Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 65



Цитируем эти сыскные предписания по записи, произведенной дежурным на жандармском пункте в Младе Болеславе. Запись хранится в архиве Министерства внутренних дел со всеми дополнениями, которые это первое предписание сопровождали.

«Дополнение к предыдущей телефонограмме: один из преступников был, вероятно, ранен в лицо. Организуйте срочное уведомление всех больниц, санаториев, врачей, аптек, фармацевтов и пр., где могла бы быть оказана ему помощь, чтобы тотчас же известили ближайший жандармский пост, если к ним явится за медицинской помощью подозрительный человек…

Передал вахмистр Гоне. Принял старший вахмистр Бицан».

И следующее дополнение, которое содержит описание преступника, продолжает:

«Преступник имеет огнестрельное оружие и использует его беспощадно. Все жилища для рабочих-иностранцев надлежит тотчас же проверить… Преступникам необходимо воспрепятствовать всеми средствами переход границ.

6 часов 20 минут, принял ст. вахмистр Бицан».

(На записи, хранящейся в архиве, на нижнем ее краю, приписано карандашом: «Франта, все равно с…ть нам на это — лучше встретимся в С. и выпьем. Тонда».)

Из военного дневника начальника нацистской полицейской службы, который также хранится в архиве Министерства внутренних дел, как и из последующих рапортов и донесений становится очевидным, что в «большой облаве», проводимой в Чехии и Моравии, участвовали вооруженные силы общей численностью 450 тысяч человек. Согласно имеющимся данным, было проверено 4750 тысяч жителей, прочесаны 60 лесных районов. Вряд ли можно найти хотя бы примерное сравнение для столь грандиозной полицейской операции не только в чешской, но и в мировой истории.

И тем не менее в отчетах следственной комиссии, которая оценивала ход розысков, мы читаем:

«Были привлечены все возможные и доступные вспомогательные средства… но это не дало нам никаких новых точек опоры. Сравнительно широкий круг людей из чешского населения, который, как это позднее выяснилось, мог бы дать показания относительно предметов, обнаруженных на месте покушения, хранил молчание».

Перо явно выкручивалось, когда нужно было объяснить неудачи. Не правда ли: ведь даже самые знаменитые специалисты-криминалисты, самые жестокие следователи и многочисленнейшие преследователи могут оказаться беспомощными — пусть даже существуют самоочевидные следы, — если они не имеют правдивых показаний простых людей. Огромный детективный аппарат и все «вспомогательные средства» работали на холостом ходу.

Документы о «большой облаве» свидетельствуют, что было задержано 13119 человек. В первые же июньские дни за так называемое одобрение покушения расстрелян 231 человек, за сокрытие оружия — 42, за связи с заграницей и «укрывательство врагов империи» — 343, за несообщение места жительства — 77. Эти цифры в дальнейшем значительно возросли. Однако и они не были полными, так как одни донесения не дошли, другие не сохранились, а иные и вообще не были написаны. В условиях военного времени любой вооруженный оккупант мог убить любого штатского, вызывал ли последний подозрение или нет. Чрезвычайное положение — удобное оправдание для произвола, если рассмотрение мнимых провинностей зависит исключительно от того, кто стреляет.



Группенфюрер СС Франк позднее отразил эту мысль в приказе:

«Предписываю в служебное и неслужебное время обязательно и немедленно применять огнестрельное оружие при малейшем подозрении на оскорбительное отношение со стороны чеха либо при малейшем сопротивлении при аресте. Лучше десять чехов мертвых, чем один оскорбленный или раненый немец!»

Время Гейдриха — это время заряженных пистолетов, чья боевая пружина подрагивает от напряжения, хотя сам Гейдрих может лишь бессильно лежать, ожидая прихода смерти. Потому что для этого вовсе не должен напрягаться его палец, который еще лежит на спусковом крючке; пружину пистолета приводят в движение другие, не менее квалифицированные, не менее исполнительные и не менее одержимые жаждой злодеяний, им все равно, в кого попадет пуля.

Попадает она все же не в тех, кто встречается в С. за выпивкой, и не в тех, у которых все в ажуре, потому что они с педантичной добросовестностью выполняют все требования оккупантов. Пуля попадает прежде всего в того, кто восстает против оккупационных порядков и борется с ними. В того, кого ночные облавы вынуждают покинуть конспиративную квартиру. Ян Зика был не единственной жертвой, его предвидение о том, что после покушения условия для нелегальной деятельности ухудшатся еще более, подтвердились не только на нем одном. Борцы-подпольщики должны были в ту пору скрываться большей частью за городом, так как знали, что смерть угрожает каждой семье, которая предоставит им кров. Но и за городом они должны были постоянно убегать от патрулей с полицейскими собаками и прожекторами.

Коммунистическая организация также понесла в ту пору большие потери, погибло много прекрасных людей. Во время проверки в трамвае столкнулся лицом к лицу с врагом товарищ Ян Покорны, который был введен в подпольный Центральный Комитет КП Чехословакии после ареста Юлиуса Фучика. Он выскочил на полном ходу из вагона и пытался скрыться, но был ранен и арестован. В поле у Панкрацкого кладбища преследователи схватили еще одного члена Центрального Комитета — товарища Цирила Шумберу, который обеспечивал нелегальное издание «Руде право». Гестаповцы, которые его выследили, проникли и в тайную партийную типографию в Либни. Двум товарищам печатникам едва удалось скрыться: они спрятались под стружками. Жертвой облав стал также и другой член ЦК — товарищ Ян Черны.

Ценой неимоверных усилий удалось избежать смерти лишь немногим. Не имея ни минуты покоя, им приходилось перебегать с места на место. Все связи были нарушены. Не раз вынужденные покинуть убежища, они жили в условиях, которые сегодня просто трудно себе представить. Некоторые из них, как, например, товарищ Молак, скрывались довольно долгое время в сточных каналах. Товарищ Аксамит провел несколько дней в норе под курятником. Другие голодающие изгнанники, которые не знали дня, часа и даже минуты покоя, укрывались в Крчском лесу, спали в машинах, на которых вывозят золу.

Эти люди начали восстанавливать разгромленный подпольный Центральный Комитет КПЧ и взялись за руководство антифашистской боевой деятельностью коммунистической организации.

…Борьба была суровой, жестокой. Оккупанты, напуганные покушением на Гейдриха, не останавливались ни перед чем, чтобы доказать, что здесь они хозяева и будут осуществлять свои планы в отношении Чехии и Моравии. В октябре 1941 года о них с бесстыдной прямолинейностью говорил новоиспеченный гитлеровский вице-король. Тогда он стоял на трибуне и скупыми жестами отмерял слова:

«…Вам должно быть ясно, что чешско-моравское пространство не может больше оставаться на таком положении, которое позволяло бы чехам утверждать, что это их территория… В германской истории Чехия и Моравия были сердцем империи… Именно отсюда чаще всего вонзали нож в спину империи».

Как известно, оратор пришел сюда для того, чтобы воспрепятствовать этим ударам в спину. Теперь он сам лежит с раной в спине. Разумеется, речь сейчас идет не о нем, но как раз о той территории, которая, по представлениям Берлина, должна быть складом и арсеналом его воюющих армий. Это «цель временная». А полицейские акции, ведущиеся в небывалом масштабе, представляют лишь частичное выполнение планов относительно этой территории. Они средство для достижения «цели временной» и «цели конечной», которую Гейдрих также изложил присутствовавшим.

Сейчас другие продолжают его деятельность, и именно с того же места, где ее приостановил тот, кто лежит с раной в спине. Гейдрих сразу же по приезде в Прагу осенью 1941 года создал особую комиссию для подавления сопротивления. Теперь деятельность этой особой комиссии обновлена. Она должна расследовать общую политическую ситуацию в Чехии и Моравии, создавшуюся после покушения, а также подготовить и осуществить меры, которые надлежащим образом и решительно подтолкнули бы вперед выполнение планов оккупантов относительно этой территории. Во главе комиссии был поставлен обергруппенфюрер СС д-р Эрнст Кальтенбруннер, в ту пору еще подчиненный Гейдриху, юрист с высшим образованием, приобретший практику на службе в гейдриховской осведомительной агентуре, то есть в той области деятельности, которая с правом имела лишь общий языковой корень: бесправие.