Страница 11 из 14
– Иваныч! Слышишь? Мотор!
– Слышу!
В самом деле, дизель неподвижного танка работал на холостом ходу. Залезать было тяжело, Репнин сделал это с перерывами. С трудом опустившись в люк, он стиснул зубы – все члены экипажа были иссечены осколками, мертвые тела сочились кровью.
– Похороним… – глухо выговорил Геша. – Потом… Иваныч? Как ты?
– Да перетянул лапу-то, – прокряхтел мехвод, – не капает. А тутошний все залил, япо-она мать…
– Вперед!
Танк с двумя экипажами – мертвецов и живых – ворвался в расположение огневых позиций врага. Одним выстрелом Репнин уничтожил миномет вместе с расчетом.
– Осколочным заряжай!
– Есть! Готово!
– Выстрел!
Немецкое орудие подпрыгнуло и перевернулось. Отстрелялись…
– Товарищ командир! У них рация разбита!
– Это не самое страшное! – ответил радисту мехвод.
Со страшным гулом в борт бьет снаряд. Рикошет…
Чертыхаясь, Репнин попытался углядеть танки своего взвода, но никого вокруг не заметил. Геша скривился.
Взводный, называется! Потерял управление танками!
Поле кончилось, потянулось что-то вроде лесополосы. Дубы и сосны мешали танку, Иваныч юлил среди стволов как мог, и тут «тридцатьчетверка» сотряслась от взрыва.
На миг воздух в танке стал алым. Наверное, это от удара закраснело в глазах, а мотор заглох.
– А, чтоб тебя… – зарычал мехвод.
И тут же, словно подпевая, заревел дизель.
– Ни с места, командир!
– Всем вести круговое наблюдение!
Поворачивая перископ, Репнин огляделся. Ни немцев, ни своих…
– Иваныч!
– Лезу уже, командир…
Механик-водитель залез под танк через днищевый люк, повозился там и просунулся обратно.
– Япо-она ма-ать! На мину наскочили! Два катка вырвало, гусеницу в сторону откинуло!
Геша поморщился.
Запасные звенья имеются, и гусеницу натянуть можно. Но для этого надо вылезти наружу – выбраться из-под защиты брони.
А бой… Не похоже, что он утихал. Смещался к западу, но гремел, бушевал по-прежнему.
Репнин открыл верхний люк и выглянул наружу. Недалеко били танковые орудия. По звуку Геша узнал родимые «тридцатьчетверки». На «Т-43» 18-й бригады стоят совсем другие пушки. А вот пулеметы гогочут, автоматы трещат…
Наши наступают.
– Тащ командир! – возбужденно сказал Федотов. – Давайте, я на разведку схожу!
– Давайте…
Заряжающий живо соскочил с танка и пополз за деревья, вооружась пистолетом «ТТ». Под прикрытием кряжистых сосен Александр поднялся, пошел, крадучись, вперед, скрылся в подлеске.
Неожиданно оттуда застрочили «шмайссеры», раза два сухо ударил «тэтэшник».
Зажимая рану на плече, из зарослей выскочил заряжающий, вспархивая на броню. Репнин тут же развернул башню да и засадил по кустам осколочным. Рвануло.
Матерясь, Федотов вернулся на свое место.
– Немцы там! – доложил он. – Но немного, не больше взвода. Ч-черт…
– Дай мне, – сказал Репнин, отбирая у заряжающего бинт. Быстро разрезав рукав, он перемотал сержанту рану. – Задела только, кость цела. Спирт есть, проверял? Продезинфицируем.
– Унутрь? – натужно пошутил Федотов.
– Обойдешься.
Геша осторожно развернул башню. Справа по борту росла корявая, но толстая сосна, и ствол орудия задевал за дерево.
– Ваня! Будешь держать под обстрелом свой сектор.
– Понял…
Начинало темнеть. Вместе с приходом сумерек бой утихал, и Репнин понял, что они остались одни в этой дурацкой лесополосе.
Бросить танк и уходить к своим? Спасибо, они уже штрафники…
– Иваныч, проверь боеприпасы.
– Ага…
– Как нога?
– При мне, хе-хе…
Как выяснилось, в остатке имелось ровно десять осколочно-фугасных снарядов и ни одного бронебойного. У пулеметчика насчитывалось семь дисков к «дегтяреву» плюс пистолет-пулемет Судаева и четыре гранаты «Ф-1», два «ТТ». Все.
Провиантом танкисты тоже были небогаты. Один НЗ – буханка хлеба и две селедины. Поделив хлеб и селедку на четыре части, танкисты поужинали. Репнину достался хвост, как он и любил.
Слава богу, погибший экипаж позаботился о питье – трофейная канистра была полна теплой воды. Ну, это ничего – после соленой рыбки ты хоть из лужи лакать готов…
Дожевывая, Геша поглядел на Борзых – лопатки на согбенной спине радиста азартно шевелились.
– Ваня, как успехи?
– Лампа вдребезги… – уныло сообщил Борзых.
– А ты поставь вместо нее свой палец, – посоветовал ему Бедный. – Или этот… хм… Ну, ты меня понял!
– Лучше я твою носяру использую, – проворчал Иван.
– Фрицы зашевелились! – сообщил Федотов.
Репнин приник к нарамнику. Немцы кучковались по десять-пятнадцать человек, они прятались за деревьями и потихоньку обкладывали танк.
– Осколочный, – спокойно сказал Геша, когда до немецкой цепи осталось метров пятьдесят.
– Есть! Готово.
– Выстрел!
Грохот расколол неустойчивую тишину. Борзых, оставив рацию, добавил из пулемета. Немцы падали и разлетались сбитыми кеглями, застрочили из автоматов – пули звонко плющились о броню.
Полчаса спустя Репнин опять заметил шевеление у немцев. В ярком свете луны он разглядел, как солдаты вырубали кусты и выкатывали орудия. Это уже хуже.
Три орудия на той стороне лужайки, слева еще одно.
– Осколочный!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Снаряд, пущенный почти в упор, отбросил пушку, разбивая ее.
– Осколочный!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Взрыв уничтожил второе орудие и перевернул третье. Четвертое, то, что стояло левее, успело само выстрелить, однако артиллеристы так спешили, что промазали, а второго шанса им Репнин не дал.
– Огонь!
Борзых прошелся длинной очередью по кустам. И еще час протикал, натягивая нервы…
– Работает! Работает! – заорал радист.
– Гений!
– Вот, можешь же, когда захочешь! – сказал Бедный.
– Только не вся рация, товарищ командир, а передатчик.
– Все равно – гений! Передавай наши координаты. Просим-де помочь. Пусть выручают!
И получаса не прошло, как вдруг на вражеских позициях разорвался снаряд, потом другой. И посыпалось!
– Видали? – радостно завопил Борзых. – Наши лупят! Я им точные координаты выдал! Сработало мое радио! Ура-а!
– Ура-а! – подхватил Федотов, и даже Иваныч подал свой басок.
Репнин поглядел в перископ и мигом опознал знакомые силуэты «КВ-1М».
– Ура-а! – закричал Геша.
«…К переправе вышли не в лучшем виде, с одним танком. Софья на переправе упала с моста в воду. Волосы дыбом, в сосульках. Я сам раненый, хромой, еле держусь на ногах. Опираюсь на костыль – кто-то из ребят притащил мне увесистую сучковатую дубину.
Брижнев сказал, что остатки полка сосредотачиваются в селе Чапуры, и укатил. Мы двинулись туда. Навстречу нам сплошным потоком войска: артиллерия, танки, многокилометровые колонны пехоты… И только мы в тыл!
Тут произошел примечательный случай. Нас тогда угораздило попасть в какую-то воронку и застрять там. К танку направилась группа в белых полушубках:
– Кто такие? Почему драпаете?
Пытаюсь им доложить, кто мы и откуда. Даже не слушают, смотрят с презрением.
– Что за вид? Вояка хренов. Да по тебе трибунал плачет. Что за палка у тебя?..
Чувствую – хотят припаять бегство с поля боя. Я начал огрызаться. И кто-то из свиты съязвил:
– И воевал вместе с бабой?..
Тут я уже не выдержал, вскипел. Кричу экипажу:
– Заряжающий, слушай мою команду! Осколочным!
Тот разворачивает башню, опускает ствол. Эти опешили…
Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут подъезжает «Виллис». Еще один крупный чин, тоже в белом полушубке, в папахе. Без прелюдий спрашивает:
– Кто такие? Как вас угораздило повалить танк набок? Танкист, ты пьян? Расстрелять!..
– Да мы шесть суток держим немцев под Верхне-Кумским, чтоб вы тут вот так могли! Я командир роты, а это последний танк 45-го гвардейского… Выходим из боя по приказу командования корпуса.