Страница 12 из 15
Прабабушка была счастлива, что сумела вырастить дочерей, а теперь и внучки стали взрослыми, и она дожила до правнука. Она так высказалась про данное мне имя: «Что же они о дочках-то его не подумали – звучать будет Олеговнаговна». Был у прежних людей слух. У ее дочерей перевес дочек над сыновьями и внучек над внуками, несмотря на военное время[46], был значительный. Но я нарушил традицию – дочек у меня не было.
Без помощи бубы вряд ли мама вовремя закончила бы институт. А с ней она успевала хорошо учиться*, кормить меня в перерывах между лекциями (у нее, как у хорошей студентки, было свободное расписание) и не отрываться от друзей – всё было здесь, в Чесменской богадельне, общежитии ЛАДИ.
Прабабушка Ольга Афанасьевна до революции
Поездку в Киев в трехмесячном возрасте я уже описал. А в шесть месяцев я «взбрыкнул» на новый, 1940й год. Новый год папа встречал с нами (удалось вырваться в командировку, мост возле Котласа строить только начинали, за многим нужно было ездить в Ленинград).
Мама рассказывала, что я скандалил, когда она танцевала с кем-то кроме папы. Успокоили меня только столовой ложкой теплого портвейна 777 (три семерки). С тех пор я советских портвейнов не люблю.
В следующем, 1941 году, маму, после сдачи в январе зимней сессии, послали на преддипломную практику на Кольский полуостров. В марте – начале апреля она должна была вернуться в Ленинград и в июне защищать диплом. Но с Кольского ее не отпустили, так как практику мама проходила на строительстве аэродрома.
С 1941 г. все институтские здания вместе с профессорами и студентами младших курсов были отданы вновь образованному Ленинградскому институту авиаприборостроения (ЛИАП – теперь Университет Авиакосмического приборостроения). Поздно. Всю войну мы имели худшие из всех воюющих стран авиаприборы (впрочем, как и автомобильные дороги).
Мама с 11-месячным Олегом
Война
Закончились выпускные экзамены и сессии. Начались летние каникулы и отпуска 1941 года. А страна лихорадочно готовилась к войне. Первой под могучими сталинскими ударами должна была пасть Финляндия.
17 июня лучшая 1-я танковая дивизия Красной армии, а затем и лучший 1-й мехкорпус, в который она входила, получили приказ по боевой тревоге сняться изпод Пскова. Рано утром 22 июня дивизия прибыла в поселок Аллакурти[47] – конечную станцию железной дороги. До Финляндии – 60 км. В это время немцы танковыми клиньями разрывали на западной границе слабую советскую оборону. А 1-я танковая дивизия была разгромлена (перестала существовать как оперативное соединение) не немцами и уж тем более не финнами – ее растащили побатальонно и поротно советские командиры для решения своих оперативных задач. С одобрения Ворошилова, Главкома Северо-Западного направления, жаждавшего отомстить Финляндии – причине его недавнего позора и отставки после Финской компании 39/40-го года. Танки потом так и остались в финских болотах, а Ворошилов уехал в Ленинград, который через три недели стал минировать и готовить к сдаче.
Вечером 22 июня посол в Финляндии Орлов заявил, что советское правительство будет уважать нейтралитет Финляндии. Война должна была начаться 24 июня. И она началась страшной бомбардировкой не ожидавшего этого финнов, причем в основном гражданских объектов и инфраструктуры – самолетов на финских аэродромах практически не было. Финны не собирались воевать. Но мудрое сталинское руководство их к этому вынудило, и вечером 25 июня они вступили в войну. Заканчивалось строительство «маминого» аэродрома уже под бомбами. Бомбили не финны – немцы.
Затем маму перебросили на другую стройку, тоже на Кольском полуострове. Все строительства осуществлялись под эгидой НКВД. Но тут ликвидировали их строительное управление, и маму в октябре отпустили. Добиралась она к нам в Вологодскую область уже в 42 году через Москву. Там она должна была «предъявить» аэродром в виде дипломной работы и ей выдали справку, что она училась и закончила московский институт. Решением ГЭК, председателем которой был мамин ленинградский профессор Дубелир[48], от 13 марта 42 года ей присвоили квалификацию инженера – строителя автомобильных дорог. К этому времени мама уже больше месяца работала в Вологодской области. Диплом Московского автомобильнодорожного института ей выдали уже после войны.
В это время папа работал на строительстве моста через Северную Двину возле Котласа.
С началом войны папа сразу же попросился на фронт. Его не отпускали. Более того, начальник строительства (из НКВД) пригрозил, что при следующем рапорте отправит отца в отряд зэком. Но тут начальник уехал в командировку, и рапорт подписал его заместитель. Вероятность погибнуть на строительстве моста была, может быть, не меньше, чем на войне. За невыполнение планов инженеры переводились заключенными в лагерь – за саботаж!
Строили мост голодные зэки. Сроки ввода все время срывались. Во время строительства (1940–1943 годы) погибло 25 тысяч заключенных. Мост ввели в эксплуатацию только в конце 1942 года. Папа в это время воевал уже на Севере.
Войну папа провел на Северном (потом Карельском) фронте. Отличился он в самые трудные дни – в конце 41-го – начале 42-го года, когда решалась судьба Ленинграда и всего Севера, а значит и поставок по лендлизу[49], которые в тот момент были жизненно важны.
Как и подавляющее большинство фронтовиков, про войну папа рассказывать не любил. Узнавал я о его участии в ней по крохам и по случаю. Например, когда мы в 1959 году ходили по Кольской тундре в лыжный поход, я узнал, что папа был в разведке в тех же местах – Волчьей тундре в тылу немцев. До этого были попытки пройти за линию фронта на лыжах, но лыжников уже было мало – большинство погибло еще в финскую, и многие лыжные батальоны были расформированы.
В этот раз с разведвзводом и саперами он должен был определить, насколько реальной была опасность того, что немцы смогут перерезать железную дорогу Мурманск – Беломорск. Разведка была проведена успешно, большинство вернулись живыми, командование получило важные сведения, и папу наградили. При этом папа упоминал одну деталь: когда он спал, его охраняли. Свои же от своих. Во взводе, как и во многих разведротах, было много уголовников. Старшина роты (похоже, бывший пахан), объяснил отцу необходимость охраны. «Если, ты, лейтенант, „сканаешь“, то мы все здесь останемся. А так, может быть, еще выйдем».
В справедливости слов старшины я убедился на собственном опыте. В Волчьей тундре ориентироваться очень сложно. Все озера и горы похожи. Кроме того, мало кто знает, что там существует магнитное склонение в 11 градусов, что на длинном пути сильно отклоняет идущих по компасу от цели (и мы в походе чуть не заблудились в болотах Кольского).
Папа на фронте был сапером и отвечал за минные поля и их разминирование. Был не один раз ранен и награжден одной из первых медалей за «Отвагу»[50] и ранним орденом Красной звезды. В начале войны награды давали скупо. Он служил батальонным (потом полковым) инженером, а дивизионным инженером состоял знаменитый впоследствии строитель гидростанций Андрей Бочкин, который после войны звал отца с собой на большие должности (и каторжную работу) на строительство Красноярской ГЭС. Не сложилось, так как папу успел в 1950 году мобилизовать НКВД. Тоже на стройки.
46
Считается, что в военное время мальчиков рождается заметно больше.
47
Через двадцать лет Аллакурти, нашпигованный воинскими частями (страна опять готовилась к войне – об этом в главе про геологию во второй книге), показался мне Парижем после полутора месяцев в кольских лесах.
48
На сессии в мае 1940 г. Григорий Дмитриевич Дубелир, «выдающийся теоретик и практик дорожного строительства», поставил маме на экзамене пятерку и, прощаясь, даже поцеловал ей руку, что было для мамы большой неожиданностью. К сожалению, МАДИ и Дубелира эвакуировали в Янгиюль, где он через несколько месяцев умер. Может быть, его смерть ускорило известие о гибели его дочери с внуком, оставшихся в блокадном Ленинграде. Еще раз убеждаюсь, что документы могут врать. МАДИ переехал в Янгиюль в октябре 41-го, Дубелир умер там 10 сентября 42, а «диплом» выдан в Москве 27 мая 42-го ректором МАДИ на основании решения ГЭК под руководством Дубелира 13 марта 42-го. В Москве? Или мама ездила в Янгиюль? С февраля 42-го мама работала в Вологде. И оправдала высокие оценки Дубелира. В частности, она была награждена редким тогда знаком «Почетный дорожник» за № 3844.
49
Лендлиз (lendlease) система передачи (взаймы или в аренду) вооружения, боеприпасов, стратегического сырья, продовольствия и т. п. Поставки по лендлизу осуществлялись США в страны – союзницы по антигитлеровской коалиции в период 2й мировой войны. Платить нужно было только за неиспользованные ресурсы и гражданские объекты, а оставшаяся техника подлежала возврату, только если американцы ее просили. Среди прочего было поставлено 22 тыс. самолетов, 13 тыс. танков, 5 млн. тонн продовольствия. После войны генералы приказали подготовить студебеккеры к сдаче американцам на Дальнем Востоке, и солдаты добросовестно отремонтировали их, выдраили и вычистили. И плакали, когда увидели, что машины, на которых еще можно было проехать десятки тысяч километров, шли прямо с пристани под громадный пресс, установленный на перевозящем их в виде металлолома корабле – так больше помещалось. В Америке на таких машинах уже не ездили. Россия еше в 2003 году была должна США по лендлизу около 100 млн. долларов.
50
Вместо ордена Красного Знамени, значившегося в Приказе Командующего фронтом.