Страница 12 из 13
– К чему испытывать провидение? – заметил поставщик баллад Каналис[53].
– Ну уж, провидение! – прервав его, воскликнул знаток. – Нет ничего на свете более растяжимого.
– Но Людовик XIV погубил больше народу при рытье водопроводов для госпожи де Ментенон, чем Конвент ради справедливого распределения податей, ради установления единства законов, ради национализации и равного дележа наследства, – разглагольствовал Массоль, молодой человек, ставший республиканцем только потому, что перед его фамилией недоставало односложной частицы[54].
– Кровь для вас дешевле вина, – возразил ему Моро, крупный помещик с берегов Уазы. – Ну а на этот-то раз вы оставите людям головы на плечах?
– Зачем? Разве основы социального порядка не стоят нескольких жертв?
– Бисиу! Ты слышишь? Сей господин республиканец полагает, что голова вот того помещика сойдет за жертву! – сказал молодой человек своему соседу.
– Люди и события – ничто, – невзирая на икоту, продолжал развивать свою теорию республиканец, – только в политике и в философии есть идеи и принципы.
– Какой ужас! И вам не жалко будет убивать ваших друзей ради одного какого-то «де»?..
– Э, человек, способный на угрызения совести, и есть настоящий преступник, ибо у него есть некоторое представление о добродетели, тогда как Петр Великий или герцог Альба – это системы, а корсар Монбар – это организация.
– А не может ли общество обойтись без ваших «систем» и ваших «организаций»? – спросил Каналис.
– О, разумеется! – воскликнул республиканец.
– Меня тошнит от вашей дурацкой Республики! Нельзя спокойно разрезать каплуна, чтобы не найти в нем аграрного закона.
– Убеждения у тебя превосходные, милый мой Брут, набитый трюфелями! Но ты напоминаешь моего лакея: этот дурак так жестоко одержим манией опрятности, что, позволь я ему чистить мое платье на свой лад, мне пришлось бы ходить голышом.
– Все вы скоты! Вам угодно чистить нацию зубочисткой, – заметил преданный Республике господин. – По-вашему, правосудие опаснее воров.
– Хе, хе! – отозвался адвокат Дерош.
– Как они скучны со своей политикой! – сказал нотариус Кардо. – Закройте дверь. Нет того знания и такой добродетели, которые стоили бы хоть одной капли крови. Попробуй мы всерьез подсчитать ресурсы истины – и она, пожалуй, окажется банкротом.
– Конечно, худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле. Поэтому все речи, произнесенные с трибуны за сорок лет, я отдал бы за одну форель, за сказку Перро или за набросок Шарле[55].
– Вы совершенно правы!.. Передайте-ка мне спаржу… Ибо в конце концов свобода рождает анархию, анархия приводит к деспотизму, а деспотизм возвращает к свободе. Миллионы существ погибли, так и не добившись торжества ни одной из этих систем. Разве это не порочный круг, в котором вечно будет вращаться нравственный мир? Когда человек думает, что он что-либо усовершенствовал, на самом деле он сделал только перестановку.
– Ого! – вскричал водевилист Кюрси. – В таком случае, господа, я поднимаю бокал за Карла X, отца свободы[56]!
– А разве неверно? – сказал Эмиль. – Когда в законах – деспотизм, в нравах – свобода, и наоборот.
– Итак, выпьем за глупость власти, которая дает нам столько власти над глупцами! – предложил банкир.
– Э, милый мой, Наполеон по крайней мере оставил нам славу! – вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Бреста.
– Ах, слава – товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо. Не проявляется ли в ней эгоизм великих людей, так же как в счастье – эгоизм глупцов?
– Должно быть, вы очень счастливы…
– Кто первый огородил свои владения, тот, вероятно, был слабым человеком, ибо от общества прибыль только людям хилым. Дикарь и мыслитель, находящиеся на разных концах духовного мира, равно страшатся собственности.
– Мило! – вскричал Кардо. – Не будь собственности, как могли бы мы составлять нотариальные акты!
– Вот горошек, божественно вкусный!
– А на следующий день священника нашли мертвым…
– Кто говорит о смерти?.. Не шутите с нею! У меня дядюшка…
– И конечно, вы примирились с неизбежностью его кончины.
– Разумеется…
– Слушайте, господа!.. Способ убить своего дядюшку. Тсс! (Слушайте, слушайте!) Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере семидесятилетнего, – это лучший сорт дядюшек. (Всеобщее оживление.) Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки…
– Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержный.
– О, такие дядюшки – чудовища, злоупотребляющие долголетием!
– И вот, – продолжал господин, выступивший с речью о дядюшке, – в то время как он будет предаваться пищеварению, объявите ему о несостоятельности его банкира.
– А если выдержит?
– Дайте ему хорошенькую девочку!
– А если он?.. – сказал другой, делая отрицательный знак.
– Тогда это не дядюшка… Дядюшка – это по существу своему живчик.
– В голосе Малибран[57] пропали две ноты.
– Нет!
– Да!
– Ara! Ага! Да и нет – не к этому ли сводятся все рассуждения на религиозные, политические и литературные темы? Человек – шут, танцующий над пропастью!
– Послушать вас, я – дурак?
– Напротив, это потому, что вы меня не слушаете.
– Образование – вздор! Господин Гейнфеттермах насчитывает свыше миллиарда отпечатанных томов, а за всю жизнь нельзя прочесть больше ста пятидесяти тысяч. Так вот, объясните мне, что значит слово «образование». Для одних образование состоит в том, чтобы знать, как звали лошадь Александра Македонского или что дога господина Дезаккор звали Беросилло, и не иметь понятия о тех, кто впервые придумал сплавлять лес или же изобрел фарфор. Для других быть образованным – значит выкрасть завещание и прослыть честным, всеми любимым и уважаемым человеком, но отнюдь не в том, чтобы стянуть часы (да еще вторично и при пяти отягчающих вину обстоятельствах), а затем, возбуждая всеобщую ненависть и презрение, отправиться умирать на Гревскую площадь.
– Натан[58] останется?
– Э, его сотрудники – народ неглупый!
– А Каналис?
– Это великий человек, не будем говорить о нем.
– Вы пьяны!
– Немедленное следствие конституции – опошление умов. Искусства, науки, памятники – все изъедено эгоизмом, этой современной проказой. Триста ваших буржуа, сидя на скамьях Палаты, будут думать только о посадке тополей. Деспотизм, действуя беззаконно, совершает великие деяния, но свобода, соблюдая законность, не дает себе труда совершить хотя бы самые малые деяния.
– Ваше взаимное обучение[59] фабрикует двуногие монеты по сто су, – вмешался сторонник абсолютизма. – В народе, нивелированном образованием, личности исчезают.
– Однако не в том ли состоит цель общества, чтобы обеспечить благосостояние каждому? – спросил сен-симонист.
– Будь у вас пятьдесят тысяч ливров дохода, вы и думать не стали бы о народе. Вы охвачены благородным стремлением помочь человечеству? Отправляйтесь на Мадагаскар: там вы найдете маленький свеженький народец, сенсимонизируйте его[60], классифицируйте, посадите его в банку, а у нас всякий свободно входит в свою ячейку, как колышек в ямку. Швейцары здесь – швейцары, глупцы – глупцы, и для производства в это звание нет необходимости в коллегиях святых отцов.
– Вы карлист[61]!
– А почему бы и нет? Я люблю деспотизм, он подразумевает известного рода презрение к людям. Я не питаю ненависти к королям. Они так забавны! Царствовать в Палате, в тридцати миллионах миль от солнца, – это что-нибудь да значит!
53
Каналис, действующий в 18 произведениях «Человеческой комедии», – тип лицемерного и самовлюбленного поэта, на которого очень не хотел походить сам Бальзак; в первом издании 1831 года этот персонаж не имел фамилии и назывался просто «поставщиком баллад».
54
…недоставало односложной частицы. – То есть частицы «де», указывающей на дворянское происхождение; следует напомнить, что Бальзак сам (причем без достаточных оснований) в 1830 году прибавил такую частицу к своей фамилии.
55
Никола-Туссен Шарле (1792–1845) – французский художник и гравер, автор многочисленных картин, рисунков и литографий на сюжеты из военной жизни, «солдатский Гомер» (Бальзак).
56
…за Карла Х, отца свободы! – Ирония реплики заключается в том, что король Карл Х 26 июля 1830 года опубликовал ордонансы (указы), ограничивавшие свободы французов, что привело к революции и свержению короля с престола.
57
Мария Малибран (1808–1836) – оперная певица.
58
Рауль Натан – персонаж 19 произведений «Человеческой комедии», талантливый, но чересчур честолюбивый писатель, готовый ради карьеры резко менять убеждения. Его имя Бальзак ввел в текст только в 1845 году; до этого в тексте фигурировал безымянный поэт.
59
Взаимное обучение – метод начального образования, заимствованный из Англии и пропагандировавшийся французскими либералами. Он позволял одному учителю обучать одновременно большое число детей; этому способствовали помощники из числа наиболее «продвинутых» учеников. Противники взаимного обучения обвиняли его сторонников в насаждении военизированных методов и пренебрежении индивидуальностями.
60
…сенсимонизируйте его… – Основатель утопического учения о преобразовании общества на более разумных началах граф Клод-Анри де Рувруа де Сен-Симон умер в 1825 году, однако у него остались многочисленные последователи. Поскольку этим преобразованием, по мысли Сен-Симона, должны были заняться наиболее просвещенные и талантливые члены общества: промышленники, ученые, художники – сенсимонистская доктрина на рубеже 1830-х годов пользовалась популярностью в артистических кругах.
61
Карлистами называли тех, кто и после 1830 года хранил верность свергнутому в ходе Июльской революции королю Карлу Х.