл за разговоры о чужих секретах и природную глупость, лишь чуть прикрытую умелой родительской дрессировкой. Опять, мол, я все готов сделать, только чтобы не разойтись с большинством. Но, сказала она выразительно, так ведь можно разойтись с меньшинством! И при этом явно имела в виду себя.
На следующий день - дело было в десятом классе - ее ждал у школы тот самый летчик. А меня она оделила зато прозвищем Сообщающийся Сосуд. Да! Потому что вода в сообщающихся сосудах останавливается на одном уровне, а я, видите ли, подравниваюсь под окружающих, средним арифметическим выхожу, серостью, подражателем и пошляком. А ведь мог бы... Ну, а после того, как к компании из пяти ребят нашего курса пристали три хулигана, а мы убежали, она даже смотреть на меня не хотела. Господи, я-то откуда мог знать, что эти четверо - трусы.
Правда, теперь, когда мы в одной команде играем за институт на межвузовском шахматном чемпионате, она со мной разговаривает, хотя и сквозь зубы.
Разумеется, то обстоятельство, что сейчас я играю на первой мужской доске, как она - на первой женской, ничего не меняет в решении старой проблемы: личность ли я. Мой успех имеет значение для Николая Федоровича, завкафедрой физкультуры, для нашего ректора, завзятого болельщика, для Инки Белоус или Мики Лукова, которые отождествляют умение выделяться и глубину души... Впрочем, сомневаюсь, чтобы они знали, сколько у души бывает измерений.
А ведь в команду я вошел по прямому требованию Ларисы: попробуй не уступить человеку, который два месяца с тобой не разговаривал, и за дело, а вот сейчас сменил гнев на милость. И после матчей я ее провожаю. Даже не провожаю - просто, вы же знаете, нам по дороге, мы из соседних домов. И она зло объясняет:
- Личность - это от слова "лицо". И глагол "отличиться" - в конечном счете, тоже. И существительное "отличник". Корень общий.
В конце концов, мы же для таких разговоров устарели. Не отроки. Да и сама она... Что, никогда не идет на компромиссы? Не подлаживается к собственным родителям? Не заботится о том, чтобы не разругаться с подругами? Не носит модные вещи, даже если они ей не слишком идут? Да все мы, все мы - сообщающиеся сосуды. Берем пример, следуем примеру, подтягиваем песню, подтягиваемся в строю, тянемся за соседями. И так далее.
Вот все это, включая "и так далее", я ей сообщил. Высказался. Себе я давно так говорю. Иногда помогает. И про то сказал, что без всего этого никакое общество жить не может. Вот и твержу, что сама такая, - и все тут. Правда, осторожно твержу, а то опять разговаривать не станет.