Эрина

- Парень, - поймал правой за полу халата проходящего молодого врача генерал-майор, - как вы мне левую руку забинтовали?

Тот склонился над ним, откинул одеяло, хоть и без этого отлично понимал, что с его рукой.

- Простите, ваше превосходительство, - перешел он даже на казенно-уважительный тон, - но у вас левая рука ампутирована до половины плеча. Но перевязь достаточно тугая, крови на бинтах нет.

- Это значит полный абшид, - пробурчал себе под нос генерал-майор, - или в лучшем случае штабная работа.

- Но вы ведь живи, ваше превосходительство, - попытался утешить его молодой врач.

- Без неба мне жизни нету, - перебил его Кулеша. - Подай-ка мне вон тот костыль. И не спорить!

Он ловко выхватил из кобуры, висящей расстегнутой на поясе у врача, пистолет, ткнул стволом в бок, чтобы не думал возражать.

- Я - генерал, в конце концов, - прохрипел Кулеша, - извольте выполнять мой приказ.

Растерявшийся врач, словно автомат, подал генерал-майору костыль. Тот усилием воли сел на постели, при помощи того же доктора поднялся на ноги, пристроил под мышку костыль.

- Веди, - ткнул Кулеша пистолетом в спину врачу, - на взлетное поле.

- Вас, все равно, никто не допустит к полетам, - вяло пытался образумить генерала врач.

- Дурень, - обозвал его Кулеша, - я пока еще начальник истребительной авиации. Сам кого хочешь к полетам не допущу.

Так они медленным шагом добрались до летного поля. В лазарете никому не было дела до странной парочки - врача и израненного, похожего на мумию в своих бинтах, летчика. Слишком много дел было у всех, чтобы еще крутить головой и думать лишний раз, тут бы управиться с тем, что на голову валится. Причем часто в прямом смысле.

Госпиталь располагался, конечно же, в непосредственной близости от летного поля, чтобы раненый, не дай бог, не умер, пока его не донесут до койки. Однако пройти это расстояние, которое санитары с носилками миновали за считанные секунды, Кулеше оказалось совсем непросто. Он медленно хромал, скрипя зубами от боли. Боясь причинить боль, врач поддерживал его под остаток руки, забыв о пистолете и угрозе собственной жизни.

- Это безумие, ваше превосходительство, - продолжал он на ходу увещевать генерал-майора, - не сходите с ума.

- Я на земле скорее с ума сойду, - отвечал Кулеша, - или сдохну от ран. Думаешь, я не чую, как у меня ноги отнимаются. Скоро я ходить не смогу.

- Вот если бы вы, ваше превосходительство, не тревожили раны... - снова предпринял попытку образумить его врач, но генерал-майор только ткнул его пистолетом под ребра. Те отозвались тупой болью.

На летном поле они подошли к первому же легкому истребителю. Тот уже был готов к взлету. Техники отошли от него - и молодой летчик уже готовился забраться в кабину, когда странная парочка приблизилась к машине.

- Спасибо, доктор, - кивнул врачу Кулеша, и уже сам шагнул к пилоту. Молодой человек был так удивлен появлением командующего, которого уже среди живых мало кто числил, что замер, не донеся ноги в ботинке до крыла.

- Господин генерал-майор... - дернув рукой в неуверенном салюте, протянул пилот.

- Освободи машину, поручик, - махнул ему рукой с пистолетом Кулеша, - и помоги мне шлем надеть. И в машину забраться.

- Но, господин генерал-майор, - произнес поручик, опуская руку и становясь на землю, - как же вы в таком состоянии полетите?

- Уж лучше некоторых, - отрезал генерал-майор, - даже с одной рукой. Давайте, поручик, шевелитесь.

Все-таки Кулеша был командиром от бога. После этих слов у молодого поручика вспыхнули щеки. Он сорвал шлем с себя и кинулся натягивать его перебинтованную голову генерал-майора. Кулеша вернул все еще стоящему тут же доктору оружие.

- Вы простите, доктор, если что не так, - извинился он. - Я же не со зла, иначе вы бы точно не пошли.

Врач ничего не ответил. Только выщелкнул магазин из оружия и показал генерал-майору, что в нем нет ни одного патрона. Тот пару раз удивленно моргнул, а потом рассмеялся в голос, отчего заболело в груди, и во рту появился металлический привкус. Опираясь подставленные поручиком руки, Кулеша забрался в кабину, махнул всем и крикнул ритуальное: "От винта!". Истребитель быстро набрал скорость и взлетел в небо.

Он ворвался во вражеское построение. Понимая, что "Летающим крепостям" особого вреда нанести не сумеет, он пролетел мимо них, схватился с первым же истребителем Короткая очередь - и тот разлетается тучей обломков, только плоскости, как летчики называют крылья, в разные стороны. Кулеша пролетает прямо через них, походя, прошивает очередью тяжелый истребитель. Кабина его окрашивается кровью. Неуправляемый аэроплан капотирует и врезается точнехонько в летящий под ним бомбардировщик. Расчет или роковая для альбионцев случайность - кто знает?

Машину генерал-лейтенанта Штернберга с висящим на хвосте альбионцем Кулеша заметил быстро. Он вспомнил обещание, данное перед боем, и атаковал врага, не задумываясь. В небе Кулеша забыл про боль, про свои увечья, и даже отсутствие левой руки. Он легко управлялся с рычагом и правой. А что ноги при каждом движении отзываются болью, левая рука, которой больше нет, ноет, челюсти сводит от постоянного давления, зубы чуть крошатся, - на это наплевать. Он уже похоронил себя. Но гибнуть, не исполнив обещания, генерал-майор решительно не желал.

- Орел-Один, - вызвал он Штернберга, - здесь Ястреб-Один. Сейчас я загоню этого гада под твоего стрелка из аппарели. Пускай уж твой стрелок не промажет.

- Он не промажет, Ястреб-Один, - ответил генерал-лейтенант. - Давай, Ястреб-Один! Гони супостата!

Не смотря на боль, Кулеша подивился задору в голосе всегда расчетливого и идеально спокойного Штернберга.

Генерал-майор нырнул под альбионца, зайдя на атаку с необычного угла. Враг, видимо, понял, что его гонят под пулемет аппарели штурмовика, ринулся в сторону, уходя вверх. Но и Кулеша был пилотом высшего класса. И самолет его был легче, а потому высоту набирал быстрее. С высоты послал две коротких очереди по альбионцу, отнимая у него небо. Чтобы уйти от его пуль, альбионец заложил крутой вираж, завертел бочку. Но стрелок аппарели не подвел - длинной очередью практически разрубил его аэроплан надвое.

- Отлично, Ястреб-Один! - крикнул Штернберг. - Уходу на базу. Дождись меня!

- Не обещаю, - тихо ответил Кулеша, уже уводя машину в каком-то лихом вираже.

Бригадир Гилмур ругался сквозь зубы уже переставая. Он терял машины. Одну за другой. А ведь до зенитных батарей они еще не добрались. Будь прокляты все на свете штабники со всеми их планами и мудрствованиями. Но не разворачивать же теперь машины в обратную сторону. Поздно уже. Слишком поздно.

Оба верхних пилота его "Летающей крепости" были мертвы. Одного очередь из авиапушки превратила в кровавую кашу. Второй болтался на страховочных ремнях. Заменить их нижними не удастся. Те тоже выведены из строя. Пусть и живы, и со своих позиций вести огонь могут, а вот наверх перебраться уже нет. Штурману и бомбардиру Гилмур сам запретил становиться к пулеметам - нечего им там делать. У них своя работа есть. Как и у остальных членов экипажа. Самому бригадиру отчаянно хотелось встать к пулеметам, но он одергивал себя, заставляя держаться за рычаг и не думать о том, что мог бы сделать. Бардаку не место в отлаженном механизме, который должен представлять собой экипаж подобного воздушного корабля. Тем более, что и самому Гилмуру пришлось пострелять в неосторожных штернов из спаренного носовой пушки. И это всякий раз заканчивалось для них смертью.

Вот и теперь его атаковал отчаянный истребитель. Легкая машина могла нанести вред только кабине из бронестекла, вряд ли ее пулеметы пробьют фюзеляж. Подтверждая его слова, на крыльях вражеского аэроплана заплясали огоньки. Стекло кабины пошло звездочками. Пули с противным визгом ушли куда-то внутрь самолета. Бригадир Гилмур, не думая, нажал на гашетку - спаренная авиапушка выплюнула короткую, в три выстрела очередь.