Чувство капучино

Так. Стоп. У меня уже есть домик в горах, я как раз в нем сижу и горюю.

В знак протеста против окружающей действительности на следующий день я в бар не иду, а учу итальянский самостоятельно. Бруно, вернувшись, докладывает:

– Кьяра. Голос хриплый. Сегодня бастуют электрики, поэтому «ЭНЕЛ» вообще не работает.

Он купил мне подарок: большое зеркало. Моя радость длится считаные мгновения. Я в ужасе отшатываюсь от собственного отражения. На меня смотрит опустившаяся тетка средних лет: бледная, брови кустятся, волосы сивые, взлохмаченные. Издав стон, я берусь за телефонный справочник.

В трех салонах красоты никто не подходит. В четвертом советуют звонить в июле – августе. Почему?

Мне терпеливо объясняют: «Потому что летом в Лигурию съезжаются отдыхать пожилые дамы со всей Италии, вот тогда-то мы и нанимаем косметолога, а также маникюршу».

– Неужели местные молодые женщины не ходят к косметологу? – спрашиваю я Бруно.

– Им это не поможет, – глумливо отвечает он.

Да, я уже поняла, что лигурийки – маленькие тоненькие смуглянки с огромными глазами и копной черных волос – не его тип. Его тянет на экзотику! Это в Москве пышнотелые голубоглазые блондинки вроде меня встречаются пачками на каждом углу, а здесь я – редкая, удивительная птица. Одна на всю долину.

В пятом салоне говорят, что у них закончились ножницы. На всякий случай я переспрашиваю, записываю ответ на бумажку – льи форбичи соно финити – и снова иду к Бруно. Да, я все поняла совершенно верно. В шестом сообщают, что парикмахерша уехала в Гондурас. Я опять иду к Бруно с бумажкой. Нет, они не издеваются – по-итальянски Ондурас звучит совсем не смешно, и да, многие ездят туда зимой, это не очень дорого.

Стало быть, мой итальянский действительно улучшается. Чего не скажешь о моей внешности. И только с седьмой попытки мне удается записаться к парикмахеру. Ну хоть что-то.

После обеда становится так тепло и солнечно, что я говорю себе: хватит киснуть! У меня рождается замечательный план: отправиться на прогулку, но не просто так, а с последующим гастрономическим вознаграждением. Ближайший к Триальде ресторан «Марио и сыновья» находится в Вердедже, до которой километров десять. Я выйду из дома в шесть вечера и пойду туда пешком. А Бруно попозже выедет на машине и меня подхватит. Так что как раз к восьми мы окажемся в ресторане и плотно поужинаем.

Сначала все идет как по маслу. Я шагаю по пустой дороге, наслаждаясь видами и ласковым предзакатным солнышком. Оно освещает всю долину розово-апельсиновым светом. Такой свет любят рисовать арбатские художники, но в реальности я его еще никогда не видела. Постепенно солнце превращается в полукруг, потом в полоску, в точку – и теперь меня окружает плотная, непроглядная тьма. Я знаю, что слева – пропасть. Справа – стена гор. Что впереди – непонятно. Я начинаю идти быстрее, жмусь к скале – хоть какая-то, но защита. Вдруг раздается страшный треск, и из кустов прямо на меня выпрыгивает огромное чудовище с горящими глазами. Я отчаянно визжу и скачу в сторону пропасти. Визжит и эхо. И снова – тишина. Отдышавшись, соображаю: скорее всего, чудище ломилось не ко мне, а от меня. Может, это был кабан, а то и антилопа. А скорее всего, какой-нибудь безобидный барсук. У страха глаза велики!

Чтобы окончательно прийти в себя, звоню Бруно. Нет, он еще и не думает выезжать, сидит у камина и читает. А что, уже пора? Я собираю в кулак остатки храбрости и отвечаю, что еще рано. Шагаю дальше. Глаза уже привыкли к темноте, и от этого мне делается еще более жутко. Потому что горы, днем такие зеленые, мохнатые и дружелюбные, ночью превращаются в черную безжизненную массу.

Впереди появляются огоньки – я дошла до моста. Это гигантское, но совершенно бессмысленное сооружение никуда не ведет. Его построили пятьдесят лет назад, просто чтобы проверить: можем ли мы соорудить такой длиннющий и высоченный мост? Не упадет ли он? Можем! Не упадет! Позже такие мосты стали обычным делом в горной Европе, но наш некоторое время был самым-самым. А теперь его облюбовали самоубийцы. Вся ограда утыкана увядшими цветами, кое-где висят таблички: «Тиберио! Помним и скорбим», «Мария-Серена, мое сердце рыдает». Мне больше всего импонирует учительский тон: «Фабрицио! Зачем ты это сделал?!»

Некоторое время я стою на мосту и дрожу в окружении призраков. Но вот уже мигают фары – раз, другой, – потом я слышу звук мотора, и появляется мой герой-спаситель! В машине тепло и уютно. Бруно спрашивает, не было ли мне страшно.

– Ну так, чуть-чуть, – небрежно отвечаю я.

Через пять минут мы на месте. Ресторан почти пуст: какое-то семейство уже расплачивается, а у барной стойки на повышенных тонах беседуют краснорожие мужчины в камуфляже – оба хромые, с палочками. Но их крик совершенно не мешает хозяину безмятежно дремать перед телевизором. Наше появление его страшно изумляет:

– Но почему вы не позвонили! Не предупредили!

– Я звонил на прошлой неделе, – парирует Бруно, – и вы мне сказали, что ресторан открыт всегда, семь дней в неделю, без выходных и праздников.

Однако крошечный сицилиец Марио не сдается:

– Да, мы открыты семь дней в неделю, это чистая правда. Но если никто не звонил, то мы ждем, пока поужинают все, кто всегда у нас ужинает, – а вы же сами видите, что они уже поужинали, – и отпускаем повара домой. Подождите, пойду узнаю, что делается на кухне. И уходит прочь.

– Поехали домой, – говорю я, – ну их.

– Я мяса хочу! – горячо шепчет Бруно.

Дома мяса нет, а я его, после всех пережитых кошмаров, тоже очень, очень хочу. Появляется хозяин и виновато разводит руками:

– Разве что мяса можем вам пожарить, но только одна порция осталась. Ну и закуски.

Мы – так и быть – соглашаемся. Пока ждем еду, Бруно рассказывает, что сыновья хозяина – тройняшки, учатся в Генуе, но летом, на каникулах, работают здесь официантами. Им пришла в голову гениальная идея: когда в ресторан приезжают иностранцы, не слишком хорошо знакомые с итальянской кухней, то им вручают особое меню – оно выглядит как настоящее, но в нем фигурируют такие блюда, как «кишки новорожденных зайчиков на гриле», «рагу из черных белок со змеями и травами», «бальзам, настоянный на оливковых дровах и ослиных мозгах» и прочие «традиционные лигурийские блюда» в таком же духе. Практически все принимают это за чистую монету и пытаются заказать «карпаччо из живой крысы под маринадом из буйволиной сыворотки».

От голода я даже смеяться не могу.

Хозяин приносит деревянный круг с закусками, и в тот же самый момент у Бруно звонит мобильный телефон: это мамма хочет узнать, что у нас на ужин. Бросив жадный взгляд на еду, он убегает на улицу – здесь слишком шумно. Обстановка у барной стойки накаляется. Я не могу понять ни слова, так как мужчины орут друг на друга на диалекте, но мне снова делается очень страшно. Потому что я наконец отчетливо вижу: они не хромые и не на палки опираются, а на ружья. Наверняка заряженные. Мне очень хочется сползти под стол, но тут возвращается Бруно.

– Немедленно уходим, только аккуратно. Они вооружены. Сейчас будет стрельба.

Бруно ничего не понимает. О чем я говорю? Сейчас же принесут мясо! И он набивает рот оливками.

– Ты что, не видишь, что у них ружья?

– Это потому, что сегодня среда. Охота разрешена по средам и воскресеньям. В чем проблема?

– Тот, который повыше, разъярен и себя не контролирует! Слышишь, как он орет?

Бруно навостряет ухо.

– Лук… – переводит он услышанное на итальянский. – Чеснок… Розмарин…

В этот момент раздается шипение. Хозяин тащит огромную сковородку, на которой стреляют жиром жареные колбаски, стейк говяжий, стейк свиной, кусочки кролика, отбивная куриная грудка, пахучий кабан, тушеная коза и непонятное жестковатое мясо, которое не удается идентифицировать (конина или ослятина, считает Бруно). Я все-таки не могу успокоиться, хотя охотники уже убрались прочь.

– Так они не ссорились?

– М-м-м-м, – отрицательно мычит Бруно.