Страница 25 из 47
Войско Гарая по-прежнему таяло по причине дезертирства, а сам он, в то время все еще пребывавший в своей Витории-Гарайяна, слег с болезнью. Его корабли были перехвачены Вальехо, артиллерия – Альварадо. В таких обстоятельствах у Гарая не было другого выхода, кроме как принять приглашение Кортеса и отправиться к нему в Мехико в качестве гостя. Таково было унизительное завершение его великого предприятия.
Кортес с Гараем обнялись и обменялись воспоминаниями о старых днях, которые они провели вместе пятнадцать или более лет назад в Санто-Доминго. Однако на Рождество 1523 года, после совместного обеда с Кортесом в доме Алонсо де Вильянуэва – тот был общим другом и Гарая, и Кортеса, – Гарай умер от желудочного недомогания. Зайдя в комнату Гарая, Альфонсо Лукас, один из его друзей (и, возможно, уроженец Севильи), услышал, как губернатор Ямайки воскликнул в полночной тьме: «Нет никаких сомнений, что я смертен!». Это и действительно было так{234}.
Однако Кортесу через несколько месяцев пришлось отправиться в Пануко, поскольку уастеки совсем распоясались, празднуя кончину Гарая, – они считали, что это их колдовское искусство помогло изгнать его и навлечь отмщение на его последователей. Уастеки, которые говорили на языке майя, были врагами мешиков. Они были чрезвычайно распущенными, их жизнь протекала в изобилии и роскоши, поскольку, живя в тропической стране, они могли выращивать достаточно еды, в то время как культ пульке сделал из них настоящих пьяниц. Они создали множество объемных скульптур и всерьез увлекались игрой в мяч, популярной в этом регионе.
Кортес быстро поставил Пануко под испанский контроль. К потрясению и ужасу самого Кортеса и его спутников, они обнаружили там останки нескольких человек, пришедших в эти земли в 1523 году с Франсиско де Гараем: кожа была содрана и выделана, как если бы это была кожа для перчаток. Эта отвратительная находка долго занимала умы конкистадоров{235}.
Кортес назначил Вальехо от своего имени командующим региона, со штаб-квартирой в новом поселении Сан-Эстебан-дель-Пуэрто. Вскоре там уже жили более сотни человек, из которых двадцать семь были кавалеристами, и еще тридцать шесть – мушкетерами или арбалетчиками. Хуан де Бургос, купец из этого же города, который впоследствии стал врагом Кортеса, распространял навет, что будто бы Кортес приказал уастекам убивать как можно больше людей Гарая, однако в этом обвинении нет ни капли правды.
Позднее от испанской короны в аудиенсию Санто-Доминго пришло письмо, выражавшее недовольство тем, что Гараю было дано разрешение снарядить экспедицию в район, уже завоеванный Кортесом{236}.
Приблизительно в то же время самый буйный из Кортесовых лейтенантов, Кристобаль де Олид, вернувшись из Мичоакана и Сакатулы, донимал Кортеса, требуя нового назначения. Он хотел отправиться в Иберас[43] и основать там поселение, поскольку считал, что в тех местах можно найти большие богатства: он слышал, что сети у тамошних рыбаков сделаны из сплава золота и меди, и конечно же, заключил, что жители этих земель должны быть весьма богаты. Кортес сообщал императору Карлу: «Многие кормчие полагают, что существует пролив между этим заливом и другим морем [Тихим океаном], и это та вещь, которую я более всего желаю выяснить, ввиду огромной пользы, которую, как я уверен, ваше августейшее величество сможет из этого извлечь». Помимо прочего, новое поселение под властью Кортеса, вероятно, могло послужить целям реструктуризации владений Педрариаса в Центральной Америке.
Поэтому 11 января 1524 года Олид выступил из Теночтитлана с шестью кораблями, несколькими хорошими пушками и пятьюстами солдатами, из которых сотня были арбалетчиками. Кортес рассчитывал, что Олид и Альварадо должны будут встретиться, поскольку последний уже начал сухопутное путешествие в Гватемалу. С Олидом отправились два клирика, чтобы искоренять содомский грех и человеческие жертвоприношения «со всей обходительностью». Все дома, где индейцев откармливали для будущего жертвоприношения, должны были быть взломаны, а пленники выпущены на волю; повсюду надлежало устанавливать кресты.
Кортес отправил Олида не прямиком в Иберас, а с заходом в Гавану. Там, как надеялся Кортес, тот смог бы прихватить с собой Алонсо де Контрераса – уроженца города Ордас в провинции Толедо, одного из тех людей, что сопровождали его на пути в Новую Испанию в 1519 году, – а также лошадей, свиней, корни маниока и бекон. Однако вместо этого Олид посетил своего прежнего господина, Диего Веласкеса, в то время находившегося при смерти. Несмотря на свое состояние, тот смог поощрить в Олиде его мятежные инстинкты.
Еще несколько испанцев с Кубы изъявили желание отправиться вместе с Олидом в Центральную Америку – куда он немедленно выступил вопреки приказаниям Кортеса. 3 мая 1524 года он высадился в Нако, на реке Чамелекон в Иберасе, в тридцати милях к югу от Пуэрто-де-Кабальос, на побережье Гондурасского залива.
Когда Кортес услышал об этом одностороннем объявлении войны, его первой реакцией была ярость; Петр Мартир в Испании (старой, не Новой) упоминал, что «его шея раздулась» от таких дурных вестей. Однако Диас дель Кастильо, который был с Кортесом в это время, писал, что тем овладела глубокая задумчивость; поскольку по натуре он был человеком горячим, он старался не позволять подобным эмоциям брать над собой верх{237}.
Кортес послал против Олида отряд преданных людей под предводительством своего кузена Франсиско де Лас Касаса с пятью кораблями и сотней солдат{238}. За короткое время они добрались до Триунфо-де-ла-Крус в Иберасе и начали высадку. Олид попытался им воспрепятствовать, и между Касасом и Олидом завязалось короткое морское сражение. Последний, должно быть, чувствовал, что его окружают враги уже с тех пор, как ему пришлось за несколько дней до этого отправить два отряда своих людей вдоль реки Печин, чтобы попытаться остановить, а то и захватить в плен Хиля Гонсалеса де Авилу, вечного искателя приключений, который приходился старшим братом другу Кортеса Алонсо де Авиле и который теперь продвигался к северу из Панамы{239}. Поэтому Олид предложил кузену Кортеса Лас Касасу перемирие, и тот согласился некоторое время оставаться на борту своего корабля.
Однако увы, ему пришлось пожалеть о своем мирном решении! Налетевший шторм выбросил Лас Касаса на берег, и он потерял тридцать человек и все свое оружие. Ему пришлось отдаться на милость Олида, а вскоре к нему в его заключении присоединились Хиль Гонсалес де Авила и бывший паж Кортеса Хуан Нуньес де Меркадо, которые были схвачены, когда они пробивались к северу.
Олид был в восторге от такого неожиданного поворота событий, и поспешил написать Веласкесу на Кубу, хвастаясь, как он всех перехитрил. Но Веласкес умер в апреле, так и не успев прочитать это письмо. Он послал одного из своих офицеров, Педро де Брионеса, ветерана испанских войн в Италии, установить свое владычество в нескольких близлежащих поселениях. Однако Брионесу нельзя было доверять, поскольку он замышлял вновь присоединиться к Кортесу в Мехико.
В этот момент Лас Касас и Хиль Гонсалес решили убить Олида: это было достаточно просто сделать, поскольку, хотя они и были скорее пленниками, нежели спасенными, в кандалы их все же не заковали. Они раздобыли несколько ножей для разрезания бумаги, и пока Гонсалес де Авила отвлекал Олида разговором, Лас Касас схватил его за бороду и попытался перерезать ему горло. Гонсалес де Авила тоже ткнул его несколько раз. Однако Олид оказался живучим: он вырвался от них и убежал, скрывшись в чаще. Лас Касас бросил клич: «Ко мне, все, кто за короля и Кортеса и против тирана Олида!».
234
Доктор Охеда и доктор Педро Лопес – никто из них не был среди друзей Кортеса – оба сказали, что они считают его смерть естественной. См. Martyr, Cartas, 279ff и Res. Lopez Rayon, I, 284.
235
Diaz del Castillo, III, 26.
236
См. Chipman, Nuno de Guzman, 66.
43
В оригинале – Hiberas; судя по всему, имеется в виду Гондурас или одна из его областей. (Прим. перев.)
237
Diaz del Castillo, IV, 368.
238
Кортес был в родственных отношениях с семейством Лас Касасов через свою мать.
239
Хиль Гонсалес де Авила был приближенным инфанта Хуана, затем контино короля Фернандо, позже контадором в Санто-Доминго, а после 1521 года стал «генералом южного моря» – титул, который он получил от Фонсеки.