Страница 9 из 14
Логика была железная: если не смог удержать свое, почему я должен тебе отдавать мое?! Лишь авторитет Александра Бородая, которого местные воспринимали как арбитра в их взаимных разборках, а также российский имидж позволили Стрелкову после неудачного захода к «Бесу» относительно безболезненно осесть в Донецке и принять командование.
Серьезному обрушению авторитета Стрелкова способствовало также падение Мариуполя27 в мае 2014-го. К моменту взятия «Азовом»28 города 9–13 мая и трагических последствий с расстрелами ополченцев, мирных жителей и милиционеров Стрелков уже месяц удерживал Славянск. В то время он уже назвал себя командующим ополчением. Мариуполь контролировал небольшой гарнизон ополченцев в количестве порядка тридцати-сорока человек под руководством Андрея «Чечена» Борисенко. Не почувствовав поддержки от главного и наиболее организованного центра сопротивления, которым в то время являлся Славянск, город после штурма украинским «Азовом» был оставлен. При этом имелись серьезные признаки внутреннего предательства среди руководства дислоцированных в городе ополченцев.
Стрелков демонстрировал абсолютное равнодушие к обороне этого важнейшего портового узла, несмотря на то, что широкомасштабные обстрелы Славянска начались уже после падения Мариуполя. Как с горечью говорил мне один из местных полевых командиров, он привел к Стрелкову 50 ополченцев и готов был отмобилизовать еще до 500 с предложением направить их в Мариуполь, так как значительная часть из них были оттуда родом и хотели защищать свой город. Стрелков отказал им в оружии и поддержке, заявив, что оборона Славянска и Краматорска важнее, и приказал прибывшим остаться у него. Дополнительным нюансом здесь было то, что именно в бою с «Азовом» под Мариуполем в плен был взят предшественник Стрелкова на официальной должности, первый министр обороны ДНР Игорь Хакимзянов29, от участия в освобождении которого, в том числе и через обмен, Стрелков всячески уклонялся. Он будет возвращен в республику через короткое время после выезда Стрелкова из ДНР.
Таким образом, Стрелков сам разрушил восприятие себя как единого командира с безусловным правом всеобщего руководства, особенно оставив Славянск, Краматорск, Константиновку, Дружковку, не защитив Мариуполь. Для местных это будет означать, что так же легко он поступит и с контролируемыми ими территориями. Как с трибуны заявил один из депутатов Верховного совета ДНР на одной из сессий в июле 2014-го: «Он не оправдал нашего доверия».
Особенно негативной позицией по отношению к Стрелкову выделялся Игорь Николаевич Безлер. Дело в том, что Горловка, будучи значительно крупнее и сложнее в обороне, чем Славянск, из-за отступления славянского гарнизона займет место последнего. На много будущих месяцев город окажется в кровавой осаде, от которой из Славянска бежал Стрелков. Однако «Бес» сумеет сохранить свой город и не отступит, сделав то, что не смог славянский беглец. Именно «Беса» Стрелков на закрытых совещаниях старших командиров будет обвинять в том, что он, оставив Славянск, не укрепился в Константиновке, Дружковке. По его словам, он был уверен, «что Бес ударит в спину». Естественно, все понимали абсурдность таких аргументов.
После того, как Александр Бородай заставил Стрелкова снять маску и выступить в первый раз на телевидении, было принято решение сделать его «лицом ополчения». По сути, он был промо-версией Эдуарда Басурина30, то есть «говорящей головой». Идея была в том, чтобы создать флаг, который раскручивали бы через возможности Бородая и центральных телеканалов, им бы восхищались экзальтированные барышни, обыватели-патриоты, а под этим флагом скромно и эффективно делали свою работу другие люди. Но не учли личных патологий. В итоге флаг распушился, решил, что он сам себе режиссер, и пустился во все тяжкие, провалив свою главную задачу. С Басуриным учли ошибку, допущенную со Стрелковым, разведя медийную часть и функционал реального руководства.
Но вернемся к военному совету.
Начинались совещания в основном с распределения вооружения. Иногда этим и заканчивалось. Потом Стрелков на карте обрисовывал свое видение обстановки, ставил задачи, заслушивал командиров. По ходу делал флегматичные замечания о неизбежности нашего поражения, если не вмешается Россия. Но, по его мнению, это не препятствовало дальнейшей обороне. В целом совещания носили крайне пессимистичный характер с тяжелым депрессивным фоном.
Чаще других докладывал Царь, сменивший позывной с Коня31 (который был образован от фамилии). Он был одним из самых боеспособных руководителей стрелковской бригады. Впечатление производил абсолютно положительное. Маленький, скромный человек упрямо отстаивал интересы своего батальона и безропотно принимал приказы на участие в самых безнадежных задачах. Когда 30 июля мне по делам пришлось выехать в Россию, то именно Царя вместе с Захарченко я встретил в Шахтерске. Прямо перед нами противник завершал окружение, приходилось прорываться с боем.
Пожав ему и Захарченко руки, я ничего другого не нашел, как сказать: «Держитесь! Через неделю увидимся». На что Царь с обреченным фатализмом ответил: «Ого! Неделя… Мы тут жизнь минутами меряем…»
Ближе ко второй половине июля разочарованные оставлением Славянска и ряда населенных пунктов ДНР отдельные подразделения стрелковской бригады кочевали между различными формированиями. Кто-то ушел в «Восток» Ходаковского, кто-то к Безлеру в Горловку, Енакиево или Макеевку. Оттуда, в свою очередь, тоже переходили группы. Даже в МГБ ДНР на службу было принято значительное количество вышедших из Славянска. Первоначально им негде было разместиться, и я разрешил пока спать во временно пустующих помещениях УВД, что, влияло на порядок служебной деятельности, но в тех экстремальных условиях людям элементарно нужно было выживать.
Да и в целом количество беженцев, особенно после оставления славянско-краматорской агломерации, резко выросло. К ним добавлялись бежавшие из пророссийских регионов Украины, которые оставили свои дома после столкновений с новой киевской властью и ее экстремистскими сторонниками. Им было очень нелегко.
Степень хаоса в ополчении повышалась. Начинало падать количество ополченцев, желающих воевать на фронте, предпочитая находиться в тылу. Прибывающие из России добровольцы часто бросались с дороги в бой, без четкого боевого слаживания. Из-за отсутствия полноценного штаба управляемость подразделений сводилась к рукописным запискам, которые писал Стрелков, и уже упоминавшимся Советам командиров. Происходившее развивалось на фоне постепенного роста боеготовности украинских войск. Если изначально ВСУ, то есть украинская армия, за отдельными исключениями, часто уклонялась от прямых боев, наблюдая за людоедской активностью формируемых олигархами частных армий – «добровольческих» националистических батальонов, то после оставления Славянска ситуация стала меняться. Противник поверил, что может побеждать, убедился, что российская армия не вмешивается в происходящее, что резко повысило его активность, относительную слаженность, агрессивность и готовность к противостоянию.
Бородай с Антюфеевым, не будучи способными справиться с приступами отчаянья и хандры Стрелкова, начали формировать параллельный штаб управления войсками. Все больше подразделений, даже получая прямые команды от Стрелкова, обращались туда за подтверждениями и более точными командами.
Чтобы хоть как-то отвлечь своего друга, Бородай даже организовал ему свидание со своей подчиненной Мирославой Регинской, входящей в аппарат премьера и в качестве секретарши закрепленной за помощником по информационной работе Сергеем Кавтарадзе. Но свидания первоначально пройдут не вполне удачно и будут сопровождаться личностными недоразумениями. В итоге Регинская уедет из Донецка, что еще более повысит депрессию Стрелкова. Их отношения возобновятся только после его отъезда из ДНР.