Страница 6 из 14
– И мы хотим! – вызывающе сказал Борзых, оглядываясь на Федотова и Бедного. Те согласно закивали.
Экипаж Полянского – заряжающий Шулик, наводчик Гурьев, мехвод Козырев – выстроился за спиной комбата.
– И мы! – бросил Гурьев.
– Ат-тлично! – На губах Червина зазмеилась нехорошая улыбочка. – Ваше желание исполнится! Товарищ подполковник, сдайте оружие.
«…Ночью лежишь, а вокруг тысячи трассирующих пуль. Смотришь на них – «Эта кому? Мне? Соседу?» Но это самообман, на самом деле «свою» не успеешь увидеть. И тут мои мечтания прерывает шипение рации: «Орлов, на высотке пехота. Их атакуют танки. Поможешь им!»
Мне нужно отправить взвод, а связи нет. Вернее, от командира полка ко мне – есть, а от меня к командирам взводов – нет. Взводным только потом начали рации ставить. Решил добежать. И только слез со своего танка – рой пуль! Наверное, несколько пулеметов открыли огонь. Сплошной вой.
Если под Сталинградом меня стрелок отлавливал, то тут оказалась шальная пуля. Попало в живот. Меня спасло то, что пуля уже на излете и хорошая ватная куртка. Пуля пробила одежду и застряла в мышцах живота. Упал, конечно. Боль, шок…
Ребята попытались вытянуть пулю и вроде бы добрались, но ничего не получилось… Кто-то сбегал, крикнул врача. Прибежала Софья Григорьевна. Прибежала, а сумка пустая – рядом с ней взорвался снаряд, и одним из осколков рассекло ее медицинскую сумку. Она в темноте пошарила-пошарила, плюнула и бегом к танку. Ребята кое-как меня уложили на броню, брезент подложили. Как я понял да и почувствовал – она до этой пули добралась и вытащила ее зубами. Я пулю хранил вплоть до переезда на новую квартиру. Потом кто-то по ошибке из ребят взял поиграть, и она затерялась…»
Глава 4
Штрафник
Харьковская область, ОШТБ.
10 августа 1943 года
Погоны с Геши сорвали, ремень тоже отобрали. Под конвоем энкавэдэшников Репнина и его товарищей доставили в тыл. Особисты изрядно перенервничали – герой все-таки, с самим вождем знается, – но, как назло, из Москвы прибыл Абакумов лично, начальник СМЕРШа, и задавил всех своим авторитетом. «У нас незаменимых и неприкасаемых нет!» – сказал он весьма внушительно, и военный трибунал вынес свой приговор.
Репнина разжаловали в лейтенанты и дали десять лет с заменой наказания штрафбатом сроком на три месяца. У Каландадзе, Лехмана и прочих сроки вышли поменьше – по семь лет, и в штрафниках им выпало ходить два месяца кряду.
Потом гвардейцев-штрафников и еще человек десять проштрафившихся танкистов перевезли в особый отдел армии, где видный чин проводил «собеседование». Один на один.
Первым вызвали Геннадия. Чин сидел за столом и что-то быстро писал. Подняв голову, он молча указал Репнину на стул и снова склонился над своими бумагами.
– Я знаю вашу историю, товарищ Лавриненко, – сказал он, не отрываясь от писанины. – Да, есть спорные вопросы, но приказ есть приказ. «Ни шагу назад!» Между нами – вы согласны с товарищем Сталиным в этом вопросе?
Геша скупо улыбнулся. Попробовал бы он не согласиться…
Вера в Сталина у солдат и офицеров была непоколебима. Генералов и командиров в войсках ругали, честили как могли, бывало, и матом крыли, но вождя – никогда.
– Полностью, – твердо сказал Репнин. – Видывал я эти «побегушки», когда винтовку в кусты и деру – отсидеться, отлежаться. Приказ жесткий, но с трусами и дезертирами иначе нельзя.
Чин кивнул.
– Рад, что вы все понимаете, товарищ Лавриненко. А вызвал я вас специально. В обычном штрафбате вам делать нечего. Пехотинец из вас выйдет неплохой, но зачем же спешивать умелого танкиста? Сейчас мы организуем Отдельный штрафной танковый батальон. Я, конечно, могу вас туда послать в принудительном порядке, но хочу, чтобы вы сами сделали свой выбор. Добровольно.
Геша пожал плечами.
– Разумеется, от меня будет куда больше толку в танковых частях. Согласен.
– Вот и отлично, – бодро сказал чин и представился: – Полковник Рогов, командир ОШТБ. Сейчас я переговорю с остальными, и если все пойдет гладко, то вы сегодня же отправитесь… э-э… по новому месту службы. Найдете там капитана Лаптина, командира танковой роты. Все вопросы прорешаете с ним. Вы свободны. Следующий!..
…Когда всю дружную компанию закрыли в теплушке и паровоз потащил состав по голой степи, Геша пытался товарищам попенять – не стоило, мол, и все такое, но за всех ответил Бедный, обычно не слишком разговорчивый.
– Товарищ командир, – спокойно ответил мехвод, – а чего это вы один за всех отвечать станете? Мы что, безглазые и неразумные? И «Тигров» тех не видели? Сказали бы, что давайте-ка будем стоять насмерть – стояли бы. Только зачем? Был у меня случай в танковом училище. Один шибко здоровый парниша пайку мою стребовал. Я отдавать не стал, сбёг, а он меня отпинал. Ничего, я двух друзей позвал, и мы ему ввалили как следует, втроем. А как же? Вот и вы все верно рассудили. А скольких ребят от смерти спасли? Нет, приказ товарищ Сталин правильный отдал – паникеров и дезертиров ловить надо и наказывать по всей строгости. А то, что нас к ним приписали… Так чего об этом говорить? Все и так всё понимают!
Лехман ухмыльнулся.
– Как напишешь свою речь, – сказал он, – я под ней подпишусь!
– А я Фролова вспомнил, – негромко проговорил Федотов. – Вон, как ушел от нас, так и сгинул. А мы, считай, с лета 41-го одним и тем же составом воюем!
– Это верно, – кивнул Полянский, подгребая под себя солому. – Говорят, танкист три боя живет. А мы их сколько пережили? И в танках горели, а все равно выбирались, на новую технику садились – и в бой! Так что не переживайте, товарищ командир, все образуется. Нас в штрафники всего на два-три месяца отправили, к зиме освободимся!
– Если выживем, – сказал Репнин.
– Выживем! – отмахнулся Каландадзе. – Куда мы денемся…
Хозяйство Отдельного штрафного танкового батальона располагалось недалеко от линии фронта, на полустанке посреди степи.
Дощатые бараки, вышка, забор – все это навевало тоску и уныние.
– Выходим! – скомандовали сержанты НКВД, поводя дулами ППШ, и штрафники покинули вагон.
– Весело тут у них, – сказал Лехман, щурясь на солнце. – Аж сердце радуется!
– Разговорчики, – буркнул энкавэдэшник.
Под конвоем танкистов завели в расположение штрафбата. Было заметно, что строили его не слишком давно и без особого старания.
Прибывших встретил юркий и весьма упитанный человечек в изгвазданной форме. Репнину он напомнил Колобка из сказки – тот тоже, когда от бабушки ушел и от дедушки ушел, тоже порядком извалялся. Как его только Лиса съела – грязного, в налипших травинках да хвоинках… Оголодала, наверное.
– Новенькие? – остановился Колобок, руки в боки.
– Типа того, – ответил Репнин, неодобрительно оглядывая встречающего. – Ты где так извозился, служивый? Тобою что, мазут оттирали?
– Свинья грязь найдет, – сказал Бедный.
– Но-но-но! – с достоинством выговорил Колобок и неожиданно улыбнулся: – Познакомитесь с нашими танками – сразу уразумеете, где чего искать.
– Ты бы лучше начальство здешнее поискал.
– Отбыло начальство. По важным делам.
– Мне нужен комроты Лаптин.
– Спит командир.
– Так разбуди.
– Ага – разбуди! Да это все равно что медведю в берлоге подъем скомандовать! А вот и он.
– Медведь? – усмехнулся Лехман.
– Ротный!
На крыльцо вышел хмурый человек в офицерском кителе, наброшенном на плечи. Неприязненно оглядев танкистов, он сошел по дырявым ступеням и приблизился, тоже упирая руки в боки, словно пародируя Колобка.
Был комроты небрит и красноглаз то ли от бессонницы, то ли от запоя, хотя лицо его выглядело интеллигентным, породистым даже.
– Танкисты? – спросил он.
– Так точно, – ответил Репнин.