Страница 3 из 13
По расчищенной кем-то дорожке ребята подошли к невысокому крылечку из трёх ступеней, поднялись по ним, и Саша постучал в дверь. Никто не отозвался, а дверь, реагируя на лёгкие удары руки, приоткрылась ещё больше…
Глава 3
В комнате уже вовсю царствовали вечерние сумерки, затемняя отдалённые уголки жилища, и поэтому ребята ничего не могли разглядеть. Очевидным было только то, что в домике кто-то есть кроме них. И теперь к тому самому странному звуку, издававшемуся, оказывается, ничем иным, как заевшей старой грампластинкой с надписью «А. Вивальди» на наклейке, добавилось ещё и чьё-то сопение в углу, которое периодически сменялось негромким храпом. Как ни странно, но этот звук не испугал их, скорее наоборот – успокоил. Так и хотелось лечь где-нибудь и уснуть.
Но ложиться в чужом доме без приглашения хозяев не хотелось, исходя из двух соображений: и неприлично как-то, да и опасно к тому же. Поэтому Саша сжал покрепче руку сестры и… перешёл к активным действиям – кашлянул, надеясь быть услышанным. Но сопение, не обращая никакого внимания на посторонние звуки, продолжалось в прежнем размеренном ритме, навевая дрёму на окружающих.
Мальчик кашлянул громче – тот же результат. Но тут Аня, крутясь на месте в попытке разглядеть того, кто сопел в тёмном углу, задела ногой что-то. Сама она, пользуясь поддержкой руки своего брата, удержала равновесие и осталась на ногах. А вот это «что-то» грохнулось на пол. При этом звук был таким громким, что его, как показалось ребятам, услышали даже на другом конце леса.
В дальнем углу домика послышалось какое-то шевеление, а потом послышался надтреснутый старческий голос:
– Кто здесь?
– Это мы… – чуть слышно пробормотал Саша, не зная, как себя вести в подобной ситуации. До сих пор ему не приходилось бывать в чужом доме в тот момент, когда хозяева спят.
– Кто это «мы»? – проскрипело в углу.
– Мы – это я и моя сестра Аня, – ответил мальчишка уже смелее. Голос из темноты показался ему совсем не злым, и он почувствовал себя намного уверенней. Но руку сестры Саша по-прежнему крепко сжимал в своей ладошке. Причём, было непонятно – это он сестру бережёт от страха или сам пытается от него спрятаться.
– Сейчас увидим, – послышалось из угла. Затем раздался какой-то шорох, и вдруг помещение внутри озарилось каким-то тёплым голубоватым светом. И ребята увидели, что перед ними, на странной резной кровати (такие, наверное, делались ещё в глубокую старину) сидел благообразный старичок с припухшим от сна лицом.
Прежде всего, обращала на себя внимание его огромная седая шевелюра, очень напоминающая старые парики, которая, вместе с такой же бородой, окружала лицо белым ореолом. Да и само лицо было очень светлым – из-за толстого слоя пудры на нём. Из-под густых бровей на ребят смотрели удивительно добрые глаза.
А над ним, в изголовье кровати, висели часы с маятником на цепочке. Только маятник этот застыл в каком-то странном положении – отклонившись в сторону от вертикальной оси. Рядом, на полочке, лежала старинная скрипка и такой же смычок. Вроде бы ничего особенного в них не было, и всё же они привлекали к себе внимание. Видно было, что мастер, их изготовивший, потрудился на славу и вложил душу в своё дело.
На противоположной стене висели четыре старинных портрета в красивых резных рамах. На одном из них была изображена строгого вида старуха в белых одеждах и старомодном белом же парике. От неё так и веяло холодом. Как будто ты стоял не перед картиной, а перед открытой дверью морозильной камеры.
Рядом висел портрет стареющей женщины, выполненный в ярких, жёлто-красных цветах. Но, несмотря на яркость красок, женщина выглядела унылой. Да и сама картина не вызывала особой радости. Скорее наоборот – хотелось отвернуться от неё и идти дальше.
Со следующей картины присутствующим улыбалась молодая задорная девчонка в зелёном платье, с распущенными волосами. Даже на картине видно было, что в глазах пляшут огоньки.
Ну и наконец, завершал ряд портрет женщины, на вид – лет тридцати, с серпом в руках и в венке из колосьев пшеницы, с усталым, но довольным лицом.
А на стене напротив входа висела ещё одна картина. Но что на ней было изображено – детям не удалось рассмотреть. Какая-то немыслимая круговерть красок…
Но тогда брат с сестрой не обратили на это внимания и продолжали разглядывать старика, на котором была красивая накидка, вся покрытая узорами из нотных знаков, из-под которой кроме головы видны были только руки – с длинными сухими пальцами. На столике перед ним стояло что-то, очень напоминающее обычную стеклянную банку. Из неё-то и шёл этот непривычный свет. Видя интерес ребят к содержимому банки, старик спросил:
– Вы что, никогда светящихся бабочек не видели?
– Бабочек? – в один голос переспросили брат с сестрой и, осмелев, подошли поближе. В банке действительно сидела почти обыкновенная бабочка. Только в отличие от тех, которых они привыкли видеть дома, эта была значительно крупнее и достаточно ярко светилась тем самым голубым светом.
– Она настоящая? – спросила Аня, протягивая руку к банке.
– Конечно, настоящая, – ворчливо ответил старик, отодвигая банку на другой край стола. – А вы, я так понимаю, не местные. Но откуда вы, если понятия не имеете даже о бабочках?
– Мы… – Саша попытался что-то сказать, но не знал – как объяснить их перемещение. – Мы из города.
– Из города? – переспросил старик. – Не из того ли вы мира, где люди живут в огромных скоплениях высоченных коробок и могут перемещаться по земле и над землёй быстрее птицы?
– Наверное, оттуда, – ответил Саша. – А здесь разве городов нет?
– Нет, нам здесь хватает места построить каждому отдельный домик в соответствии с его потребностями – будь то одна из наших цариц или хотя бы ваш покорный слуга, – и старичок ловко поклонился ребятам.
– Цариц? А разве их несколько? – удивилась Аня.
– Конечно, у нас их целых четыре: Госпожа Зима, Госпожа Весна, Госпожа Лето и Госпожа Осень. У каждой из них свой дворец со своими обычаями и придворными.
– Как же они не ссорятся, ведь они такие разные? – удивился Саша.
– Ну почему не ссорятся? Ещё как! Особенно строгая старушка-Зима с жизнерадостной девчонкой Весной. На границе их участков очень часто происходят самые настоящие сражения, когда завывающие метели холодной старухи сталкиваются с обезоруживающим молодым теплом шустрой и непоседливой девчушки.
– А почему?.. – начала было Аня, но старик не дал ей досказать:
– Так, молодёжь, давайте спать ложиться! Мы ещё успеем с вами наговориться, когда на свою прогулку по небосводу выйдет сестрица Солнце. Но пока на небе её младшая сестра Луна, нам надо отдохнуть. Не любит она, когда за ней подглядывают.
– Дедушка, подождите, а как вас зовут? – Ане уже начинал нравиться этот старик.
– Во-первых, не «вы», а «ты» – у нас здесь не принято «выкать». Уже только поэтому все смогут узнать, что вы не местные. А это некоторым может не понравиться. Ну и во-вторых, зовут меня Антонио, Антонио Вивальди, – ответил старик.
– Но вы… ты же … – замялся Саша. Он уже слышал от мамы, да и в школе, что жил когда-то такой композитор.
– Да, ты прав, мальчик, я жил среди вас. Сочинял музыку, которая очень нравилась людям. Но так было только до тех пор, пока я верил в чудеса. И эта вера долго во мне жила и помогала творить. Но потом, в один прекрасный день, я почувствовал себя очень уставшим и захотел от всего отдохнуть. Несмотря на приближающийся праздник – Новый год. Только я прилёг, как раздался стук в дверь. Поднялся я, открываю, а на пороге стоит улыбающийся дед с огромной белой бородой и ещё большим мешком за плечами…
– Дед Мороз! – захлопала в ладоши Аня.
– Да, это был он, – продолжал старик, – но я его не узнал, погружённый в свои мысли. И вот он спросил меня:
– Проси что угодно, Антонио, любое чудо могу сотворить для тебя!
– Ничего я не хочу, – отмахнулся я. – Разве что долгой спокойной старости…