Страница 13 из 21
По согласованию с Берлином в посольстве оставили канцелярского работника Петра Павловича Ассеева, которому поручалась охрана имущества и передача архива испанскому посольству в Берлине. Через две недели после начала войны его арестовали и заключили в Северную военную тюрьму, где он содержался в одиночной камере до конца февраля 1915 г. В последующем вернулся в Россию.
В справке, приложенной к ходатайству П.П. Ассеева о пожаловании ему в виде награды классного чина, отмечалось, что возложенную на него задачу – охрану архива императорского посольства в Берлине – он исполнил добросовестно. Из деталей личной жизни известно, что ему 57 лет, православного вероисповедания, женат, имеет детей: сына Константина 18 лет и двух дочерей, Екатерину 21 года и Александру 19 лет64.
Поскольку российское посольство покидало Берлин практически через 48 часов после объявления войны, дипломаты, возглавлявшие сравнительно отдаленные консульские точки, не смогли попасть на «посольский поезд». Сказалась и преступная «забывчивость» посла, который не только не проинформировал своих подчиненных об отъезде, но и не выдвинул никаких требований германским властям о гарантиях дипломатической неприкосновенности брошенных им коллег. Все «оставленные» были арестованы как «русские шпионы» и вернулись на родину после длительного тюремного пребывания, причем далеко не все.
После знакомства с материалами, связанными с отъездом российских дипломатов из Берлина в 1914 г., невольно возникает вопрос: как выезжали сотрудники советских учреждений из Германии в июне 1941 г.?
Об этом подробно рассказано в справке, подготовленной для руководства МИД СССР под заголовком «Гнусные издевательства немецких властей при эвакуации советской колонии из Германии». В ней, в частности, говорится:
«Эвакуация из Германии сотрудников советской колонии, вернувшихся к настоящему времени в Москву, сопровождалась неслыханными издевательствами германских властей и агентов гестапо над советскими гражданами. Вопреки всяким нормам международного права гестаповцы с первого же дня вероломного нападения Германии на СССР установили наглое, разбойничье отношение к служащим Посольства, Торгпредства, консульств и других советских органов. Утром 22 июня на основе точно разработанного плана и по прямому указанию германского правительства агенты гестапо устроили погромы советских учреждений и квартир отдельных наших сотрудников в Берлине, Праге, Кенигсберге и других городах.
Здание Советского Посольства в Берлине рано утром 22 июня было оцеплено отрядом германской полиции. Несколько дней сотрудники Посольства не имели возможности закупать продукты для питания. Лишь после настойчивых требований Советского Посла тов. В. Г. Деканозова германские власти разрешили закупить продукты в одном из берлинских магазинов. В это же утро многие дипломатические сотрудники Посольства были задержаны и арестованы. Сотрудники торгпредства в Берлине были арестованы утром 22 июня и отвезены в тюрьмы Берлина, а затем в концентрационные лагеря»65.
В практическую плоскость встал вопрос о перспективах отъезда советских граждан из Германии (около тысячи человек): германская сторона заявила, что все они интернированы и уехать смогут лишь 120 человек, поскольку в Москве осталось, как утверждали германские власти, 120 германских граждан.
Однако сотрудники посольства СССР, как отмечал очевидец событий тех лет В.М. Бережков, твердо придерживались своей точки зрения: все советские граждане должны вернуться на родину. Изнурительные переговоры по этому вопросу продолжались несколько дней. Благодаря посредничеству болгарской и шведской миссий в Москве, принявших на себя защиту соответственно германских интересов в СССР и советских интересов в Германии, с Германией было достигнуто соглашение об обмене советских и германских граждан. Пунктами обмена установили Ленинакан на советско-турецкой границе и Свиленград на болгаро-турецкой границе. Обмен, согласно договоренности, осуществлялся одновременно. В Свиленграде, куда прибыли 979 советских граждан, передача их в Турцию была начата 13 июля. В тот же день было передано в Турцию 237 германских граждан66.
В Архиве внешней политики Российской империи хранятся отчеты и докладные записки брошенных в августе 1914 г. послом Свербеевым сотрудников, свидетельствующие об их личном мужестве, стойкости и верности порученному делу. Многие из этих документов достойны того, чтобы их прочувствовали и наши современники.
Консул России в Штеттине (ныне польск. Щецин) Л.Ф. Цейдлер не имел оснований жаловаться ни на чрезмерную загруженность по службе, ни на бытовые условия. Именно здесь, где когда-то в семье губернатора прусской провинции Померания родилась будущая императрица Екатерина II, ему комфортно жилось и интересно работалось. Город памятников и соборов, раскинувшийся по обоим берегам Одера, Штеттин был крупным торговым центром. Большой современный порт обеспечивал постоянное сообщение с Лондоном, Нью-Йорком и всеми крупными портами Балтийского моря.
Однако и здесь, в традиционно спокойном консульском округе, к середине июля 1914 г. внутриполитическая ситуация стала накаляться. Особенно усердствовала пресса, настраивавшая население на милитаристскую волну и призывавшая к «защите» австрийской монархии от России. Российскую диаспору серьезно встревожило необычное развитие событий. Участились обращения в консульство проживающих в Штеттине, Ростоке и Висмаре русских студентов с просьбой о выдаче ссуды на билет для возвращения в Россию.
Не имея на это достаточных средств и не располагая информацией о возможных шагах в случае начала военных действий, Цейдлер обратился 17/30 июля в посольство, но его обращение осталось без ответа. В тот же день в Германии объявили военное положение. Критическая ситуация создала непосредственную опасность жизни всех русских, находившихся в консульском округе Штеттина. Консул запросил телеграммой посольство разрешить закрыть учреждение и выдать ему и его семье паспорта на выезд из Германии.
Дело в том, что по существовавшему в царской и в советской России правилу заграничные паспорта всех дипломатов и членов их семей должны храниться в посольстве, а на руки выдавались лишь документы, полученные от местных властей. На любую поездку вне страны пребывания дипломату нужно было получать разрешение посла, и только после этого ему выдавали на короткое время паспорт.
Ответа из Берлина на эту телеграмму также не последовало, а телефонную связь с посольством германские власти оперативно отключили. Узнав из газет, что покровительство российских подданных приняло на себя испанское посольство в Берлине, Цейдлер обратился к испанскому консулу в Штеттине с просьбой взять на себя охрану интересов русских подданных, а также консульских помещений и архива. Однако испанец отклонил эту просьбу, сославшись на то, что он «почетный консул» и по профессии коммерсант, поэтому, принимая российское предложение, навлек бы на себя надзор полиции. Отказался и штатный консул Великобритании, сославшись на то, что сам не знает, останется ли он в Штеттине.
«Я считал себя не вправе покинуть пост без разрешения начальства, – пишет Цейдлер, – кроме того, я полагал тогда еще совершенно недопустимым, чтобы посольство, покидая Германию, бросило на произвол судьбы подчиненных ему консулов и не озаботилось хотя бы снабжением их паспортами».
21 июля / 3 августа его арестовали вместе с женой и сыном. Через две недели пребывания в заключении русского консула освободили и, предоставив в его распоряжение два автомобиля с охраной, направили в пограничный пункт для отправки шведским паромом в Треллеборг67.
Немало бед пришлось испытать и генеральному консулу России в Данциге Д.Н. Островскому. В своем рапорте на имя руководства МИД он докладывает об обстоятельствах своего задержания.
«Не имея никаких указаний, но, предчувствуя надвигающуюся грозу, я настоятельно советовал всем русским пренебречь материальными убытками по найму квартир и пансионов и возвращаться в Россию, считая лично для себя своим долгом оставаться на посту до получения распоряжений посольства или до последней возможности»68.