Страница 60 из 94
Он нарочно сказал «если ты не возражаешь», чтобы не получилось, будто его выгнали из дому.
— Почему же, папа, так быстро? — спросила Фикрет.
— Пора, доченька… Я и так уже загостился. Фикрет помолчала, потом в нерешительности подняла на него глаза.
— Папа…
— Да, доченька?
Али Риза-бею показалось, что она хочет сказать ему очень, очень важное. Но Фикрет уже передумала и только спросила:
— Значит ты завтра уезжаешь?.. Тогда ложись пораньше… Спокойной ночи, папа.
Оставшись один, Али Риза-бей подумал: «Где-то я уже слышал однажды вот такой же голос и видел точно такие же блуждающие глаза?» И он вспомнил: Шевкет! Сын тоже не один раз хотел поговорить с ним откровенно, а потом замолкал…
Эпилог
Возвратившись из Адапазары, Али Риза-бей не пошел домой. Несколько дней он бродил по городу, ночевал у знакомых. Но ударили зимние холода, бедняга простудился и захворал. Хорошо, за него похлопотал его товарищ и устроил в больницу. Только пробыл он там недолго. Однажды к зданию больницы подкатил автомобиль, из него вышли Хайрие-ханым и Лейла. С плачем и причитаниями кинулись они к Али Риза-бею.
— Ах, папа, ты должен уехать отсюда. Мы не оставим тебя одного, — всхлипывала Лейла.
— Будет тебе, Али Риза-бей, упрямиться. Хоть теперь послушай меня, — гудела Хайрие-ханым.
Однако Хайрие-ханым беспокоилась напрасно.
Старость и болезнь сломили дух строптивого Али Риза-бея. У него уже не было ни сил, ни воли, чтобы бунтовать. Словно маленький, радовался он приходу жены и дочери, все пытался им что-то рассказать, а язык не слушался его. Кончилось тем, что старый, смертельно уставший человек вдруг расплакался, судорожно вздрагивая всем телом…
Хайрие-ханым вместе с Айше переехала к дочери на площадь Таксим, дом на улице Долап сдала в аренду.
Адвокат бывал у своей возлюбленной не часто, раза два в неделю, когда ему удавалось сбежать от жены-мегеры. Бедняжка Лейла скучала одна в огромной квартире. Сначала ей пришлось довольствоваться компанией девушки-служанки, потом появились мать и сестра Айше. Жила Лейла в достатке, слава богу, — богатый адвокат на деньги не скупился. Но в житейских делах Лейла ничего не смыслила. Хорошо, что мать вовремя подоспела, забрала хозяйство в свои умелые руки.
В просторной квартире Али Риза-бею отвели самую лучшую, солнечную комнату, окнами на море. Заботливый уход и покой не замедлили сказаться: Али Риза-бей быстро поправился. Очень скоро он уже разгуливал по комнатам, стуча своей палкой, или же усаживался около клетки с попугаем, любимцем Лейлы, давал ему уроки, хотя у самого язык еще плохо ворочался.
Старый Али Риза-бей повеселел. Когда в доме собирались гости, друзья адвоката, старик не оставался в, стороне. Он то хлопотал на кухне, помогая Хайрие-ханым, то вместе с Айше, уже красивой пятнадцатилетней барышней, разносил прохладительные напитки, или же после долгих уговоров соглашался потанцевать с дамами и потешал гостей, выделывая какие-то лихие и замысловатые па.
Когда Али Риза-бею надоедало сидеть дома, его отправляли на прогулку. По этому случаю его наряжали в новый костюм, усаживали в открытый экипаж и везли дышать свежим воздухом. И старик был на верху блаженства, он радовался, точно ребенок, которого одели в праздничный наряд и повели кататься на каруселях.
И только одного боялся Али Риза-бей: как бы случайно не встретить кого-либо из старых приятелей, завсегдатаев кофейни…
― МЕЛЬНИЦА ―
I
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Уездный казначей Джевдет-эфенди вскочил и испуганно закричал:
— Господа! Землетрясение!..
Оборвалась мелодия чифтетелли, смолкли звуки скрипки-каманчи, замерли струны уда, и перестал отбивать такт маленький барабан-дарбук — только тарелки араба Зивера ещё гудели в наступившей тишине. Старый араб сидел, согнувшись, у ног музыкантов и с отсутствующим видом вскидывал свои тарелки, пока кто-то не схватил его за руку и не остановил…
Веселье было в самом разгаре. Девушка-болгарка уже сбросила шитый золотом чепкен [35], а потом согласилась снять и прозрачную кофточку. Обнажённым плечом она прижалась к груди Омер-бея и осторожно, чтобы не смыть краску с губ, пила коньяк с десертной ложки, которую держал перед ней хозяин дома. Девушка приготовилась снова начать свой танец и легонько перебирала пальцами, унизанными колокольчиками.
— Какое землетрясение?! Почудилось, что ли, господину казначею? — роптали недовольные гости. — Может, он ещё расскажет нам сказку про быка, держащего на рогах землю?.. Дом трясется от грохота тарелок араба Зивера!..
Возглас Джевдета-эфенди тем не менее вызвал панику, только не среди гостей, а среди многочисленных обитательниц этого дома, толпившихся в прилегающем к гостиной тёмном коридоре, чтобы сквозь щели в дверях поглазеть на веселье. В коридоре раньше было тихо, так как в страхе перед Омер-беем женщины не то что шептаться, даже шевелиться боялись. Теперь же оттуда доносились сдавленные крики, стоны и глухой топот, будто и впрямь произошло землетрясение.
Казначей Джевдет-эфенди, к слову сказать, был пренеприятной личностью. Среди гостей он выделялся высоким ростом, сутулостью и худобой. На черепе и лице его не росло ни единого волоса (последствия ужасного колтуна), глаза скрывали большие черные очки. Широкие, обтянутые желтой глянцевой кожей скулы, тонкие бесцветные губы, впалые щеки, не желающие умещаться во (рту зубы и, наконец, костистые, узкие плечи и длинные безвольные руки дополняли его сходство со скелетом.
Джевдет-эфенди слыл ужасным формалистом, а уезд, где он ведал финансами, был бедным-пребедным, поэтому всех просителей он неизменно встречал кислой миной. Эта гримаса не сходила с лица казначея, придавая ему ещё более страдальческий вид.
Поскольку Джевдет-бей, не обращая ни на кого внимания, все порывался проверить состояние потолка в доме, негодующие гости стали просить каймакама Халиля Хильми-эфенди вмешаться и унять беспокойного казначея.
Сказать правду, начальник уезда был не совсем согласен с теми, кто начисто отрицал факт землетрясения. Он помнил, как все в нем задрожало при подземном толчке, о котором возвестил казначей. Но… это же ощущение он испытал и тогда, когда девушка-болгарка, исполнявшая чифтетелли, опустилась на колени, перегнулась всем корпусом назад и, чуть не касаясь головой его колен, мелко-мелко затрясла обнаженными плечами… Поди разберись теперь: то ли он испугался подземного толчка, то ли его прошибла дрожь при виде танцующей девушки?
Господин каймакам принадлежал к категории людей, которые находят огромное удовольствие в бесконечных обсуждениях тех или иных вопросов при условии, что эти вопросы не требуют срочного решения. О, господи! Ну что за наказание — принимать решения даже по самым пустяковым делам. До чего неладно устроен мир: все — от мала до велика — ежедневно, ежечасно, ежеминутно требуют, чтобы он решительно отвечал: «да» или «нет»! Эта необходимость действовать и решать угнетала каймакама все двадцать пять лет, которые он находился на службе. И надо же, чтобы этой ночью, когда он так скромно устроился в своем кресле среди бесшабашного веселья и разгула, когда он был так счастлив, ему опять не давали покоя, просили, чтобы он сказал свое веское слово насчет дурацкого землетрясения, к которому он ни по долгу службы, ни по положению никакого касательства не имел.
Халиль Хильми-эфенди тер платком лицо — он всегда поступал подобным образом в трудную минуту, чтобы выиграть время, — и в нерешительности озирался по сторонам, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Музыканты приготовились играть, как вдруг новый подземный толчок, на этот раз уже ни у кого не вызвавший сомнений, с силой тряхнул дом.
35
Чепќен — короткий суконный кафтанчик с длинными разрезными рукавами.