Страница 50 из 51
Холмер было заикнулся, нельзя ли еще раз подвергнуть проверке по калий-аргоновому методу, но Вудварда чуть удар не хватил: неужели ему не доверяют! Какое оскорбление! Ах! Ах! Да еще какая-то аппаратура в этом ультрасовременном университете не работает, и на банкет к губернатору опаздываем...
Вообще, обстановочка...
Но все же сели Холмер и Шмелев за работу, смотрели, проверяли, читали, а через три дня к ним присоединился выздоровевший Левер. Они втроем засиживались до ночи, чего-то писали. И вот на седьмой день нашего пребывания в помещении газеты «Мельбурн-сан» собралась пресс-конференция. Стол с зеленым сукном, на нем — образцы почвы, челюсть австралоантропа (для ее охраны прибыли солдаты и полицейские), фото, бумаги и т. д.
Набралось человек двести: корреспонденты, кинооператоры, фотографы, переводчики. Все очень торжественно. Маккензи сидит как император на коронации, Вудвард глаза платком утирает, Даусон весь красный от радости, что его допустили. И наши трое: Левер потеет, Холмер, как сфинкс, только губами пожевывает, а Михаил Михайлович надел очки, просматривает записи.
Главный редактор открыл пресс-конференцию, представил ученых и сказал, что сообщение о результатах работы смешанной международной научной группы Антропологического подкомитета Исторического комитета ЮНЕСКО сделает советский профессор Шмелев.
Михаил Михайлович очень спокойно, словно он такие речи каждый день произносит, встал, взял в руки несколько листков из блокнота и начал:
— Уважаемые леди и джентльмены, разрешите мне вначале напомнить: сообщение, которое вы сейчас услышите, я делаю от имени всей нашей научной группы. Юридически оно является сообщением и заключением ЮНЕСКО.
Все материалы с детальным описанием сейчас отпечатываются на английском языке и будут вручены после пресс-конференции каждому из присутствующих.
Хочу еще раз подчеркнуть: наше мнение — мнение облеченных довернем своих стран и ЮНЕСКО ученых США, Франции и СССР едино, абсолютно едино. Мы действовали в интересах правды и научной истины.
А теперь перехожу к фактам.
Тишина, брат Андрейка, стояла такая, что слышно было, как эвкалипты растут.
Вот краткое содержание речи Шмелева.
Вся история с находкой австралоантропа является грандиозным и искусным обманом.
Действительно, образцы почвы, подвергнутые анализу калий-аргоновым методом под руководством доктора Вудварда, имеют возраст в миллион девятьсот тысяч лет. Но дело в том, что образцы эти были доставлены извне и искусно смешаны с почвой в месте «нахождения» челюсти. Так же ловко они были изъяты для направления на исследование.
Когда же Шмелев и Холмер подвергли исследованию флюорином самую кость, то выяснилось невероятное. Как известно, это химическое испытание основывается на том факте, что чем дольше кости находятся в земле, тем больше они пропитываются флюорином, содержащимся в почвенных водах. Это, в свою очередь, позволяет довольно точно определить возраст останков.
В данном случае этот возраст сказался ничтожно малым. Можно было бы представить ископаемого человека в возрасте не в миллион девятьсот тысяч, а хотя бы в полмиллиона лет, но чуть ли ни наш современник с такой челюстью был просто невозможен!
Как говорил Шерлок Холмс: «Если отбросить невозможное, все что остается, даже невероятное, должно быть правдой».
Холмер и Шмелев более десяти часов исследовали челюсть австралоантропа. И в результате Шмелев разгадал загадку. Он взял челюсть гориллы, спилил верхнюю поверхность коренных зубов, окрасил ее соответствующим образом и получил челюсть, в точности похожую на ту, которая была «найдена» в Пилтдоуне. Эта последняя была вновь извлечена на свет божий, и ее подвергли — в который раз! — испытаниям с помощью рентгеновских лучей, счетчика Гейгера; измерили количество азота, потерянного костью за время пребывания в земле, и т. д.
И выяснилось, что челюсть принадлежит вполне современной горилле (чьим предком, как известно, был найденный в Индии палиопитек). Челюсть окрасили в бурый цвет с помощью железистых солей и бихромата калия, придав ей вид ископаемых останков, а зубы искусно подпилили, затем умело закрасили. Однако Шмелев через лупу разглядел на поверхности зубов несколько царапин — следов напильника. К тому же поверхность их была слегка шероховатой, явление совершенно ненормальное, но естественное при спиливании. Эти царапины и шероховатости, разумеется, не были заметны ни на фотографиях, ни на муляже, присланных в Женеву,
Удивительным было и другое: не так уже сложно было обнаружить все эти факты, тем более такому опытному ученому, как доктор Вудвард, Но из бесед и допросов с пристрастием некоторых сотрудников университета, чьи имена научная группа решила пока не оглашать, выяснилось, что ассистенты, проводившие опыты по указанию Вудварда, фактически подчинялись приказам Маккензи и докладывали престарелому ученому то, что подсказывал Маккензи.
Не выдержали испытаний и почти все другие останки, найденные в Пилтдоуне. Однако некоторые, те, что были направлены в дар различным музеям и университетам (где их могли подвергнуть проверочным испытаниям), оказались подлинными. Подтверждение этому было получено по телеграфу. Например, зубы динозавра, кость доисторического носорога. Их нашли в разное время в Тунисе и Олдовее, оттуда они попали в частную коллекцию Даусона. Подозрительный человек, которого видели в Олдовее, занимался там, судя по всему, кражей подлинных древних останков, которые позже подкинули в карьер.
Короче говоря, весь этот знаменитый песочный карьер представлял собой не что иное, как огромную ловушку, в которой были рассыпаны останки поддельные и подлинные, но принесенные из других мест. Маккензи правильно рассчитал, что после «открытия» челюсти австралоантропа вряд ли кто займется проверкой других костей. В ловушку эту попался Вудвард и некоторые другие австралийские ученые и должны были попасться члены научной группы ЮНЕСКО.
Пока Холмер и Шмелев занимались исследованиями в Мельбурне, Левер, сказавшись больным, развил бурную деятельность в Пилтдоуне. Еще на «Атлантиде» он получил анонимную телеграмму, в которой содержался совет «порасспросить соседей Даусона, и тогда выяснится кое-что интересное».
Посоветовавшись с Холмером и Маккензи, которые совместно с ним разработали план проверки, Левер, оставшись в Пилтдоуне один, стал беседовать с «соседями». Выяснились любопытные обстоятельства.
Один из «друзей» Даусона (уж не он ли прислал телеграмму?), зайдя как-то без стука в домашнюю химическую лабораторию коллекционера, застал его за странным занятием: он колдовал над какими-то костями, которые мокли в сосудах, в бурой жидкости, распространявшей едкий запах. Даусон стал сбивчиво объяснять, что он производит опыты, чтоб проверить, как кости меняют цвет.
В то время сосед не обратил на это внимания, но сейчас у него возникли подозрения.
Другой человек, работник банка, тоже коллекционер-любитель, выменял на что-то у Даусона очень интересную окаменелость берцовой кости. Но вскоре он сам убедился, что кость — подделка, о чем рассказал жене. Этот банковский служащий неожиданно умер за две недели до прибытия экспедиции в Австралию. Свою коллекцию он оставил племяннику, которого все эти древние останки совершенно не интересовали и который даже не распаковывал дядиного наследства.
Левер разыскал этого племянника и прокопался целые сутки в пыльных ящиках, сваленных в углу его сарая. И не зря, В последнем, двенадцатом ящике он обнаружил берцовую кость, выменянную у Даусона, с прикрепленной к ней карточкой, такой же, какие имелись и на всех других образцах коллекции. На карточке значилось: «Подделана Даусоном, чтобы обмануть (всех?)». А далее следовала совсем не академическая приписка: «И этот подлец всучил мне ее за один из самых ценных образцов...» Внизу мелким почерком покойный владелец коллекции пояснял, что бурый цвет кости исчезает под влиянием хлоргидрата и обнаруживается довольно распространенная белая окаменелость, каких много встречается в меловых холмах.