Страница 41 из 78
То же самое с государственными деятелями. Встречаясь для обсуждения договоров, девяносто процентов времени они проводят на банкетах или в опере, начинают питать неприязнь друг к другу. Лишь в последний день этого недельного ритуала окунают перья в чернильницу и подписывают документ, а у людей меньшего ранга на это ушло бы всего пять минут. Но они знают: человеку, чтобы быть значительным, необходимо публично наслаждаться возможностью расточать время. Индейка великолепная, а вино, хоть и недостаточно выдержанное, вызывает воодушевление и нетерпеливость, особенно подходящие для сегодняшнего вечера. Скажи мне, рыжеволосые женщины привлекают тебя или отталкивают?
Лишь после этого полковник откинулся на спинку стула и, порывисто, шумно отхлебывая черный кофе, сдобренный каким-то ликером, способствующим пищеварению, жадно затягиваясь скрученной, будто канат, итальянской сигарой, согласился наконец поговорить о безрезультатном преследовании.
— Ты не смог поймать Винтершильда, — неторопливо начал Убальдини, — но схватил человека по фамилии Шуберт, у которого обнаружено много поддельных удостоверений личности. Поздравляю. Он может представлять собой особую ценность.
— На перекрестных допросах мы ничего от Шуберта не добились.
— Я думаю не о сведениях, — сказал полковник. — А о том, что он в наших руках. У тебя недоуменный вид. Ничего. Продолжай.
— Я убежден, — с жаром сказал Валь ди Сарат, — что у немцев существует в Италии какая-то организация взаимопомощи.
Полковник улыбнулся.
— Не веришь?
— Отчего же, — ответил Убальдини. — Не сомневаюсь, что есть.
— Мало того, — продолжал Валь ди Сарат, — их тайком вывозят отсюда на испанском судне «Фернандо По». Если этим занимается одно судно, другие суда этой линии вполне могут делать то же самое. Завтра утром первым делом нужно будет узнать названия других испанских судов, совершающих рейсы между Италией и Испанией.
— «Фернандо По», «Конкистадор», «Идальго», «Альмендралехо», «Хуан Хосе Льоссас», — перечислил, самодовольно улыбаясь, полковник.
— Ты знаешь, что они…
— Мой дорогой мальчик, этим занимаются не только испанские суда. Компания, о которой идет речь, именуется «Compacia Orienal y National of Barcelona». Она коммерчески связана с аргентинской группой «Atlantica la Plata», которая в свою очередь является компанией — учредителем Панамской судоходной линии, нескольких предприятий легкой промышленности, сети гаражей и еще много чего, в том числе пароходства «Монтес и Майер».
— Значит, ты знал об этом?
— Естественно.
— И не пресек?
Валь ди Сарат вышел из себя. Неужели он тратил время попусту? Есть ли кто-нибудь выше подозрений?
Убальдини пристально глядел на дымок от своей сигары, словно пытаясь его загипнотизировать.
— С какой стати мне это пресекать? — спросил он вполголоса.
Валь ди Сарат злобно хлопнул по столу.
— Потому что это твой долг!
Дядя бросил на него быстрый взгляд и произнес:
— Послушай, мой дорогой.
Затем подался вперед и негромко стал говорить бестолковому племяннику:
— Мы традиционно самая гостеприимная страна в мире. И этой традицией я горжусь. В стране до сих пор полно беглых немцев без документов или с поддельными документами. Они удирают на судах, иногда на самолетах. И, как ты говоришь, организованы; очень хорошо организованы, будучи немцами. Поэтому их старания избежать встречи с нами неизменно приводят к успеху. Однако, разумеется, я не прилагаю усилий, чтобы помешать их выезду, если не считать тех случаев, когда происходят инциденты вроде дела майора Винтершильда и наши пути случайно пересекаются.
Он улыбнулся напряженно слушающему изумленному Валь ди Сарату и продолжал:
— В Италии достаточно своих проблем, не дающих покоя карабинерам. Бандиты в Абруцци, бандиты на Сицилии, бандиты в Калабрии, коммунисты повсюду на севере и в центре. У нас нет ни времени, ни людей, ни желания мучить этих беженцев, наших товарищей по оружию до недавнего времени. С какой стати мне заниматься глупым бюрократизмом, мешать людям, делающим ту работу, которую полагалось бы делать мне, притом лучше, чем получилось бы у меня? Вижу, ты удивлен.
— А где у тебя гарантия, что они покидают страну организованно? Я хочу сказать, мы можем столкнуться и с особым случаем.
— Дорогой племянник, я наблюдаю за ними. Да, наблюдаю. Иногда произвожу аресты, чтобы они держали ухо востро.
— Но кто они? — настаивал недоумевающий Валь ди Сарат. — Кто у них во главе? И как нам схватить этого Винтершильда, не дать ему скрыться из страны?
— Отвечу по порядку, — улыбнулся дядя. — Во главе у них очаровательный, но очень неприятный человек, именующий себя Эрхардтом. Этот парадокс позабавил тебя? Рад, именно для этого он и предназначался. Дело Винтершильда завтра будет вновь открыто, и теперь схватить его будет нетрудно, попомни мои слова.
— Но что ты намерен делать?
— Ешь, дорогой, ешь. Я возьму еще грудку индейки, мне при моих размерах насытиться нелегко. К ней еще бутылку «лакрима кристи». Составишь мне компанию? Кстати, ты поступил глупо, выжав из меня все сведения за первым обедом. Теперь нам не о чем будет говорить за вторым.
На другое утро Ганс явился к назначенному времени в фирму «Монтес и Майер», снялся у фотографа и отправился на встречу с Эрхардтом. Застал его в оживленном настроении.
— Все обернулось прекрасно, — сказал Эрхардт. — Идите в следующую дверь. Увидите там людей, стоящих в ряд. Присоединяйтесь к ним. Это похоже на процедуру опознания, но не волнуйтесь. Не задавайте никому никаких вопросов. Я суеверен, и разговоры о деле могут привести нас к неудаче.
Когда Ганс подошел к двери, Эрхардт окликнул его:
— Кстати, Гансен, возможно, Рим вы покинете сегодня, не дожидаясь документов. Все зависит…
Ганс, хорошо выспавшийся и готовый к любому новому приключению, ничего не спросив, пошел в следующую комнату. Там увидел шеренгу мужчин, разделенную на две части. Все явно были немцами. В конце комнаты сидели голубоглазый из конторы и какой-то нескладный человек в скромном костюме с ярким галстуком, покрытым изображениями ананасов и словами любви на гавайском языке.
Ганс увидел, что все глаза обратились к нему, и услышал, как нескладный сказал:
— Не особенно зверское лицо.
— Но это очень характерный немецкий тип, — ответил голубоглазый.
Нескладный с важным видом обдумал эту проблему.
— Да, мне нравится его подмигивание. Это хорошо. Очень хорошо для того парня, который оказывается сломленным, у которого мать еврейка.
И принялся оглядывать Ганса опытным глазом инспектора.
— Какой у вас рост? — спросил он наконец.
— Метр девяносто шесть, — с недоумением ответил Ганс.
— Хороший. Мне нравится, — произнес нескладный таким тоном, словно кто-то отваживался перечить ему.
— Принят? — спросил голубоглазый.
— Принят, — ответил нескладный. Голубоглазый обратил взгляд на Ганса.
— Будьте добры, встаньте в левую группу.
Три часа спустя Ганс сидел в кузове большого дизельного грузовика вместе с десятью немцами. Было совершенно темно и очень неудобно. Сквозь щели в полу поднимались едкие выхлопные газы. Ганс поинтересовался у коллег, знают ли они, куда их везут. Ходили слухи, что все они станут кинозвездами.
Через два часа после того, как грузовик отъехал, в конторе «Монтес и Майер» появился офицер полиции и пожелал видеть синьора Эрхардта. Его попросили присесть, и Эрхардт с улыбкой до ушей спустился по лестнице, не выказывая ни малейшего беспокойства.
— Могу быть чем-нибудь полезен, Tenente[60]? — спросил он.
— Я от полковника Убальдини, — сказал офицер. — Он свидетельствует вам свое почтение и просит вас встретиться с ним в шесть часов в кафе Розати.
Эрхардт задумался, потом с сожалением сказал:
— О, передайте ему, что я очень польщен его приглашением, но, как ни жаль, у меня уже назначена встреча с деловым партнером.
60
Лейтенант (ит.).