Алиса

Маленький дирижер в Алисиной голове постучал своей палочкой по пюпитру, и ненавидимая увертюра к опере «Руслан и Людмила» сорвалась, как с цепи свора гончих собак. Алиса не любила увертюру, но какие-то скрытные силы внутри ее сознания запараллелили нелюбимую музыку с нелюбимыми ходьбой и бегом. Она видела прямую связь в противоборстве этих двух явлений ее бытию: аккорды гремели в висках, и лента тренажера быстро скользила под ногами, стремясь вывести ее из равновесия и уронить, заставить сдаться и не потерять обещанных калорий. Через пару минут, когда аккорды поутихли и зазвучал лейтмотив Людмилы, Алиса поймала дыхание. По телевизору показывали видео с Гвен Стефани. Алиса подумала: «Как хорошо, что я не блондинка и уже не пою. Интересно было бы ее послушать без сопровождения. С такой внешностью голос совсем не важен. С такими ногами…» Она поймала себя на мысли, что думает не о том, о чем хотела. Поездка к Асунте была на повестке дня. Матвей и Денис проплыли в Алисином сознании, как пока неутвержденные кандидаты в попутчики, но мысль стремилась дальше. «А что если взять Самца», – вспыхнуло аварийной лампочкой в ее заглазье. Кровь прихлынула к вискам, несмотря на плавность мелодии.

Они с Самцом видели друг друга несколько раз на протяжении пары лет, но были незнакомы и даже не улыбались друг другу при встречах. Он тогда еще не был Самцом в ее сознании. Алиса и не обратила бы на него внимания в первый раз, если бы не особые обстоятельства. Она тогда еще пела в кабаке. Как-то раз, когда они с Асунтой собирались выходить на сцену после второго перерыва, а музыканты уже сидели на местах, на сцену с площадки запрыгнул парень, достал из кармана червонец и протянул его гитаристу…

Боковым зрением Алиса отметила: 10 минут – 90 калорий и мысленно улыбнулась себе. Рубеж был пересечен, следующие 10 минут будут легче. Знакомых в зале не было видно, и мысль вернулась к первой встрече с Самцом…

Гитарист не привык, чтобы ему просто так давали червонцы, и дал гитару парню. Тот подошел к краю сцены и запел песню, обращаясь взглядом к девушке с фужером. Алиса не слыхала той песни раньше, но запомнила несколько слов из припева: «Ты моя эрогенная зона…»

Он бывал в ресторане, где она работала тогда, еще пару раз, но больше не пел. Однажды они оказались в одной компании, и их наконец-то познакомили. Дело было поздним вечером, подруга притащила ее на русскую тусовку в центровое место на Манхэттене с диджеями Пушкиным и Версачи. Он не был пьяным, но Алиса узнала об этом позже, когда они остались одни. А во время знакомства Макс, так его звали, дурачился по-всякому. Ему не стоялось на месте – он все время пританцовывал, как будто его беспокоили швы в критических местах. Алиса тогда нашла это необыкновенно смешным. Макс сказал, что знает, как она поет, но сам, к сожалению, только танцует. Прикинут Макс был тоже необычно – какой-то светлый не то плащ, не то сюртук поверх однотонной канареечной косоворотки из шелка. Она еще подумала тогда, что он пританцовывает кадриль – разновидность народного послемаевочного танца прошлого века…

Макс взял Алису за руку, и тут началось абсолютное веселье: она поняла, что уже танцует с ним его кадриль. Музыка была какая-то ретро, и такты совпадали с танцем. Потом они танцевали быстрые и медленные танцы и в конце концов оказались одни, бредущими по Парк Авеню в северном направлении. Алиса думала, что они дойдут до Центрального вокзала, а там она нырнет в метро, но Макс остановил такси и что-то невнятное бросил шоферу. Она не успела ни понять, ни переспросить – они стали целоваться. У Алисы не было сил, желания или того и другого, чтобы противостоять ему.

От Максима пахло какой-то немыслимой мужской благодатью – должно быть, достижением современной фармакологии. Алиса даже собиралась спросить название, но так и не смогла…

Они приехали в Ист Вилледж и через пару минут оказались у него в квартире. Макс ничего не говорил по ходу дела, просто молчал и улыбался. В его комнате, не включая света, они опустились на что-то низкое и булькающее. В квартире пахло китайской кухней, и через стекло на стены выскакивали блики световой рекламы. Алиса предвкушала, что будет дальше, но Макс дальше не спешил.

Она подумала тогда: «Какой странный молодой человек, никогда ему этого не прощу…»

Он закурил сигарету и предложил другую ей. Потом сказал, что из чая у него есть только жасминовый, а из еды – только овсяные хлопья с изюмом…

Тренажер пропищал, что время забега истекло. Алиса с гордостью отметила, как пятнами потемнела ее футболка.

В ту их первую ночь она так и не узнала, что он самец. Зато узнала про него много другого. С ним что-то произошло – он говорил почти безостановочно. Они выпили весь его чай, и в конце концов он отвез ее в Бруклин…

В бассейне Алиса оказалась через несколько минут. Она выбрала для себя дорожку с одиноким старичком, который все еще надеялся восстановиться от частичного паралича и плавал для этого, как морж в зоопарке, долгими часами, а потом стучал зубами в сауне.

Отлично – знакомых и здесь не было. Жалко конечно, что траурный купальный костюм не будет замечен, но это ведь не последний понедельник.

Первые 250 ярдов Алиса проплыла на одном дыхании, но руки стали тяжелыми – как не свои, и захотелось спать.

…На следующий день вечером Макс сидел на не слишком чистых ступеньках около ее квартиры, когда она возвращалась с работы.

Ей некогда было размышлять, как поступить или что сказать, – он властно взял мешок с продуктами и отработанно-нежно ткнулся губами чуть ниже мочки уха – в шею. Зайдя в квартиру, Алиса сказала, что за ней должны скоро прийти, но сказала, наверное, не слишком уверенно, потому что его это не остановило. Он помог ей с плащом и, не меняя темпа, взялся за пуговицы ее платья. Из услышанного вчера Алиса поняла, что Макс танцует не только для удовольствия, но и за деньги, и вовсе не танцы народов мира. Она остановила его руку и предложила для начала закусить, потому что была голодна. Но в предчувствии неминуемого кусок не лез Алисе в горло. Такое случалось нечасто. Макс тогда от еды отказался, а ел только йогурт из большого пластмассового контейнера. Алиса не останавливала его, хотя и подумала об этом в первую секунду. Чтобы хоть как-то разрядить напряжение, она спросила его о работе.

Такой вопрос, видимо, его удивил настолько, что йогурт был отставлен в сторону и Макс затравленно спросил: «Кто тебе донес про мою работу? Так ли тебе это важно?»

Алиса смутилась своей интуитивности – не в бровь, а в глаз, – но виду не подала, что имела в виду что-то конкретное. Она положила свою ладошку на его большую, все еще сжимающую белую пластмассовую ложечку руку и доверительно спросила: «Ты безработный?»

Что случилось дальше, Алиса не помнила точно: в ее памяти все выглядело довольно отрывочно и мелькало, как в черно-белом любительском порно, где все двигаются быстрее, чем в реальной жизни. Еще она называла это «эффектом четвертого измерения».

Алиса помнит, как две мускулистые руки перекинулись через кухонный стол и синхронно взяли ее под мышки. Она не испугалась высоты, но на всякий случай закрыла глаза. Как раз с этого момента и начиналось мелькание: мужчина, похожий на спиленное в неправильном месте дерево, двигался с нею на руках и заглядывал за каждую дверь в коридоре. Она понимала, что он ищет, но совета дать не могла.

Когда правильная комната была найдена, человек-дерево внес ее туда, но на лежачее место не положил, нет, он бережно-бережно раздел ее на весу, как заснувшего на руках ребенка. Это требовало определенного умения и опыта. Алиса подумала тогда, что это похоже на отделение белка от желтка: меренги – одним, гоголь-моголь – другим.

Потом были многорукие касания и поцелуи. Она сочно вонзилась в него зубами и почувствовала солоноватый от крови абрикосовый вкус йогурта…