Биржевой дьявол

Я улыбнулся.

– Не далее как три недели назад "рассказывал о нем студентам.

– Очень, очень бразильская тема.

– О чем это, Papai? – спросила Изабель.

– Расскажите ей, – сказал Луис.

– Помещик и его работник застигнуты в дороге метелью. Помещик пробует спастись, оседлав единственную лошадь и оставив работника идти пешком. По дороге лошадь сбрасывает седока. Пробираясь через сугробы, помещик размышляет о том, насколько бессмысленным было его существование: одиночество, эгоизм, жестокость – наверное, столь же бессмысленной будет и его смерть. Он возвращается и видит, что работник замерзает на снегу. Помещик накрывает его своим телом. Утром, когда вьюга кончилась, их находят. Работник выжил, но хозяин умер.

Изабель, не отрывая от меня темных глаз, ловила каждое слово.

– Какая прекрасная история.

– Толстой выразил в ней то, что считал долгом высшего сословия.

– Бразильцам стоило бы почитать этот рассказ, – проронил Луис.

– К сожалению, современники Толстого не слишком склонны были его усваивать. Потому-то спустя сорок лет и произошла революция.

– Здесь революции не будет. Будет просто анархия, взрыв насилия и нищета.

– Ваша дочь рассказала вам, чем мы тут занимаемся? – спросил я.

Изабель заметно смутилась.

– Она не любит говорить со мной о работе, – сказал Луис. – Наверное, так оно и лучше. Наши банки слишком часто оказываются на конкурирующих позициях.

Я бросил взгляд на Изабель. Она пожала плечами. И тогда я рассказал о проекте favela. Луис внимательно слушал, время от времени посматривая на дочь, но та старательно избегала встречаться с ним глазами.

Когда я закончил, воцарилось молчание. Потом Луис поинтересовался:

– Так когда же будут выпущены облигации?

– Мы надеемся, что в ближайшие две недели, – ответила Изабель.

– В таком случае пусть ваши люди свяжутся со мной. Я хочу приобрести пакет для нашего банка.

– Papai, ты ведь никогда не имеешь дела с Dekker!

– Не имею. Но это совсем другая ситуация. Я считаю, что Banco Horizonte должен поддержать такую инициативу.

Изабель растерялась и не смогла этого скрыть.

– Что-то не так, детка?

– Papai, ты просто хочешь сделать мне приятное?

– Нисколько. Это действительно хорошая идея, и она заслуживает поддержки. Я рад, что у вас все идет хорошо. А, вот и ланч.

Мы сели к столу, нам подали бифштексы и салат. Мясо оказалось нежным и гораздо более проперченным, чем то, к которому мы привыкли в Англии. Салат был приготовлен из овощей, добрая половина которых мне была неизвестна. Но все выглядело очень аппетитно.

Мы усердно принялись за еду, и на какое-то время за столом воцарилось молчание. Его нарушил Луис:

– Я думал вот о чем, Изабель... Отчего бы тебе не перейти в мой банк?

– И чем же, по-твоему, я там занималась бы? – возмущенно вскинулась девушка.

– Ну, не знаю. Уж, наверное, что-нибудь мы для тебя придумали бы. Опыта ты уже набралась достаточно, и найти ему приложение – не проблема.

– Papai...

– Тебе все это пошло бы только на пользу. Вернулась бы в Рио, пустила корни...

– Papai! – Изабель бросила быстрый взгляд на меня, потом резко повернулась к отцу, разразившись эмоциональной речью по-португальски. Луис пытался было возражать, но не смог вставить ни слова. В конце концов оба смолкли.

Я с преувеличенным вниманием занимался бифштексом.

– Прошу простить мою дочь... – начал Луис.

– А что, собственно, произошло? – возразил я. – Близкие люди потому и близкие, что с ними можно разговаривать, ничего не стесняясь. И кстати, – мне показалось, что лучше сменить тему, – а нельзя ли посмотреть на фавелы поближе?

Я сказал это просто для того, чтобы как-то разрядить возникшее напряжение. Но меня и в самом деле интересовали эти поселения, о которых я уже столько слышал.

– Ты могла бы отвести его к Корделии, – сказал Луис.

Изабель все еще хмурилась, но при этих словах отца оживилась.

– Это можно. – Она посмотрела на меня. – Хочешь?

Я откашлялся.

– Конечно. А кто такая Корделия?

– Моя сестра. Она работает в приюте для бездомных детей в одной из фавел. Сегодня она тоже там. После ленча мы могли бы туда отправиться.

– Отлично, – воодушевился я.

– Кстати, у Корделии кое-какие новости. – Луис искоса посмотрел на Изабель.

Она на секунду задумалась, потом радостно ахнула.

– Неужели беременна?

Луис с деланным безразличием пожал плечами, но не смог сдержать улыбку.

– Спроси у нее сама.

Изабель сделала большие глаза.

– Но это же чудесно! Представляю, как она счастлива, да и ты тоже. Из тебя выйдет великолепный дедушка!

По лицу Луиса было понятно, что эта роль ему явно нравится.

– Теперь мы просто обязаны повидать ее, сегодня же, – обратилась Изабель ко мне.

– Я не хотел бы вам мешать. Может быть, тебе стоит пойти туда самой?

– Ни в коем случае. Я очень хочу, чтобы вы познакомились. – Меня это слегка удивило. Почему Изабель так хочет познакомить меня со своей сестрой? – Я хотела сказать, что тебе было бы полезно увидеть один из этих приютов.

– Что ж, прекрасно. Я готов.

6

Я буквально истекал потом, взбираясь по пыльной тропинке в лучах палящего послеполуденного солнца. Я едва дышал, с каждым вдохом втягивая в легкие отвратительный запах человеческих экскрементов, к которому примешивался аромат гнилых продуктов и алкоголя. В Англии я был высоким, смуглым и худощавым человеком весьма среднего достатка. Здесь же, продираясь сквозь грязь и вонь, я казался себе непристойно белым и непристойно жирным богачом-европейцем.

Машина Луиса вместе с водителем осталась далеко внизу. Большинство фавел располагается на холмах, увы, совершенно неприспособленных для того, чтобы строить на них нормальные дома. Наскоро сколоченные хижины лепились одна к другой по обе стороны тропинки. Построены они были из всех мыслимых и немыслимых материалов, хотя, похоже, преобладали кирпич и фанера. Крошечные дыры в стенах заменяли окна, и из темноты, царившей внутри, до меня доносились какие-то непонятные звуки. Пестрое белье, переброшенное через подоконники, оживляло монотонность красного кирпича и серых кое-как оштукатуренных стен. Повсюду были дети. В основном полуголые, но попадались и просто нагишом. Одни гоняли обруч, другие с азартом играли в футбол, что на таком склоне было нелегким занятием. С громким плачем ковылял на нетвердых ножках светловолосый ребенок лет двух. Какая-то негритянка подбежала к нему и взяла на руки.

Мы прошли мимо рядов с фруктами и овощами, выставленными на продажу. За одним из лотков стоял шоколадного цвета мужчина в желтой майке с надписью по-английски "Who dies with the most toys wins". "Побеждает тот, кто умрет, собрав больше всего игрушек". Чертовщина какая-то.

Группа ребят постарше проводила нас презрительными взглядами. Из рук в руки они передавали друг другу пластиковый пакет. Каждый по очереди делал глубокий вдох, после чего пакет продолжал свое движение по кругу.

– Ты уверена, что здесь не опасно? – спросил я.

– Абсолютно не уверена, – ответила Изабель, шедшая чуть впереди.

– Значит, опасно?

– Да.

– Вот как...

Дождя не было уже несколько дней, но под ногами там и сям вместо песка попадались лужи. Вдоль тропинки текла сточная канава. Я предпочел не думать о том, куда наступаю.

Вскоре мы добрались до небольшого относительно ровного плато, на котором стояла крошечная наспех сколоченная церквушка и какое-то квадратное строение со стенами, изукрашенными яркими граффити. Я остановился, чтобы перевести дыхание и, обернувшись, посмотрел вниз. Под нами расстилался фантастический вид. Белые здания города змеились, огибая зеленые холмы, по направлению к сияющей глади океана. Я поискал глазами статую Христа, которая видна в Рио отовсюду. Сейчас ее закрывало облако, наползшее на макушку горы.