Сети любви

Теперь она знала точно: Чарли умер. И почувствовала только тупую тоску. Наконец она может вспоминать разные вещи и улыбаться этим воспоминаниям. Ужасные, жестокие дни горя прошли.

Теперь она может смотреть в будущее. У нее осталось дитя, шевелящееся во чреве.

– Подъем на этот утес очень опасен, хотя и весьма бодрит, – сказала ей графиня, когда они сидели в утренней гостиной и вышивали. – Это большое напряжение – добраться до вершины. Эдмунд разрешил мне сделать это только после того, как я клятвенно обещала держаться за его руку всю дорогу. Тогда мы были обручены. – И она улыбнулась своим воспоминаниям.

– Мне очень хочется опять увидеть море, – проговорила Эллен. – Как-то странно, что мы так близко от него и все еще его не видели.

– Английский дождь! – сказала графиня. – Но я все еще хочу остеречь вас: вероятно, вам не следовало бы преодолевать этот подъем. Я побуду на берегу с вами, если хотите, и мы станем прогуливаться, внизу, как почтенные матроны.

– Потому что я в положении? – спросила Эллен. Графиня наклонила голову над работой.

– Мы, естественно, знаем об этом, – ответила она. – А Ваш свекор объявил об этом во всеуслышание.

– Я чувствую себя прекрасно. И не так устаю, как было поначалу. Но наверное, вы правы. Я погуляю по берегу, где нет подъемов.

– Я рада за вас, – сказала графиня. – Вы умеете обращаться с детьми. Вы счастливы, не так ли?

– Да. – Эллен положила работу на колени. – Ах, очень! Я не думала, что со мной это может произойти. Я уже смирилась с тем, что останусь бездетной.

– Это ведь самое удивительное чувство в мире, правда? – сказала леди Эмберли, дружелюбно улыбаясь. – Под конец чувствуешь себя тяжелой, неповоротливой, сонной, а потом наступают все эти муки – рождение. А когда все позади, думаешь, что никогда больше не решишься на такие страдания. Но пройдет пара месяцев – и начинаешь подумывать, что в конце концов можно проделать это еще разок. – Она засмеялась. – В настоящий момент я нахожусь именно на этой стадии и очень вам завидую.

Вдовствующая графиня также нашла возможным посоветовать Эллен не рисковать с этим подъемом.

– Молодежь окончательно обезумела, дорогая моя, – сказала она. – Они стремятся расточать свою энергию. Но вам не следует этого делать. А за падчерицу не беспокойтесь: Эдмунд и Уолтер проследят, чтобы с ней все было в порядке.

– Я уже решила, что не стану подниматься на утес, сударыня, – сказала Эллен. – Если дождь перестанет, я его увижу и так.

Эллен снова подивилась: обе леди, прекрасно осведомленные о ее беременности и, без сомнения, подозревающие, кто отец ребенка, относятся к ней абсолютно непредубежденно и даже с симпатией.

На следующий день к вечеру лорд Иден отыскал ее, когда она пыталась уединиться в оранжерее. Она занималась своей вышивкой. Улыбнувшись ему, она снова погрузилась в работу. Хотя и чувствовала исходящие от него импульсы напряжения, беспокойства.

Она шила – руки ее мерно двигались.

– Эллен, – сказал он, – я считаю, что мы должны пожениться.

Ее иголка застыла в воздухе.

– Я знаю, что ваш траур еще далеко не окончился, – продолжал он. – Я знаю, что вы любили Чарли и всегда будете любить его. Я знаю также, что вы в состоянии взять на себя заботы о ребенке и сделаете это с охотой. Но все равно это ведь будет незаконный ребенок. Вы лишили его возможности носить достойное имя Чарли. Так пусть он носит мое имя. Выходите за меня. Хорошо?

– Нет, Доминик, – ответила она. – Ничего хорошего в этом нет.

– Почему, Эллен? – Он стал перед ней так, чтобы видеть ее лицо. – Как мне представляется, это единственное, что мы можем сделать для своего ребенка.

– Я уже была замужем, – сказала она, – и мы любили друг друга. Я не могу даже подумать о браке без любви. Он едва заметно поморщился.

– Я знаю, что вы меня не любите. – Эти слова ему дались с трудом. – И не жду от вас, Эллен, этого чувства. Но нас ведь трое, а не двое. Я могу встать и уйти и жить дальше так, как мне заблагорассудится. Вы тоже можете уехать к вашему отцу либо найти подходящее место в деревне и жить как вам заблагорассудится. Но ведь есть он, у которого нет выбора. Наше дитя войдет в жизнь с клеймом внебрачного ребенка. Вы хотите этого?

– Я воспользуюсь возможностью сделать свой выбор – посвятить ребенку всю оставшуюся у меня жизнь, – сказала она. Глаза ее были устремлены на его руки, державшие ее за запястья – так она не могла отвлечься на рукоделие.

– Эллен, этого недостаточно, – возразил он. – И все деньги, и прекрасное образование, которое я смогу обеспечить ему, не изменят его положения в глазах света – он все равно будет оставаться незаконнорожденным.

Она закрыла глаза.

– Выходите за меня, Эллен, – повторил он. – Если вы любите наше дитя, выходите за меня замуж.

– Мы скоро возненавидим друг друга, – возразила она. – Существует только один достойный повод для вступления в брак, Доминик, а в нашем случае он отсутствует.

– В таком случае мы должны воспользоваться тем, что? у нас есть, Эллен. Мы нравимся друг другу. Вы признались мне в этом только вчера. И мы оба желаем счастья ребенку, которого вместе зачали. Нет причин, по которым бы наш брак не оказался вполне удачным.

Она закусила нижнюю губу и посмотрела на него, замотав головой.

– Это не так, Доминик.

– Но ведь от нас многое зависит, Эллен, – сказал он, не отпуская ее рук. – Скажите «да», Эллен. У нас есть только один достойный выход.

Она склонилась к его рукам и заглянула в его зеленые глаза, с тревогой устремленные на нее. И почувствовала, что попалась в ловушку. Тогда, пять лет назад, у нее почти не было выбора и она попросила Чарли жениться на ней. Теперь ситуация была более безвыходной. И он прав в том, что главное – это ребенок. О каком личном выборе можно теперь говорить?

Два вынужденных брака. Разница только в одном: тогда она точно знала, что Чарли ее любит, что она может сделать его счастливым, а значит, и стать счастливой самой. Теперь она выйдет замуж из чувства долга перед существом, которое является всего лишь частицей ее, но вовсе не ею самой.

Доминик не подозревает о сложностях подводных течений в отношениях, связанных с браком. Ее любовь к нему станет безнадежной, она зачахнет и умрет. Станет цепью у него на шее, он будет сопротивляться чувству и возненавидит ее.

А ребенок окажется посредине, как она оказалась посредине между ревностью и ненавистью своих родителей. Но без их брака дитя окажется незаконным и никогда не будет пользоваться уважением общества.

Действительно, выбора нет.

– В таком случае, – сказала она, растягивая слова, – я выйду за вас, Доминик.

Он стиснул ее руки так, что ей стало больно.

– Вы не пожалеете об этом, – сказал он и поднес ее руку к губам. – Я постараюсь, чтобы вам никогда не пришлось об этом пожалеть, Эллен. Могу ли я объявить об этом сегодня вечером?

– Нет. – Она отняла у него руку, встала и отвернулась. – Нет, не сегодня. Дженнифер еще не знает. Я… я еще не нашла подходящего момента, чтобы сказать ей. Дайте мне пару дней.

Он стоял рядом с ней, положив руки ей на плечи.

– Столько дней, сколько захотите, – сказал он. – Не считайте себя обязанной торопиться. И не будьте несчастной, Эллен. Я не хочу видеть вас несчастной. Все будет очень хорошо, вот увидите.

Она с решительным видом повернулась к нему и улыбнулась.

– Для только что обручившейся пары, – сказала она, – мы выглядим довольно уныло, да? Мы должны постараться быть друг с другом нежными, Доминик. И откровенными. Последние несколько дней я чувствую шевеление ребенка. Я не могу ошибаться. Это повторялось не один раз.

– Вот как? – Глаза его расширились, и он заглянул в ее; глаза. Лицо его осветилось теплой улыбкой, озарившей его светом радости.

Она потупилась, тая ответную вспышку счастья.

На третий день не только прекратился дождь, но и туман поднялся над горой и долиной, ушли облака и засияло солнце. Свежий ветер принес с моря бодрящий запах соли.