Страница 17 из 78
– И все же она не сдается, – я вспомнил решимость в глазах Корделии.
– Не сдается, – повторила Изабель. – Она говорит, что ее не посмеют тронуть. Положение отца и неизбежная шумиха в прессе невыгодны для этих бандитов. Общественное мнение будет не на их стороне.
– По-твоему, она права?
В глазах Изабель блеснули слезы.
– Я молюсь, чтобы так оно и было. Но однажды какой-нибудь ретивый полицейский может решить, что с него хватит.
– А твой отец не может ее остановить?
– Никто не может ее остановить. Ни он, ни ее муж. Пойми меня правильно. Не будь она моей сестрой, я бы считала, что она делает огромное дело и должна его продолжать. Но... она моя сестра.
Изабель смахнула слезинку.
– Я бы гордился такой сестрой.
Она взглянула на меня и слабо улыбнулась.
– Послушай... – я запнулся.
– Что?
– Ты не откажешься со мной сегодня поужинать?
7
Изабель ждала меня в холле гостиницы. На ней было то же черное платье, в котором она ходила на встречу с друзьями пару дней назад. Оно ей очень шло, подчеркивая стройную фигуру.
– Выпьем чего-нибудь на пляже? – предложил я.
– С удовольствием. Показывай дорогу.
Вдоль знаменитой Авенида Атлантика выстроились проститутки в обтягивающих шортах и с полосками ткани, едва прикрывавшими грудь. Они стояли, прислонившись к припаркованным у тротуара автомобилям, в надежде подцепить клиентов из проезжавших мимо машин. Мы остановились у одного из лотков, тянувшихся вдоль края пляжа, и заказали два пива.
Разговор не клеился. Пара попыток его завязать успехом не увенчалась. Я не мог понять, то ли Изабель чем-то обеспокоена, то ли просто не в настроении.
Малыш лет четырех с тонкими чертами лица и огромными глазами подошел к нам, предлагая купить жвачку. "Nao, obrigado", – сказал я и жестом показал, чтобы он уходил, но мальчонка не обратил на меня никакого внимания. Изабель что-то резко произнесла по-португальски. Ребенок, не говоря ни слова, отошел и направился к соседнему столику. Бармен, выйдя из-за прилавка, грозно хлопнул в ладоши. Малыш исчез.
Мы снова умолкли. Мальчонка был ровесником Оливера. Интересно, превратится ли он со временем в еще одного Эуклидиса, невозмутимого двенадцатилетнего киллера?
В этот момент женщина с оплывшим лицом и крашеными светлыми волосами, громко прихлебывавшая свой caipirinha за соседним столиком, шатаясь, поднялась. Она сделала несколько шагов, и ее вырвало прямо на песок.
– Пойдем отсюда. Я не зря всегда предпочитала Ипанему Копакабане.
Мы устроились в рыбном ресторанчике на краю пляжа Ипанема. Обстановка была живая, шумная, приятная, но из меню я понял разве что названия вин.
– Мне понравился твой отец. Очень симпатичный человек.
– Очень. Хотя он и доводит меня порой до белого каления.
– Ты хотела работать с финансами, чтобы быть похожей на него? – спросил я, наливая Изабель вина.
Она подняла голову. Казалось, она решает, насколько можно быть со мной откровенной. Я выдержал ее взгляд, хотя мне с трудом удалось сохранить на лице бесстрастное выражение.
Наконец Изабель улыбнулась.
– Нет. В университете я ненавидела все, что связано с финансами. И уж точно не собиралась подражать отцу. Меня тошнило от всего, что творилось вокруг. Нищета, соседствующая с роскошью. Мне хотелось что-то изменить. Изменить причины, а не лечить симптомы, как это делает Корделия. – Она заговорила свободней. – Ты и сам знаешь, как человек воспринимает мир, когда ему двадцать. Ты думаешь, что если бы только мир понял то, что понимаешь и знаешь ты, все изменилось бы к лучшему. Остается только объяснить всему остальному человечеству его заблуждения.
– Мне это знакомо. Раньше я был убежден, что если бы правительство управляло экономикой во благо всего народа, а не просто для кучки богатых негодяев, все было бы прекрасно. А потом я провел два года в Советском Союзе. После этого очень сложно стало оставаться социалистом. В конце концов я плюнул на все и зарылся в свои книги.
– Я как зачарованная слушала ваш разговор о литературе, – сказала Изабель. – Мне нравится читать, но ты просто влюблен в книги. Как и Papai.
– Я действительно люблю литературу. Особенно русскую. Она обращается к душе. Экономика по своей сути – барахло, чушь. Казалось бы, финансы – очень конкретная тема, но однозначных ответов как не было, так и нет. Зато когда я читаю Пушкина, передо мной открываются глубокие истины о каждом из нас. Я могу читать одно и то же стихотворение снова и снова – и каждый раз открывать в нем что-то новое.
Читать я любил всегда. В детстве у меня хватало друзей для игр на улице, но дома я был один. И постепенно увлекся чтением. Это не было просто времяпрепровождением или бегством в воображаемый мир. Книги стали моим убежищем, моей семьей, моим домом.
Над столиком почтительно склонился официант. Изабель продиктовала заказ.
– Каким же ветром тебя занесло к нам?
Я усмехнулся.
– Деньги. К тому же хотелось убедиться, по силам ли мне это. Пойми меня правильно, я вовсе не собираюсь провести всю свою жизнь в Сити. Несколько лет, пока не подзаработаю как следует. А потом снова вернусь к своим книгам и преподаванию.
– Ты уверен, что у тебя получится?
– Думаю, да. А ты сомневаешься?
Изабель с минуту изучала меня.
– Что ж, может быть. Не знаю, правда, придется ли тебе это по вкусу.
– Ты о чем?
– Видишь ли, ты умен, хватаешь все буквально на лету, легко располагаешь к себе людей. Но чтобы преуспеть в нашем бизнесе, человек должен иметь инстинкт хищника. А какой из тебя хищник?
Я почувствовал себя не на шутку задетым. С самого начала у меня были те же сомнения, но я намеревался доказать себе и миру, что это не так.
– Можешь не сомневаться. Если уж я хочу добиться чего-то, обязательно добьюсь. – Я хотел произнести эти слова жестким и уверенным тоном, однако вышло довольно жалко.
Уголки ее губ дрогнули. В глазах появились насмешливые искорки.
– Ты слишком приличный мальчик для такой игры.
– Р-р-р! Я умею рычать и кусаться! А если меня разозлить... Р-р-р!
Изабель ухмыльнулась.
– Неубедительно.
– Ну ладно, а ты? Перекусываешь пополам продажных чиновников?
– Иногда сама удивляюсь. И они, кстати, тоже.
– Ты-то как оказалась в этом бизнесе? Все-таки брокерская фирма – не Всемирный фонд развития.
– Это точно. Отучившись здесь, в Рио, я отправилась изучать экономику развития в Соединенные Штаты. В Колумбийский университет. И, наверное, пришла к тем же выводам, что и ты. Один человек мало что может изменить.
– Но почему банковская система? Это что, не продажа души дьяволу?
– Из-за отца.
– Он хотел, чтобы ты вошла в семейный бизнес?
– Наоборот. Если бы я родилась мальчиком, конечно, все было бы иначе. Papai всегда хотел сына, но мама умерла прежде, чем успела подарить ему наследника.
Мне было интересно узнать хоть что-нибудь о матери Изабель, но я счел за лучшее не касаться этой темы.
– Мне жаль.
Она пожала плечами.
– Мне было всего два года. Конечно, хотелось бы знать ее поближе, но... – Ее глаза на мгновение застыли. – Извини. В общем, я родилась девочкой. А девочки в обществе, к которому принадлежит мой отец, к двадцати пяти годам выходят замуж за мальчиков из приличных семей. Получить образование – пожалуйста. Можешь даже поработать год-другой. Но отдаваться профессии всерьез?! И вот я в Штатах. Где вижу, как женщины делают успешную карьеру в самых разных областях. Они становятся адвокатами, банкирами, врачами. Конечно же, все это не для меня. Я ни о чем подобном и думать не могла. А потом я узнала, что Марселу, человек, за которого я должна была выйти замуж, преспокойно развлекался с одной из моих подруг, пока я была в Нью-Йорке.
– Ничего себе...
– Именно. Ничего себе. Тогда-то я и решила сделать себе карьеру в банковском деле, в бизнесе, которым занимался отец. Я поступила на работу в Banco Evolucao в Сан-Паулу. Но в Бразилии женщине чудовищно трудно доказать, что она тоже человек, особенно если у нее такой отец. И три года назад я уехала. За это время добилась разрешения на выпуск пятнадцати серий облигаций в Бразилии.