Страница 17 из 24
– Теперь ты мой второй сын и должен выглядеть, как воин, который уже убивал врагов по моему приказу, – сказал его отец утром, когда вручил Сигурду меч, который достал из огромного сундука с боевым снаряжением. – Но не забывай, что сегодня ты будешь находиться среди моих лучших воинов. Бойцов, мужественно стоявших в скьялдборге и отвечавших смертоносными ударами на удары неприятеля. У многих нет даже такого меча, и кто-то станет завидовать тебе из-за того, что ты владеешь тем, что не заслужил.
– Пусть они скажут мне это в лицо, – ответил Сигурд, не сомневаясь, что его слова вызовут гнев отца, но Харальд мимолетно улыбнулся, и юноша увидел в его улыбке своего старшего брата Торварда.
– Давай покажем Бифлинди, что у нас еще есть зубы, – сказал ярл и сжал плечо сына.
Сигурд вытащил меч, и перед его глазами возник диковинный рисунок, шедший по всей длине клинка, точно дыхание дракона, – знаки, такие же уникальные для этого оружия, как мечты, наполнявшие его душу.
– Если конунг предаст тебя, отец, я его убью, – сказал Сигурд, убирая меч в ножны.
От этих слов на лице ярла появилась волчья ухмылка.
– Если он предаст меня, он будет мертв, – заявил Харальд.
– Смотрите, – сказал Орн Клювонос, глядя на бледный желток солнца, пытавшегося пробиться сквозь тучи.
– Уже и так тепло, – заявил Фроти, надувая щеки и, видимо, жалея, что не взял только копье, прихватив еще и боевой топор с огромным клинком в форме полумесяца.
– Зато мы получим мед и женщин, – сказал Финн Ингварссон, хромавший из-за старой раны.
Они поднимались по Салефьелль, высшей точке острова Кармёй, что никому не доставляло удовольствия, учитывая, что они были в полном боевом облачении. Но Харальд решил не рисковать и отказался от более легкого пути вдоль побережья на «Олененке», где им помогал бы ветер, потому что, если б корабли ярла Рандвера поймали их в проливе, все они погибли бы еще раньше, чем успели бы проклясть норн и печальную судьбу, которую они для них сплели.
– После того, как конунг повел себя с нами во время сражения, боюсь, любая женщина, которую он к нам отправит, будет переодетым троллем со столовым ножом в руке, направленным на наши яйца, – сказал Асбьёрн, и кое-кто фыркнул в ответ.
– Думаю, по сравнению с тем, что ждет тебя дома, тролль – самое то, – заявил Орн Клювонос, и все дружно расхохотались, когда Асбьёрн ткнул концом своего копья в его щит, висевший на спине.
– Лично мне хватит меда, – перебил их Агнар, и его слова были встречены одобрительным ворчанием. – И серебра, которое конунг нам должен за наших братьев по оружию, – добавил он.
Все замолчали, когда у них в памяти, точно тухлая вода, заливающая лодку, всплыли лица друзей, которых им не суждено было увидеть живыми.
Чайки пронзительно кричали, солнце грозилось вот-вот выйти из-за туч, а рука Сигурда то и дело касалась рукояти меча – ведь после стольких лет тренировок владения смертоносным оружием он стал членом отряда воинов Севера, наконец получил шанс испытать себя, доказать отцу и брату, что достоин крови, текущей в его венах.
Когда они вошли в сосновый лес, спускавшийся с вершины горы, точно темно-зеленый плащ, соскользнувший с плеча великана, раздались раскаты грома, и тут же начался сильный ливень.
– Проклятье! – проворчал Фроти и, следуя примеру товарищей, поднял над головой щит из дерева липы, когда дождь превратился в град, который отскакивал от поверхности и металлических умбонов.
– Очень вовремя, – прокричал Ульфар, мужчина с толстой шеей, когда они вошли под сосны, чьи густые верхние ветки защитили их от ливня.
В обычных обстоятельствах они пошли бы по прибрежной тропе до самого Авальдснеса, но никто не возражал против решения ярла пройти этот участок пути лесом. Никто в отряде не хотел сейчас видеть пролив Кармсунд, чтобы в памяти снова всплыли картины страшного поражения или крики умирающих друзей. Рана была еще слишком свежей, а вода в море – красной от крови их братьев.
Глядя вокруг, Сигурд вернулся в детство, когда примерно десять лет назад отец по приглашению конунга Горма взял его на охоту в этот лес. Оба мужчины, в те времена близкие, точно братья, много смеялись и обменялись серебряными кольцами и дорогими клинками. Они говорили о строительстве кораблей, рейдах на север и запад, и Сигурда буквально распирало от гордости из-за того, каким уважением пользовался его отец у конунга. И не имело никакого значения, что они не убили лося в тот день.
В конце дня они пировали в великолепном медовом зале, и Сигурд стал свидетелем того, как его отец объявил перед всеми собравшимися, что его меч принадлежит конунгу, что он и его люди будут сражаться за Авальдснес, когда у конунга Горма возникнет в них нужда. В ответ конунг будет охранять земли Харальда и позволит ему оставлять себе любую добычу, которую тот захватит во время рейдов на земли общих врагов. Конунг также подарил ярлу Харальду корабль – тот самый «Рейнен». Чтобы скрепить клятву, Потрясающий Щитом надел на шею Харальда великолепный серебряный торк, хотя теперь Харальд редко его доставал.
– Ха, дело не в том, что он тяжелый, а в обязательствах, которые накладывает, – прошептал Улаф на ухо Сигурду как-то вечером в «Дубовом шлеме», когда мед развязал ему язык. – Никому не нравится находиться под чужой пятой, даже если она принадлежит конунгу.
– Тогда почему мой отец не станет конунгом? – спросил Сигурд с юношеской непосредственностью и незамутненным жизненным опытом взглядом на мир.
Улаф рассмеялся и ответил:
– Возможно, когда-нибудь станет. И тогда другой ярл будет извиваться под его пятой, верно?
И вот теперь они направлялись в Авальдснес, чтобы узнать, что сталось с клятвой, принесенной десять лет назад, и что их там ждет – дружеская рука или ладонь, сжимающая рукоять меча.
Лесная тропинка была усыпана сухими сосновыми иголками, и пряный смолистый аромат деревьев и неожиданная тишина окутали Сигурда. Большинство нижних веток были чахлыми и голыми, коричневыми и хрупкими, ломавшимися при малейшем прикосновении края щита или древка копья. А над ними со стволов свисали зеленые и серебристые лишайники самых разных форм и очертаний – оленьих рогов и костей, обломков кораблей и старых тряпок. Сигурд почувствовал магию этого места, и волосы у него на затылке зашевелились.
Они шли по старой тропе между деревьями, вскоре ветви у них над головами полностью закрыли серый день, и вокруг стало темнее, чем летней ночью на лугу. Тишину нарушал только звук их шагов, шорох сухих иголок да время от времени капли дождя, которым удавалось просочиться сквозь густые листья у них над головами.
– Странно, что не видно птиц, – сказал Сигурд брату.
Тот нахмурился и принялся оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, что Сигурд не ошибся.
– Итак, братишка, ты видишь предзнаменования в присутствии птиц, а теперь говоришь о других – когда их нет? – Сорли улыбнулся. – Ты не лучше Асгота.
– Но птиц нет, – настаивал Сигурд.
Сорли посмотрел вверх на тяжелые ветки, а через несколько шагов поднял копье и показал куда-то вдаль.
– Я вижу птицу, – сказал он. – Что еще это может быть?
Сигурд разглядел высоко на дереве серую ворону, чья грудка цвета холодного пепла в очаге выделялась на фоне темно-зеленой хвои. Он кивнул, неожиданно почувствовав облегчение, хотя не сумел сдержаться и сказал брату, что одна птица, возможно, хуже, чем ни одной…
Его слова еще висели в воздухе, словно круги от камня, брошенного в воду, когда из-за деревьев вылетела первая стрела. Она отскочила от шлема Финна Ингварссона; тот вскрикнул от неожиданности и наверняка покраснел от стыда за это.
– Щиты! – взревел ярл Харальд, и колонна содрогнулась, когда его воины выставили щиты и, сделав шаг вперед левой ногой, подняли копья к правому уху, приготовившись сделать бросок.
Из теней вылетели еще две стрелы, одна из которых угодила в чей-то щит.
– Сомкнуться! – рявкнул Харальд; колонна зашевелилась, словно натянутая веревка, и быстро перестроилась в прямоугольник со сторонами в пять человек и щитами, перекрывающими друг друга. – Покажись! – крикнул он, когда его люди, прячась за щитами, принялись перешептываться про предательство и то, каким куском дерьма оказался конунг. – Я – ярл Харальд из Скуденесхавна и направляюсь в Авальдснес по приглашению конунга.