Страница 73 из 94
На обратном пути лошадь с трудом тащила экипаж по скверным проселочным дорогам, и Халиль Хильми- эфенди, поглядев на уходившее за горы багровое солнце, забеспокоился, начал тыкать извозчика палкой в спину и торопить:
— Помилуй, Дурмуш! Неужто нельзя побыстрее? Ведь опаздываем…
Но понукания не действовали, и экипаж еще больше часа кружил по извилистым улочкам окраинных кварталов.
Наступил вечер. У приоткрытых дверей пылали мангалы. Мимо, стуча деревянными подошвами сандалий, бежали ребята навстречу отцам, возвращавшимся с работы.
Каймакам подзывал знакомых, расспрашивал о новостях. Заметив дырявую крышу или выбитое окно, он приказывал извозчику делать остановку. Потом Дурмуш сам стал останавливать экипаж у всех покосившихся домов и долуразвалившихся хижин, даже если каймакам и не замечал их.
Когда они приехали в богатые кварталы, уже стемнело — на улицах не было ни души. В верхних этажах домов одна за другой загорались лампы. Увидев свет в окнах, Халиль Хильми-эфенди понял, что народ и думать забыл о землетрясении, и пришел к выводу: стучаться в двери и расспрашивать людей больше ни к чему.
В общем, день прошел вроде бы удачно: каймакам чувствовал себя вполне бодрым, несмотря на тяжесть в желудке и скопление газов от всякой всячины, съеденной к тому же без меры.
Отведав несколько ложек супа, принесенного Хуршидом на этот раз из дома попечителя вакуфных заведений, каймакам уселся за стол, чтобы составить наконец телеграмму.
Да, день прошел неплохо. Однако вернулся он опять ни с чем. При виде толстой стопы бумаги у бедного каймакама закружилась голова и к горлу подступила тошнота, как при морской качке, но усилием воли он справился с собой, и тут к нему явилось долгожданное вдохновение.
Если писать нечего, это еще не причина, чтобы падать духом. Раз он должен составить доклад, то пусть в нем будет все изложено обстоятельно. Ведь недаром он объехал сегодня все без исключения окрестные деревни, села и сам город…
Халиль Хильми-эфенди схватил перо и стал сосредоточенно писать, группируя основные мысли по пунктам. Конечно, это был всего лишь черновик, который еще придется править и править.
1) Несмотря на имеющее место недомогание, полностью не прошедшее, лично осмотрел такие-то деревни и села и почти все кварталы города. (Поскольку в округе болезнь его считается общепризнанной, отрицание данного факта, кроме путаницы и неразберихи, ничего не внесет. Да и как тогда объяснить другой факт: почему в течение сорока восьми часов округ не имел никаких сообщений от каймакама?)
2) Хвала аллаху, человеческих жертв нет. Число пострадавших, включая легко раненных, не превышает десяти человек. Повреждения в домах весьма незначительны.
3) Беспорядки и волнения, которые могли возникнуть после землетрясения, усилиями городской полиции были предупреждены.
Определив таким образом основные пункты своего доклада, каймакам облегченно вздохнул. Главное сделано. Остается только чуть-чуть отшлифовать текст телеграммы, — человеку, владеющему пером, для этого двух-трех часов за глаза хватит.
XI
УЧИТЕЛЬ МАСУМ
Третий день, одолеваемый многочисленными делами, каймакам не успевал дух перевести. А тут еще, как на грех, пришлось повозиться с двумя бестолковыми людьми, которые слова разумного не понимают!.. Первым был рябой тип по имени Ресми, который внешностью сильно смахивал на конокрада, хотя уверял, будто преподает историю и французский язык в городской гимназии в санджаке. Так вот этот ничем не похожий на учителя человек начал задавать каймакаму какие-то странные вопросы относительно землетрясения и, услышав от Халиля Хильми-эфенди в ответ неопределенное: «Благодарение богу, все обошлось», — остался очень недоволен.
Каймакам предпочел не замечать недовольство гостя, сердито кусавшего свой общипанный острый ус, ибо ему самому нужно было выведать, как в округе было встречено сообщение о землетрясении. Кроме того, Ресми должен был вернуться в санджак, и было бы небезынтересно выяснить, что он собирается там рассказывать о Сарыпынаре и его каймакаме. Тем более что этот Ресми, как явствовало из его слов, был в весьма приятельских отношениях с самим мутасаррифом, начальником округа.
Не успел Халиль Хильми-эфенди отделаться от Ресми, как к нему заявился учитель Ахмед Масум и начал канючить. У этого проходимца с блаженным восковым личиком Христа был всегда такой вид, словно он размяк от жары и вот-вот растает, а его длинные ресницы непрерывно трепетали, будто от непреодолимой робости.
Похрустывая пальцами и изгибаясь в учтивых поклонах, он заговорил умоляющим голосом:
— Только одну минутку, господин каймакам. Мне так неприятно, что я вас беспокою…
Халиль Хильми-эфенди знал по опыту: пока этот парень по ужалит пребольно, ни за что не отстанет. Поэтому он грубо ответил:
— Говорите! Будет улажено. Что там случилось?
Учитель сообщил, что городская школа «Мешрудиет», всеми забытая и давно пришедшая в негодность, теперь, после землетрясения, оказалась в аварийном состоянии. Здание дало новые трещины. Короче говоря, жизнь детей — в опасности! Инженер Кязым-бей-эфенди видел это и готов подтвердить.
Возможно, все и так, но что может сделать каймакам, даже если школа придет в еще худшее состояние? Достаточно посмотреть на верхний этаж уездной управы, чтобы убедиться, каковы возможности каймакама.
Ясно, все ясно! Ахмед Масум абсолютно согласен с уважаемым господином каймакамом. Но, вероятно, из; денег, посланных округом, можно выделить какую-то часть и для школы? Это явилось бы помощью вполне уместной и своевременной. К тому же имеются некоторые сомнения: правильно ли и по назначению ли расходует деньги комиссия, которая работает в городской управе, — ведь на нее, так сказать, оказывают определенное давление… Конечно, господин каймакам нездоров, и устал, и очень занят, однако было бы весьма жёлательно, чтобы он, как главный представитель государственной власти в городе, взял работу этой комиссии под свой контроль!..
От этих слов начальник уезда даже растерялся. Он чувствовал подвох: в просьбе Масума, словно в волшебном яйце фокусника, скрыто немало коварных вопросов. И первый из них — можно ли расходовать деньги, которые выделены специально для дострадавших от землетрясения, на другие нужды? Халиль Хильми-эфенди должен дать разъяснение на этот счет — прочесть краткую лекцию и растолковать, что подобное предложение противоречит государственным интересам и существующей финансовой системе. Вот только способен ли понять его Ахмед Масум? С другой стороны, так ли уж необходимо, чтобы его поняли? И потом, — это надо тоже учесть! — выйдя отсюда, бестолковый учитель начнет болтать всякую чепуху, искажая и перевирая объяснения каймакама… Интересно, кого именно и что именно имел в виду проклятый учителишка, когда намекал на определенное давление?.. Несомненно, Дели Кязым рассказывает ему обо всем, что делается в комиссии. И, уж конечно, Ахмеду Масуму доподлинно известно, что именно каймакам подсунул в комиссию беспутного инженера. Эх ты, Халиль Хильми! Хотел схитрить, а тебя самого провели, как маленького… Глуп ты, братец, глуп как пробка! Ну зачем тебе понадобилось всовывать в комиссию этого полоумного? Думал всю ответственность свалить на председателя городской управы, а самому в сторонке остаться да посмеиваться в кулак, — так, что ли?.. Или считал, что про тебя забудут, если разразится скандал, и не призовут тебя к ответу? Напрасно надеялся, ослиная твоя башка!
Так оно и есть; опять Ахмед Масум, словно скорпион, ужалил Халиля Хильми-эфенди и заставил несчастного каймакама корчиться в судорогах. Лучше, пожалуй, прекратить разговор на эту тему. Ведь стоит поставить вопрос ребром — и в ответ посыплются такие умопомрачительные подробности, что… Нет, пожалуй, разумнее промолчать!..
Ахмед Масум оставил комиссию в покое и перешел к софтам.
По его словам, выходило, что в медресе Чинили творятся безобразия и преступления похуже, чем у инквизиторов. Какие именно — это ведомо только господу богу да Ахмеду Масуму. А господин мюдеррис — это же настоящий Игнатий Лойола.