Стихи

Средь всплесков яростных стихии одичалой Я был, как детский мозг, глух ко всему вокруг. Лишь полуостровам, сорвавшимся с причала, Такая кутерьма могла присниться вдруг.

Мой пробужденья час благословляли грозы, Я легче пробки в пляс пускался на волнах, С чьей влагою навек слились людские слезы, И не было во мне тоски о маяках.

Сладка, как для детей плоть яблок терпко-кислых, Зеленая вода проникла в корпус мой И смыла пятна вин и рвоту; снасть повисла, И был оторван руль играющей волной.

С тех пор купался я в Поэме океана, Средь млечности ее, средь отблесков светил И пожирающих синь неба неустанно Глубин, где мысль свою утопленник сокрыл;

Где, в свой окрасив цвет голубизны раздолье, И бред, и мерный ритм при свете дня вдали, Огромней наших лир, сильнее алкоголя, Таится горькое брожение любви.

Я знаю рвущееся небо, и глубины, И смерчи, и бурун, я знаю ночи тьму, И зори трепетнее стаи голубиной, И то, что не дано увидеть никому.

Я видел, как всплывал в мистическом дурмане Диск солнца, озарив застывших скал черты, Как, уподобившись актерам в древней драме, Метались толпы волн и разевали рты.

Я грезил о ночах в снегу, о поцелуях, Поднявшихся к глазам морей из глубины, О вечно льющихся неповторимых струях, О пенье фосфора в плену голубизны.

Я месяцами плыл за бурями, что схожи С истерикою стад коровьих, и ничуть Не думал, что нога Пречистой Девы может, Смиряя океан, ступить ему на грудь.

Я направлял свой бег к немыслимым Флоридам, Где перемешаны цветы, глаза пантер, Поводья радуги, и чуждые обидам Подводные стада, и блеск небесных сфер.

Болот раскинувшихся видел я броженье, Где в вершах тростника Левиафан гниет; Средь штиля мертвого могучих волн движенье, Потоком падающий в бездну небосвод.

Ртуть солнца, ледники, костров небесных пламя! Заливы, чья вода становится темней, Когда, изъеденный свирепыми клопами, В них погружается клубок гигантских змей.

Я детям показать хотел бы рыб поющих, И золотистых рыб, и трепетных дорад... Крылатость придавал мне ветер вездесущий, Баюкал пенистый, необозримый сад.

Порой, уставшему от южных зон и снежных, Моря, чей тихий плач укачивал меня, Букеты мрака мне протягивали нежно, И, словно женщина, вновь оставался я.

Почти как остров, на себе влачил я ссоры Птиц светлоглазых, болтовню их и помет. Сквозь путы хрупкие мои, сквозь их узоры Утопленники спать шли задом наперед.

Итак, опутанный коричневою пряжей, Корабль, познавший хмель морской воды сполна, Я, чей шальной каркас потом не станут даже Суда ганзейские выуживать со дна;

Свободный, весь в дыму, туманами одетый, Я, небо рушивший, как стены, где б нашлись Все эти лакомства, к которым льнут поэты,-Лишайник солнечный, лазоревая слизь;

Я, продолжавший путь, когда за мной вдогонку Эскорты черных рыб пускались из глубин, И загонял июль в пылавшую воронку Ультрамарин небес ударами дубин;

Я, содрогавшийся, когда в болотной топи Ревела свадьба бегемотов, сея страх,-Скиталец вечный, я тоскую по Европе, О парапетах ее древних и камнях.

Архипелаги звезд я видел, видел земли, Чей небосвод открыт пред тем, кто вдаль уплыл... Не в этих ли ночах бездонных, тихо дремля, Ты укрываешься, Расцвет грядущих сил?

Но слишком много слез я пролил! Скорбны зори, Свет солнца всюду слеп, везде страшна луна. Пусть мой взорвется киль! Пусть погружусь я в море! Любовью терпкою душа моя пьяна.

Коль мне нужна вода Европы, то не волны Ее морей нужны, а лужа, где весной, Присев на корточки, ребенок, грусти полный, Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой.

Я больше не могу, о воды океана, Вслед за торговыми судами плыть опять, Со спесью вымпелов встречаться постоянно Иль мимо каторжны баркасов проплывать.

Гласные

А -- черный, белый -- Е, И -- красный, У -- зеленый, О -- синий... Гласные, рождений ваших даты Еще открою я... А -- черный и мохнатый Корсет жужжащих мух над грудою зловонной.

Е -- белизна шатров и в хлопьях снежной ваты Вершина, дрожь цветка, сверкание короны; И -- пурпур, кровь плевка, смех, гневом озаренный Иль опьяненный покаяньем в час расплаты.

У -- цикл, морской прибой с его зеленым соком, Мир пастбищ, мир морщин, что на челе высоком Алхимией запечатлен в тиши ночей.

О -- первозданный Горн, пронзительный и странный. Безмолвье, где миры, и ангелы, и страны, -- Омега, синий луч и свет Ее Очей.

Рыдала розово звезда в твоих ушах, Цвела пунцово на груди твоей пучина, Покоилась бело бескрайность на плечах, И умирал черно у ног твоих Мужчина.

Вороны

В гнетущий холод, в непогоду, Когда в селениях вокруг Молитвы умолкает звук, Господь, на скорбную природу, На эту тишину и глушь Ты с неба воронов обрушь.

Войска, чьи гнезда ветер хлещет, Войска, чей крик печально-строг, Вы над крестами у дорог, Над желтизною рек зловещих, Над рвами, где таится ночь, Слетайтесь! Разлетайтесь прочь!

И над французскими полями, Где мертвецы хранят покой, Кружитесь зимнею порой, Чтоб жгла нас память, словно пламя. О крик тревожный черных стай, Наш долг забыть нам не давай!

Но майских птиц с их чистым пеньем Печалью не вспугни своей: Оставь их тем, кто средь полей Навеки нашим пораженьем, Не знающим грядущих дней, Прикован к немоте корней.

* ПОСЛЕДНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ *

Воспоминание

I

Прозрачная вода, как соль слезинок детства; порывы к солнцу женских тел с их белизною; шелка знамен из чистых лилий под стеною, где девственница обретала по соседству

защиту. Ангелов возня.-- Нет... золотое теченье, рук его движенье, черных, влажных и свежих от травы. Ей, сумрачной, неважно, холмов ли тень над ней иль небо голубое.

II

О мокрое окно и пузырей кипенье! Вода покрыла бледным золотом все ложе. Зелено-блеклые одежды дев похожи на ивы, чья листва скрывает птичье пенье.

Как веко желтое, и чище луидора, раскрылась лилия,-- твоя, Супруга, верность! -на тусклом зеркале, испытывая ревность к Светилу милому, что скроется так скоро.

III

Мадам стояла слишком прямо на поляне соседней; зонт в руке, и попирая твердо цветок раздавленный; она держалась гордо; а дети на траве раскрыли том в сафьяне

и принялись читать. Увы, Он удалился... Подобно ангелам, расставшимся в дороге, невидим за холмом. И вот Она в тревоге, черна и холодна, бежит за тем, кто скрылся.