Просто незабываемая

«Пришло время попрощаться, – сказала ему Фрэнсис. – Последние дни были приятными, но пора возвращаться к обычной жизни».

Приятными!

Это слово продолжало выводить Лусиуса из себя даже после того, как он вернулся в Лондон и окунулся в привычную ежедневную череду посещений клубов и дружеских вечеринок.

Их ночь любви оказалась для нее «приятной». Этого могло быть вполне достаточно, чтобы мужчина рыдал, рвал на себе волосы и потерял всякую уверенность в себе как в любовнике.

Но она, говоря так, выражала свое одобрение. Это действительно так было, и из-за этого плохое настроение не покидало Лусиуса, как назойливая головная боль. Однако не в его характере было бесконечно предаваться неприятным размышлениям, тем более что ему нашлось чем занять свои мысли вдобавок к привычным удовольствиям городской жизни.

Например, тем, что он сейчас жил в Маршалл-Хаусе на Кавендиш-сквер и что скоро сюда приедут его мать и сестры. Для него было непривычно на продолжительное время вновь стать частью семьи и делить с нею надежды, опасения и тревоги в предстоящий сезон, в котором ему в этом году предстояло играть важную роль. Эмили ожидал выход в свет, и ее требовалось достойно подготовить к этому, а самому Лусиусу необходимо было выбрать себе невесту.

Сразу после Пасхи в Лондон должна была приехать Порция Хант, и однажды за завтраком, прочитав письмо от леди Балдерстон, мать напомнила об этом Лусиусу – как будто он мог забыть.

– Сегодня утром я напишу ей ответ, – сообщила ему мать, – и скажу, что ты уже вернулся в город, что в этом году ты живешь в Маршалл-Хаусе и собираешься сопровождать сестер на великосветские приемы.

По существу, его мать собиралась сообщить матери Порции, что Лусиус наконец-то готов выбрать себе невесту. Зачем бы иначе кто-то с репутацией виконта Синклера собирался посещать балы, рауты, завтраки и прочие подобные мероприятия, если бы всерьез не искал себе кандалы?

Значит, Балдерстоны и Порция, также как маркиз Годсуорти, ее дедушка, прибудут в Лондон в полной уверенности, что помолвка обязательно состоится, – в этом у Лусиуса не было никаких сомнений, так было заведено в обществе.

Многое может быть сказано и устроено – особенно женщинами, – хотя напрямик не будет произнесено ни слова. Определенное слово должно исходить от Лусиуса, когда он наконец нанесет визит Балдерстонам, чтобы поговорить о свадьбе, а потом сделать формальное предложение самой Порции.

Одной мысли о том, что его ожидает, было достаточно, чтобы Лусиуса бросило в холодный пот.

Однако он, возможно, будет приятно удивлен, снова увидев Порцию. Лусиус поразился, когда понял, что прошло почти два года с тех пор, как он вообще разговаривал с Порцией. Быть может, когда он снова увидит ее, ему будет легче сосредоточиться на своем долге и неминуемо ожидающем его будущем. Кроме всего прочего, мужчина должен в конце концов жениться. А раз уж он должен жениться и если сейчас пришло для этого время, он мог бы жениться на ком-то в высшей степени достойном, на ком-то, кого он знает большую часть своей жизни. Лучше черт, которого знаешь...

Нет, Лусиус вовсе не сравнивал Порцию с чертом. Ей-богу, она будет превосходной женой, и ему не найти лучшей, даже если он за следующие пять лет объездит всю страну вдоль и поперек.

Но было и еще кое-что. Его очень тревожило здоровье дедушки, и Лусиус набрасывался на каждое письмо, приходившее из Барклай-Корта. И в одном из таких писем, доставленных примерно за неделю до ожидаемого приезда Балдерстонов, сообщалось, что граф готовится к поездке в Бат на пару недель, чтобы пройти курс лечения минеральными водами. Как объяснил граф, в прошлом они всегда приносили пользу его здоровью, и он хочет проверить, окажут ли они и теперь подобное действие. Дедушка написал Лусиусу, что решил не останавливаться в отеле, а снял дом на Брок-стрит.

Леди Синклер, хотя и была искренне обеспокоена здоровьем своего свекра, никак не могла сейчас покинуть Лондон. Эмили вот-вот должны были представить ко двору, и существовало тысяча и одно дело, которым требовалось заняться до наступления знаменательного дня. Кэролайн, бывшая двумя годами старше Эмили, не могла уехать из Лондона, потому что это был ее третий сезон, а она еще не вышла замуж, хотя было вполне очевидно, что сэр Генри Кобем в течение месяца решится попросить ее руки. А Эйми была слишком маленькой, чтобы одной отправиться в Бат заботиться о дедушке, хотя она и заявила о своем желании это сделать.

Оставался Лусиус. Конечно, хотелось бы, чтобы он тоже никуда не уезжал, но он беспокоился о дедушке и чувствовал потребность лично убедиться, что после Рождества здоровье графа серьезно не ухудшилось. Во всяком случае, решил Лусиус, ничего плохого не случится, если он на пару недель покинет Лондон, ведь к тому моменту, когда сезон будет в полном разгаре, он уже вернется, и после возвращения у него останется достаточно времени на ухаживания.

К этому времени прошло уже около трех месяцев после Рождества, и Лусиус почти забыл о Фрэнсис Аллард, если не считать редких ностальгических воспоминаний об их единственной ночи, проведенной вместе. Но даже при этом он был не совсем равнодушен к тому, что, поехав в Бат, окажется совсем близко от Фрэнсис, хотя и не задерживался на этой мысли. Маловероятно, что он встретит Фрэнсис Аллард, и он, разумеется, не станет ее разыскивать. Она занимает самый крошечный уголок в его прошлом и там и останется.

Однако когда дорога, ведущая из Лондона, спустилась в долину, где лежал Бат, белоснежный и сияющий в лучах весеннего солнца, Лусиус почувствовал некоторое замешательство от нахлынувших на него ярких воспоминаний. Он так ясно вспомнил боль, которую чувствовал, когда последний раз ехал по этой дороге – правда, в противоположном направлении, – что сейчас снова ощутил ее. Он вспомнил, что чувствовал тогда почти непреодолимое желание вернуться и умолять Фрэнсис – если нужно, даже на коленях – уехать с ним.

Одной мысли о том, что он мог совершить такой дурацкий и унизительный поступок, было достаточно, чтобы заставить его содрогнуться. Безусловно, он не хотел снова увидеть женщину, которая довела его до такого унижения.

С Лусиусом ехала его самая младшая сестра Эйми, находившаяся в переходном семнадцатилетнем возрасте. После Рождества ее освободили от занятий, чтобы она могла в начале весны вместе с семьей поехать в Лондон, но восторженное предвкушение первого сезона вскоре растаяло без следа. Мать была непреклонна и отказалась от ее выхода в этом году, так как была очередь Эмили и, кроме того, Кэролайн еще не вышла замуж. Бедняжке Эйми доставляла мало радости перспектива оставаться в стороне от почти всех головокружительных событий, которыми вскоре будут наслаждаться ее сестры, и она ухватилась за возможность сопровождать брата в Бат.

Слушая радостные восклицания сестры, любовавшейся открывающимися перед ней видами, и указывая ей на некоторые из наиболее известных достопримечательностей Бата, Лусиус отвлекся от своих мыслей. На самом деле ее присутствие скрасило ему путешествие. Честно говоря, ему было приятно снова восстановить тесные отношения с семьей, и он начал удивляться, почему он так долго старался избегать своих близких.

Неожиданно, совершенно непроизвольно Лусиус снова подумал о Фрэнсис. Она никогда не писала ему, хотя он до самой середины февраля ожидал от нее письма.

Маловероятно, что он хотя бы случайно увидит ее. Она живет в школе за рекой почти у самого Сидней-Гарденс и занята своими учительскими обязанностями, а он остановится на великосветской Брок-стрит и смешается с другими высокородными гостями и постоянными жителями города. Вряд ли их дороги пересекутся.

Прибыв на Брок-стрит, Лусиус совершенно перестал думать о Фрэнсис, чтобы все внимание уделить дедушке. Граф выглядел болезненным, но сохранял свою обычную веселость и уверял, что воздух и минеральные воды Бата уже принесли ему некоторую пользу. Он сидел, с блеском в глазах слушая восторженный рассказ Эйми об их путешествии, и смеялся над ее забавной историей о том, как ее по ошибке приняли за жену Лусиуса, когда они остановились в почтовой гостинице, и, обращаясь к ней, называли «миледи».