Страница 49 из 94
«Если дело и дальше так пойдет, — думал отчаявшийся отец, — то мои дочери в конце концов могут угодить в умело расставленные сети, скомпрометируют себя, и потом выдать их замуж будет невозможно. Нужно признать, что Лейла и Неджла не бог весть какие сокровища. И проявлять излишнюю щепетильность просто смешно. Тут уже не до нравственного благородства, были бы у женихов деньги, чтобы они могли прокормить семью…»
Улучив момент, Али Риза-бей сумел побеседовать с коммерсантом, который будто бы имел виды на Лейлу. Это был немолодой, лет сорока, мужчина. Звали его, как и мужа Фикрет, Тахсин-беем. Он дважды был женат, и оба раза, судя по его словам, неудачно. Он, безусловно, отличный семьянин, жен своих ублажал, как мог, если верить его рассказу, но эти неблагодарные сбежали, опозорив его доброе имя… Тахсин-бей, между прочим, сказал, что зарабатывает уйму денег, а сейчас у него наклевывается очень выгодное дельце, — если все пойдет благополучно, он станет одним из самых богатых и уважаемых людей в Стамбуле.
Али Риза-бей не очень поверил Тахсин-бею и усомнился в его доброте, благородстве и богатстве. Но чем черт не шутит, может, в словах Тахсин-бея и есть доля правды.
Если Тахсин-бей не жулик и денег у него много, то чем он тогда не жених? Однако на следующее утро Хайрие-ханым, убирая комнату, нашла на полу счет и письмо, адресованное Тахсин-бею, в котором портной угрожал заказчику судом, если тот не заплатит за два костюма, сшитых еще год назад…
Не больше «повезло» и Неджле. Чтобы раскусить ее «жениха», Али Риза-бею понадобилось около десяти дней.
Молодой человек, двадцати восьми лет, благородной осанки, служил на почте, жалованье получал небольшое, но зато ему досталось богатое наследство от умершего в Европе родственника.
Поскольку он имел серьезные виды на Неджлу, Шевкет поспешил навести о нем справки. Выяснилось, что деньги, которыми сорит молодой человек, достались ему вовсе не от умершего дядюшки, а получены от любовницы — богатой шестидесятилетней старухи…
XXII
«Любой ценой выдать замуж Лейлу и Неджлу» — эта мысль преследовала Али Риза-бея постоянно. Ни о чем другом он не мог теперь думать…
Когда прежде он видел, как его дочери танцуют в объятиях незнакомых мужчин, шутят с ними, о чем-то шепчутся, прогуливаются под руку, он приходил в ярость. Теперь его не мучили ни угрызения совести, ни стыд. На все он смотрел сквозь пальцы, втайне надеясь, что дочерям, может быть, удастся завлечь кого-нибудь в свои сети и женить на себе.
Среди поклонников Неджлы и Лейлы появлялись иногда весьма приличные, благовоспитанные молодые люди, и каждый новый поклонник вселял в Али Риза-бея новую надежду. Он даже не противился и не возмущался, когда его дочери уезжали на прогулку и их поздно вечером привозили домой на машине. Однако молодые люди, покружившись около девушек, точно пчелы вокруг цветка, быстро исчезали. Наивные мечты старого отца рассеивались, словно утренний туман над морем. Глаза его застилали слезы отчаяния.
Раньше, когда Али Риза-бей с важностью сановника появлялся в гостиной, веселое оживление стихало. В его присутствии гости не позволяли себе ни вольностей, ни рискованных шуток, ни чрезмерного кокетства. Теперь все вели себя бесцеремонно, нисколько не считаясь с ним и не стесняясь его. Если прежде гости обращались к нему, почтительно называя «уважаемый бейэфенди», то теперь без тени смущения они рассказывали в его присутствии непристойные анекдоты, а женщины — эти бесстыдницы — осмеливались приглашать его на танцы…
Несчастный Али Риза-бей старился, дряхлел и все больше опускался. Он еще надеялся, что вдруг объявится жених для его дочерей, хотя надежд на такое чудо было мало. А мир корчился вокруг него в безумной пляске, словно накануне светопреставления…
Может быть, он напрасно видит все в мрачном свете? Зачем сгущать краски? Ведь кругом идет веселье! То танцуют и пляшут — того гляди, рухнет пол под ногами, — то устраивают какие-то глупые игры, заставляют почтенных людей залезать на стул, петь петухом, ползать на четвереньках, брыкаться и кричать ишаком, вызывая бурный восторг всех гостей. Но старик понимал, что это веселье только напоказ.
От пристального взгляда Али Риза-бея не ускользало, как люди, с виду такие беззаботные, казалось бы не желающие знать ничего, кроме развлечений, мучаются и страдают от бесконечных интриг, трагедий и драм. Одни любят тайно, другие бесстыдно, не таясь; тут кого-то совращают, там обманывают или ревнуют. Какая-то женщина падает в обморок, а вон там двое пьяных отправляются в сад, чтобы свести счеты между собой…
И только Хайрие-ханым, как всегда, без устали хлопочет на кухне, моет посуду, чистит, скребет, убирает. Отправляясь к себе наверх, Али Риза-бей обходит кухню стороной, чтобы не попасться жене на глаза…
Самая младшая дочь Айше уже свалилась от усталости и спит на старом, дырявом коврике, свернувшись, точно котенок.
Старый отец на цыпочках подходит к девочке, присаживается у ее изголовья и долго смотрит на худенькое, слабое тельце, тоненькую шею, бледное личико.
«Неужели мне не удастся спасти хотя бы ее?!» — думает Али Риза-бей. Он смотрит на свою маленькую дочку и не может сдержать рыданий. Бедняжка просыпается от горячих слез, падающих ей на щеку…
XXIII
Как-то поздно вечером в комнате Али Риза-бея снова появилась Хайрие-ханым.
— Шевкет сегодня привез свежего кофе из Стамбула, — сказала она и поставила перед ним маленькую чашечку. Потом придирчивым взглядом обвела комнату. — Простыни у тебя, Али Риза-бей, совсем почернели от грязи. Завтра утром отдашь их мне, я постираю. Ты опять кашляешь? Надо купить лекарства и растереть тебе спину… Тебе не холодно под одним одеялом? А то я могу дать тебе свою душегрейку…
Хайрие-ханым невозможно было узнать: добрая, ласковая — просто ангел. Подумать только, какая вдруг заботливость! Но вместо того чтобы благодарить ее за столь трогательные знаки внимания, которого он давно не удостаивался, Али Риза-бей нахохлился, насторожился, будто зверь, которого ласкают, пытаясь приручить, и недоверчиво покосился на жену.
Закончив осмотр комнаты и проявив необходимую заботу о благополучии и здоровье мужа, Хайрие-ханым наконец присела рядом с ним.
— Али Риза-бей, хочу с тобой поговорить, тревогами своими поделиться, — начала она. — Что будет с нами?.. Впереди зима. В доме ни полена дров, ни куска угля. Детям надеть нечего. Уже сейчас от холода зуб на зуб не попадает… Что будем делать?..
Увидев жену с кофейным подносом в руках, Али Риза-бей догадался, о чем пойдет разговор. Тем не менее он молчал, думая о чем-то своем.
— Что ты скажешь, Али Риза-бей? — переспросила она, не дождавшись ответа.
— Мне сказать нечего. — Али Риза-бей пожал плечами.
— То есть как нечего? — раздраженно вскричала Хайрие-ханым. — Разве не ты хозяин в доме?
— Ну да, когда деваться больше некуда, тогда хозяин — я, — ответил Али Риза-бей с горькой усмешкой, не сходившей последнее время с его губ. — Зато когда в доме появляются деньги, хоть несколько курушей, тогда хозяин в доме кто угодно, только не я. Вы меня тогда и за человека не считаете…
На такие слова следовало бы, конечно, рассердиться, ответить порезче, хлопнуть дверью и уйти из комнаты. По правде говоря, Али Риза-бей именно на это и рассчитывал.
Лучше бы она вспылила, устроила бы скандал, тогда ему не пришлось бы вникать во все эти бредовые планы, которые ничего не сулят, кроме новых бед. Но она сдержалась.
— Раньше ты не был таким, Али Риза-бей, — с укором сказала она.
— Это правда, — согласился Али Риза-бей. — Когда-то я был другим человеком, а стал подлецом. Все деньги трачу на женщину, играю в карты, пью…
Хайрие-ханым прикусила губу, но и на этот раз стерпела. Скандал явно не входил нынче в ее расчеты.
— Али Риза-бей, ты несправедлив, — все тем же примирительным тоном сказала она. — Если не с тобой, то с кем же еще я могу посоветоваться, кому пожаловаться? Наши дочери хоть и выросли, но так детьми и остались. За них нам с тобой отвечать!.. Вот об этом давай и поговорим.