Влияние морской силы на историю

Недавно в английских морских кругах прошла интересная дискуссия о сравнительных достоинствах политики двух английских адмиралов, лорда Гоу (Howe) и лорда С. Винцента, по отношению к диспозиции английского флота в войне с Францией. Вопрос этот чисто стратегический и имеет не только исторический интерес: сейчас он имеет жизненное значение; и принципы, на которых покоится его решение, теперь те же, что были и тогда. Политика С. Винцента спасла Англию от вторжения и в руках Нельсона и его собратьев-адмиралов привела прямо к Трафальгару.

Итак, особенно в области морской стратегии, значение уроков прошлого отнюдь не ослабевает со временем. Они полезны здесь не только как иллюстрации принципов, но и как прецеденты, в силу сравнительного постоянства условий. Это не столь верно по отношению к тактике, т. е. к действию флотов с того момента, когда они приходят в столкновение в том месте, куда их привели стратегические соображения. С непрерывным прогрессом человечества совершаются и постоянные перемены в оружии, а последние влекут за собой и перемены в способах сражения, в диспозиции и образе действий войск или кораблей на поле сражения. Отсюда у многих лиц, занимающихся морскими вопросами, возникает стремление думать, что из изучения опыта прошлого не может быть извлечено никакой выгоды и что такое изучение равносильно простой потере времени. Это мнение, хотя и естественное, не только упускает из виду те широкие стратегические соображения, которые заставляют нации содержать флоты, определяя сферу их действий, и таким образом влиять на историю мира, но является узким и односторонним даже с тактической точки зрения. Сражения прошлого сопровождались успехом или неудачей, сообразно тому, происходили ли они в соответствии с принципами войны или нет; и моряк, который тщательно изучает причины успеха или неудачи, не только открывает и постепенно осваивает эти принципы, но также приобретает прогрессирующую способность прилагать их к тактическому использованию судов и оружия его собственного времени. Он заметит также, что перемены в тактике не только имеют место после перемен в оружии (это неизбежно), но что промежутки между такими переменами несообразно велики. Это несомненно происходит от того, что усовершенствования в оружии вызваны энергией одного или двух человек, тогда как перемены в тактике должны преодолеть инертность целого консервативного сословия; но такая инертность есть большое зло. Оно может быть излечено только открытым признанием каждой перемены, тщательным изучением возможностей и недостатков нового корабля или оружия и последующим приспособлением метода пользования ими к качествам, которыми они обладают, что и определит его тактику. История указывает на тщетность надежды, что военные люди, в массе своей, будут стараться сделать это, но что тот из них, кто поступит так, выйдет на бой с большим преимуществом, – урок сам по себе немаловажный!

Мы можем поэтому привести теперь слова французского тактика Морога (Morogues), написанные столетие с четвертью назад: «Морская тактика основана на условиях, главные причины которых, а именно оружие, могут изменяться; это, в свою очередь, по необходимости производит перемену в конструкции кораблей, в способе управления ими и, наконец, в управлении флотами и в их диспозиции». Его дальнейшее положение, что «тактика не есть наука, основанная на принципах абсолютно неизменных», более подвержено критике. Было бы более правильно сказать, что приложение ее принципов изменяется с переменой оружия. Приложение принципов, без сомнения, изменяется от времени до времени также и в стратегии, но там изменение это гораздо менее значительно, а потому и распознание лежащего в основе его принципа легче. Это положение достаточно важно для нашего предмета, чтобы мы проиллюстрировали его историческими событиями.

Сражение у устья Нила в 1798 г. было не только решительной победой англичан над французским флотом, но имело также важнейшим следствием своим прекращение сообщения между Францией и армией Наполеона в Египте. В этом сражении английский адмирал Нельсон дал в высшей степени блестящий пример тактики, понимая под последней «искусство проводить хорошие комбинации как перед сражением, так и в ходе его». Данная тактическая комбинация была основана на условии, не могущем иметь место теперь, а именно на невозможности для подветренных кораблей флота, стоявшего на якоре, прийти на помощь наветренным, прежде чем последние были уничтожены; но принцип, лежавший в основе этой комбинации, а именно атака превосходными силами той части неприятельского строя, оказание помощи которой было наименее возможно, не потерял своего значения. Действия адмирала Джервиса (Jervis) при мысе С.-Винцент, когда пятнадцать его кораблей одержали победу над двадцатью семью, определялись именно этим принципом, хотя в этом случае неприятель был на ходу, а не на якоре. Но умы людей так устроены, что на них, кажется, производит большее впечатление быстрое изменение условий, чем тот бессмертный принцип, который позволил справиться с ними.

Напротив, в стратегическом влиянии победы Нельсона на ход войны принцип, лежавший в основе его образа действий, распознается легче, и он даже может быть прямо приложен к военно-морским операциям наших дней. Исход египетского похода зависел от обеспечения свободы сообщения с Францией. Победа у устья Нила уничтожила морскую силу, которая только и могла обеспечить эту свободу сообщений и предопределила окончательную неудачу всего похода; в данном случае ясно видно не только то, что удар был нанесен в согласии с принципом поражения коммуникационной линии неприятеля, но что этот принцип действует и теперь, во времена парового флота, как действовал он в эпоху галер и парусных флотов.

Несмотря на это, чувство некоторого презрения к прошлому, считающемуся обветшалым, вместе с врожденной беспечностью делает людей слепыми даже к тем неизменным стратегическим урокам, которые лежат на поверхности морской истории. Например, многие ли смотрят на Трафальгарское сражение, венец славы Нельсона и апофеоз его гения, иначе, чем как на отдельное событие исключительного величия? Многие ли задают себе стратегический вопрос: «Каким образом суда его оказались именно там?» Многие ли рассматривают это сражение, как конечный акт большой стратегической драмы, растянувшейся более чем на год, – драмы, в которой столкнулись двое величайших вождей всех времен, Наполеон и Нельсон? При Трафальгаре не Вильнев потерпел неудачу, а Наполеон был побежден; не Нельсон выиграл сражение, а Англия была спасена. И почему? Потому, что комбинации Наполеона не удались, а интуиция и энергия Нельсона всегда держали английский флот на следе неприятеля и привели его в решительный момент к месту победы[4]. Тактика Нельсона при Трафальгаре, хотя и подлежащая критике в деталях, в своих главных чертах была согласна с принципами войны, а смелость ее оправдывалась столько же исключительностью случая, сколько и результатами; но великие уроки эффективной подготовки, активного и энергичного проведения операций, заключавшиеся в обдуманных и дальновидных действиях английского флотоводца в предшествующие месяцы, являются уроками стратегическими и, как таковые, остаются ценными и поныне.

В рассмотренных двух случаях события были доведены до их естественного и решительного конца. Теперь может быть приведен третий случай, который не был доведен до какого-либо определенного конца; мнение о том, что следовало бы сделать в этом случае, может стать предметом дискуссии. В войне за независимость США Франция и Испания заключили в 1779 г. союз против Англии. Соединенные флоты трижды появлялись в Английском канале, один раз в числе шестидесяти шести линейных кораблей, принудив значительно слабейшие флоты Англии искать убежища в своих портах. Главными целями Испании было возвращение Гибралтара и Ямайки; и для достижения первой из них союзниками были употреблены огромные усилия при осаде этой почти неприступной крепости с моря и с суши. Усилия эти оказались тщетными. По этому поводу является вопрос характера уже чисто стратегического: не было ли бы возвращение Гибралтара, скорее, обеспечено контролированием Английского канала, нападением на британский флот даже в его гаванях и угрозой уничтожения английской торговли и вторжения на английскую территорию, чем гораздо более трудными действиями против сильно укрепленного и отдаленного пункта английских владений? Англичане издавна были особенно чувствительны к опасности вторжения, и насколько велико было всегда их доверие к своему флоту, настолько же упали бы они духом, если бы это доверие было серьезно поколеблено. Но каково бы ни было решение, со стратегической точки зрения вопрос этот вполне допустим, и он предлагался в другой форме французским офицером того времени, рекомендовавшим направить усилия на какой-нибудь остров в Вест-Индии, который можно было бы обменять на Гибралтар. Однако невероятно, чтобы Англия отдала ключ от Средиземного моря за какое-либо другое заморское владение, хотя она могла уступить его для спасения своих очагов и своей столицы. Наполеон однажды сказал, что он отвоюет Пондишери на берегах Вислы. Если бы он контролировал Английский канал, как мог делать это одно время союзный флот в 1779 г., то можно ли сомневаться в том, что он завоевал бы Гибралтар на берегах Англии?

4

См. примечание на с. 28.