Страница 12 из 94
Путь к отступлению отрезан. Бежать бессмысленно, через несколько минут меня всё равно поймают. Но о себе я не думал. Главное: во что бы то ни стало спасти её!
Я вспомнил старую легенду об Исмаиле. Конечно, будь тут река, я, не задумываясь, бросился бы в воду.
На тахте Ведия билась в нервном припадке.
— Ради Бога, Ведия, оставь меня одного. Иди к себе наверх, закройся в комнате! Торопись, они сейчас придут.
Она не слышала и не отвечала мне, тело её сотрясалось от приглушённых рыданий.
Я стал растирать кисти её рук, приподнял её лёгкое тело и усадил, пытаясь привести в чувство; потом чуть ли не силой вывел на лестничную площадку.
— Ступай! Оставь меня одного! — умолял я.
Она немного пришла в себя, опустилась на ступеньку лестницы и спросила:
— Что будет с тобой, Иффет?
— Попытаюсь убежать. Не выйдет, — ну что ж, пускай арестовывают.
— Мы пропали!
— Нет! Они найдут меня одного. Почему я оказался здесь, зачем пришёл, этого они никогда не узнают.
— Всё равно мы пропали!.
— Я спасу тебя, Ведия! Я выдам себя за вора, за обыкновенного воришку. Да, да, скажу, что залез в дом, чтобы украсть.
Слова эти непроизвольно сорвались у меня с губ, и тут меня осенило: «Конечно, выход найден! Я выдам себя за вора. Разве это не геройский поступок?!»
Я едва не плакал от радости и волнения. Осыпая поцелуями руки и лицо Ведии, я стал её умолять, чтобы она согласилась принять мою жертву.
Её первым естественным чувством было возмущение, она даже слушать не хотела о таком позоре.
Но я уже решился. Я говорил спокойно и уверенно:
— Ну хорошо, а если они узнают правду, ты думаешь, это будет меньшим позором? Любить чужую жену, отнять её у человека, который кормит тебя, — неужели это лучше, чем украсть какие-то жалкие гроши?
На улице послышались полицейские свистки, и это сломило последнее сопротивление Ведии. Ещё раз я поцеловал влажные от слёз глаза моей любимой, потом оттолкнул её от себя и вернулся в кабинет Джемиля Керим-бея.
Нужно ещё приготовиться к встрече с полицией. В секретере Джемиля Керим-бея должны быть большие деньги. Каминными щипцами я взломал ящики, пошарил среди бумаг, рассовал по карманам попавшие мне под руку банкноты, облигации и в последний момент прихватил заодно неисправные золотые часы. Послышался сильный стук в дверь, стёкла окон во всём доме задрожали.
Я решил сам открыть дверь и сдаться на милость полиции. Но на той самой лестничной площадке, где я только что простился с Ведией, силы оставили меня. Я опустился на ступеньку и закрыл лицо руками.
Глава двадцать четвёртая
Я провёл в доме предварительного заключения два дня и две ночи. На третий день, под вечер, Джеляль добился, чтобы меня выпустили под залог.
Джеляль ни за что не хотел оставлять меня этой ночью одного и затащил к себе домой чуть не силой. От усталости, от всех потрясений я чувствовал себя совершенно больным. Мой друг уложил меня в своей комнате.
— Постарайся, Иффет, сразу же уснуть. Завтра утром обо всём подробно поговорим.
Джеляль поставил на ночном столике рядом с кроватью свечу в подсвечнике и хотел, было, уйти, но я его задержал.
— И как у тебя, Джеляль, хватило смелости привести меня домой? А вдруг я тебя ограблю и убегу? — спросил я.
Джеляль подошёл ко мне.
— Ты, Иффет, видно, за дурака меня считаешь? Думаешь, я так же глуп, как судебный следователь?
Я опешил:
— Что ты хочешь сказать?
— Лучше оставим сейчас этот разговор. Спи. Завтра я надеру тебе уши.
Он направился к двери, но я схватил его за руку.
— Если ты хочешь, чтоб я и эту ночь провёл без сна, можешь, конечно, идти.
Волей-неволей ему пришлось вернуться, он пристально посмотрел мне в глаза и медленно произнёс:
— Ты сделал ужасную глупость, Иффет. Очертя голову бросился в огонь. Когда я узнал об этой истории, я сразу понял, в чём дело. Вчера я был у судебного следователя, видел твои показания и ещё больше убедился в своей правоте. Ни один порядочный вор не станет себя так вести: бить в грудь, требуя, чтобы его признали виновным. Да и будь у меня малейшее сомнение, оно бы сразу рассеялось, лишь только я, тебя увидел. Я знал, что ты наивен, как ребёнок, но никак не думал, что уж до такой степени.
Я почувствовал, что бледнею.
— Надеюсь, ты не проболтался следователю? — поспешно спросил я.
Джеляль торжествующе рассмеялся.
— Ну вот, ты и сам себя выдал. Успокойся. Был у меня такой соблазн, да я ничего не сказал. Вернее, пока ещё ничего не сказал. Но когда придёт время восстановить истину…
От моей недавней слабости не осталось и следа.
— Ты этого не сделаешь! — в запальчивости вскричал я, перебивая Джеляля. — Я тебя всегда считал настоящим товарищем!
— Я давно понял, что ты любишь эту женщину. — Джеляль тоже начал горячиться. — Не бойся, я никогда не стал бы выпытывать её имя. Хоть на уме у тебя только оно. Последнее время ты словно с ума сошёл. Сколько раз я хотел поговорить с тобой начистоту, предупредить, что ты затеял опасную игру. Расскажи мне хоть сейчас всё, как есть. Может быть, мы и найдём какой-нибудь выход.
Отпираться было бесполезно, Джеляль и так всё знал.
— Послушай, Джеляль! Ты мой самый близкий друг. К тому же ты сам догадывался о моей тайне. Я думаю, ты не хочешь умножать мои муки. Я очень её люблю. У меня не было другого выхода, чтобы спасти её честь. На эту жертву я пошёл с радостью и никогда не буду об этом сожалеть.
— Ну, это мы ещё увидим, Иффет! И скоро увидим! — с нескрываемой иронией возразил Джеляль.
— Повторяю: я никогда об этом не пожалею, — спокойно и убеждённо продолжал я. — Пусть все будут считать меня преступником. Пусть мне вынесут суровый приговор. Какое это имеет значение? Понимаешь, я люблю её! Я сделал всё ради неё! И не жалей меня! Ты даже не можешь себе представить, Джеляль, какое это для меня утешение!
Несмотря на усталость, какое-то исступлённо-восторженное чувство переполняло мою душу. Я говорил о предстоящих страданиях, как о величайшем счастье.
— Бедный, несчастный ребёнок! — с горькой усмешкой произнёс Джеляль. — Да, вот такая юношеская горячность и доводит человека до того, что он всё бросает на полпути. Подумай как следует, Иффет: ведь только что ты был мрачнее тучи. Боялся посмотреть мне в глаза. А сейчас уже считаешь себя героем, страдающим во имя любви. И отчего же такие перемены? Да оттого, что ты убеждён, что я знаю твою тайну, понимаю тебя и сочувствую. Но наступит день, когда ни моё понимание, ни даже её любовь не будут для тебя достаточным утешением. Чтобы такого не случилось, мы должны найти выход. Ты не из тех людей, кто способен плыть против течения, кто может жить спокойно, бросив вызов обществу.
Наш спор с Джелялем продолжался до полуночи. Мой друг предлагал уладить дело непосредственно с Джемилем Керим-беем. Но я был убеждён, что такая попытка не даст никаких результатов и только вызовет у него излишние подозрения.
— Пусть всё идёт своим чередом. Я готов ко всяким неожиданностям.
Мы так и не смогли убедить друг друга.
Джеляль знает всю правду! Меня это пугало и в то же время радовало: сознание того, что я не упал в глазах своего самого уважаемого и любимого друга, давало мне новые душевные силы.
Впервые за три дня я уснул крепким сном, успокоенный, полный надежд.
Глава двадцать пятая
Мне повезло, — за это я должен благодарить случай.
В день суда погода испортилась. Подул холодный северный ветер. Начавшийся накануне снегопад перешёл в настоящую снежную бурю.
В коридоре суда было темно и пусто, как на улице. В зале — никого, кроме нескольких судейских чиновников и вызванных по моему делу свидетелей.
Джеляль нервничал.
— Иффет, — сказал он, отведя меня в сторону, — это самый ответственный, решающий момент в твоей жизни. Я буду защищать тебя как твой адвокат и как твой друг. Скажу тебе всю правду. Твоё будущее зависит от решения, которое вынесет сегодня этот суд. Он наложит на тебя страшное клеймо. Отныне ты будешь для всех вором. Пойми меня; ты беден, и твоё существование зависит от уважения и доверия к тебе людей. Видишь, я говорю тебе, ничего не скрывая.