Эрина

- Брожение умов солдатских, - вместо слов прощания произнес Спаноиди, - не так страшно, как брожение умов офицерских. Особенно, я бы сказал, штаб-офицерских.

- Честь имею, - сделал я вид, что не его слова меня вовсе не касаются - и вышел.

Последние минуты перед атакой самые нервные. Всегда и для всех. Офицеры стоят, как один, уткнувшись в наручные часы и брегеты, отсчитывающие последние секунды артобстрела. Все следят за самой тонкой стрелочкой часов, буквально летящей по циферблату. И вот последние шары демонов улетают в сторону альбионских позиций. Мы прячем часы. Унтера берутся за старомодные свистки, другие - готовятся включить встроенные в доспех динамики.

Я первым вскидываю руку, за мной - остальные обер-офицеры, и тут же подключаются унтера. Воздух разрывают жуткий свист и вопли из динамиков, а потом обычные крики, сливающиеся в протяжный вой. Солдаты выскакивают из окопов, мы стараемся не отстать от них. Легкие орудия катят самые сильные бойцы расчетов, закованные в самую прочную броню. Их обычно за глаза называют першеронами, хотя за подобные шутки можно и по сопатке получить. Последними тащат лафетах малые мортиры. Их расчетам бежать меньше всего - не более трети ничьей земли, а оттуда уже можно швырять мины во вторую и третью линию вражеских окопов.

Сколько было орудий у альбионцев до начала бомбардировки я, конечно, не знал и знать не мог - даже разведка давала очень приблизительные цифры. Однако и после нее осталось достаточно много. Они открыли огонь в ту же минуту, как первые драгуны начали выбираться из окопов. Разнокалиберные снаряды врезались в землю вокруг нас, взрывались, валя солдат, осколки свистели, срезая бойцов. Альбионцы палили изо всех оставшихся орудий, видимо, стволов у них было мало, а вот боеприпаса с избытком. Малые и большие калибры швыряли снаряды в нас, вскоре к ним присоединились и пулеметы. Их стрекот органично влился в симфонию битвы, слившись с остальными звуками. К осколкам присоединились еще и пули.

Это заставило нас бежать быстрее и ниже пригибать головы. Я же в очередной раз задумался о том, что, наверное, глупо не воевать в фуражке - не зря же в комплект наших доспехов входит шлем. А еще Подъяблонскому за нестандартную броню выговариваю.

Бежать вверх по склону, пусть и невеликому, было тяжело. Тем более, что пушек и пулеметов врага мы были как на ладони. Все-таки, надо было настаивать на переброске нам еще и танков - с ними брать эти высоты было бы куда как проще. Но танков у нас нет, значит, как там было в дурацкой песенке "Ну-ка, На уру!". Другого не остается.

Длинная очередь срезала сразу нескольких драгун из первой роты, бежавших рядом со мной. Поднялся только майор Штайнметц - чья броня получше. Я подхватил его под локоть, помогая. Это спасло жизни нам обоим. Вторая очередь просвистела над нашими головами - альбионца пытались добить нас. Да только прицел взяли высоковато. Несколько шагов я буквально протащил майора, а тут и бруствер первой линии окопов.

Мы взбежали на него одновременно со Штайнметцем. Сработали слаженно, будто не один раз дрались вот так вот вместе. Я выстрелил в пулеметчика, майор - срезал лучом второго номера. Мы сбежали с бруствера, кинулись в окопы. Прямо на головы альбионцев.

Ударом обоих сапог я сбросил с банкета вражеского солдата. Не глянув даже не индикатор, нажал на курок. Смертоносный луч сжег кому-то лицо - не спасла железная маска на каске. Я приземлился в самой гуще врагов, не успел даже гранату кинуть. Ударом приклада раскроил чью-то голову. Кажется такой же глупый как я и офицер, пренебрегающий шлемом и каской. Следующему выпустил кишки, всадив штык в живот, провернув и выдернув. Новый выстрел валит с ног очередного врага.

Вражеский офицер, снова в фуражке, вскидывает руку с пистолетом, стреляет - и промахивается. Нет у него времени прицелиться, как следует. Я, не целясь, бью его штыком в грудь. Он дергается, только глубже насаживая себя на клинок. Стряхнув тело, я проскакиваю дальше. Рядом приземляется солдат в драгунской броне, отталкивает сразу нескольких солдат, старясь вытеснить их подальше. Драгун, хоть и уступает вахмистру Быковскому, но тоже здоров и легко справляется с этой задачей. Тут поспеваю и я, выстрелом прикончив альбионца, уже нацелившего штык в бок драгуну. Мы деремся с ним плечом к плечу. Я уже не обращаю внимания на индикатор охлаждения - стрелять некогда, надо бить, бить и только бить. Штыком и прикладом. Альбионцы пытались брать напором, количеством, но мой товарищ оказался удивительно силен. Он гнулся, казалось, даже сейчас под рифлеными подошвами сапог треснет бетон, но не поддавался. Ни на шаг.

Другие драгуны прыгали на головы альбионцам, да и нам тоже. Стреляли редко, все больше били в штыки сразу, расширяя прорыв. В блиндажи, форты и бункеры летели гранаты. Подошедшие огнеметчики выжигали укрепления.

А там и гренадеры подоспели, закрепляя наш первый успех. Враг выбит во вторую линию. Вслед отступающим альбионцам летят гранаты. Они швыряют в ответ. От взрывов звенит в ушах, воздух вокруг трещит, словно гнилое полотно.

- Пулеметы сюда! - кричу я по общей связи. - Шевелитесь, чтоб вас всех!

Пулеметов к переходам во вторую линию окопов притащили даже больше чем надо. К драгунским добавились и те, что сумели снять с вражеских позиций. Кроме того, притащили гору коробов к ним и лент, заправив ими оружие, открыли огонь, чтобы у альбионцев не было даже глупых мыслей о прорыве обратно. Стреляли не особенно интенсивно, так, давали одну-другую очередь время от времени.

Бой, как всегда, закончился, казалось, в считанные секунды. Враг выбит во вторую линию. Осталось дождаться строевиков и можно уже к вечеру организовывать новый прорыв.

Главное, скоординировать усилия. Ведь тут надо организовывать атаку на вторую линию траншей на фронте длиной в несколько километров. Тут уже "на уру" не возьмешь, враг готов к отражению атаки. Скоро в проходах наладят проволочные заграждения, через которые придется продираться, а от союзной артиллерии помощи уже не приходится ждать. Не будут же они палить, рискуя расстрелять и нас. А уж после разговоров среди солдат, я бы ни за что на это не пошел.

- Нельзя нам засиживаться в этой линии, - заявил мне майор Штайнметц, с которым мы плечом к плечу прошли весь этот короткий бой. - Надо на порыве идти дальше.

- Надо дух перевести, - ответил я, - и атаковать уже организованно. Вы длину фронта прикиньте, майор? Один удачный контрудар альбионцев - и все наше наступление рассыплется, что твой карточный домик. И погонят нас обратно в наши траншеи через ничью землю. Да и строевикам пора повоевать.

- Хотите их бросить в атаку? - поинтересовался майор.

- Гренадеры и строевики не в моем подчинении, - пожал плечами я. - Надо бы и с генерал-полковником Волостовым. Он ведь на этом участке фронта.

Командиры трех бригад, моей ударной, гренадерской и строевой, которые, собственно, составляли корпус Волостова, штурмующий Серые горы, собрались в форте, занятом генерал-полковником через час после окончания боя. В траншеях все еще были слышны пулеметные очереди, иногда хлопки гранат. Серьезного прорыва враг сейчас организовать не мог - за час им не перегруппироваться для ответного удара, особенно после столь масштабного артобстрела, да еще и нашей атаки. Нет, сейчас они укрепятся, чтобы не допустить нас во вторую линию, тем более, что мы лишены поддержки союзной артиллерии. Позиционная война, никуда не денешься, она имеет свои законы. Хотя враг еще может удивить нас, кто знает, что там в голове у командующего обороной. Может выкинуть какой-нибудь фортель, пока мы тут будем заседать.

- Я настаиваю, - с удивившей даже меня самого запальчивостью говорил я, - что прорываться дальше именно сегодня. Сразу всем фронтом. Бить через проходы в окопах, пока их не успели перекрыть проволочными заграждениями.

- Это сугубо драгунская тактика, - возражал мне генерал-майор Голоднов, командующий строевой бригадой дивизии, - стремительность, натиск, она неприменима для других полков. Мои строевики не привыкли воевать так. Нам надо закрепиться в новых окопах, обустроить позиции, а потом уже и атаковать. Пусть солдаты льют пот, чем кровь.