Просто незабываемая

Но в конце концов она перестала себя контролировать и только тихо стонала при каждом его проникновении, конвульсивно сжимая мышцы. Лусиус почувствовал, что она становится все горячее, услышал ее прерывистое дыхание, ощутил, как ее руки и ноги крепче сжимают его, и стал двигаться быстрее и погружаться глубже.

Невероятно, чтобы девственница в первый же раз ощутила оргазм, женщины вообще редко достигают оргазма – оба эти утверждения он, конечно, слышал от других мужчин, но Фрэнсис Аллард доказала, что они были абсолютно не правы.

Она стремительно пришла к сокрушительному завершению, каждый мускул ее тела напрягся, она кричала и содрогалась у Лусиуса в объятиях. Ее взлет на вершину волны страсти, а потом бурное окончание явились для Лусиуса настоящим чудесным подарком. Прежде с ним редко случалось такое, хотя он знал многих женщин, которые геройски шли на притворство.

Дождавшись, пока Фрэнсис затихнет, еще лежа под ним, он получил собственное удовольствие, снова и снова погружаясь в нее, пока не наступил блаженный момент освобождения, а потом, вздохнув у ее щеки, расслабленно опустился на теплое мягкое тело Фрэнсис.

«Что ж, это подходящий конец для приключения – используя ее выражение, – которое было странным и непредсказуемым с самого начала», – подумал Лусиус, через несколько минут перекатившись на спину и притянув Фрэнсис к себе, но мысли у него путались, не желая мириться с тем, что это был конец, и он решил подумать обо всем утром.

Фрэнсис поняла, что даже не по уши, а с головой влюблена в Лусиуса Маршалла – еще вчера самого отвратительного и вздорного джентльмена на свете. Едва не засмеявшись вслух, она улыбнулась ему в плечо.

Конечно, Фрэнсис давала себе отчет в том, что это не настоящее чувство. Здесь не было никаких прочных, долгих любовных отношений, о которых подчас можно услышать или прочитать, ведь она только что познакомилась с Лусиусом и на самом деле совсем его не знает. Ему каким-то образом удалось выведать несколько деталей ее жизни, но о своей собственной он рассказал удивительно мало. То, что произошло между ними сегодня ночью, было всего лишь примитивным плотским желанием. Фрэнсис не строила на этот счет никаких иллюзий и не стыдилась в этом признаться. Возможно, позже и придет стыд, но не сейчас, потому что сейчас она была слишком счастлива.

Они лежали на узкой кровати, сплетя руки и ноги; Лусиус спал, а Фрэнсис изо всех сил пыталась уснуть.

Она старалась, отчаянно старалась удержать мгновение, насладиться ощущением влюбленности и физической близости, более восхитительным, чем все, что она могла бы себе представить.

Фрэнсис ожидала, что потеря невинности причинит боль, – так и было, когда Лусиус первый раз вошел в нее, и в течение нескольких минут после того, как начал двигаться внутри ее. И еще она ожидала, что будет ужасно смущена. Как можно не смутиться, если задуматься над тем, что на самом деле происходит? Однако же не случилось ни того ни другого.

Это было намного чудеснее всего, что она испытала в своей жизни, и до сих пор оставалось чудесным.

Ей было тепло и уютно. Фрэнсис ощущала обнимавшую ее сильную руку Лусиуса и его крепкую ногу, просунутую между ее ногами, чувствовала рядом с собой его мускулистое тело, и ее грудь прижималась к его груди, покрытой легкой порослью волос. Вдохнув запах одеколона, смешанный с его особенным мужским запахом, Фрэнсис подумала, что ни один аромат не может быть и вполовину так притягателен.

Странная мысль!

«Хорошо, – подумала она, придвинувшись ближе к нему и пристроив голову у него под подбородком, вызвав у Лусиуса протестующее сонное ворчанье, – что у меня никогда не будет никого, кого я могла бы сравнить с ним». Возможность выйти замуж – или хотя бы возможность случайной любовной связи, коли на то пошло, – не так часто выпадает на долю школьных учительниц. Когда-то у нее был шанс заключить удачный брак, даже счастливый, но те времена давно прошли.

Фрэнсис смертельно устала, но продолжала бороться со сном. Ведь эта ночь была тем, что должно остаться у нее на всю будущую жизнь. Каждый раз, когда она вспоминала, что на следующий день она окажется в собственной постели на Дэниел-стрит в Бате, она чувствовала приступ паники.

Может быть, если она не уснет, эта ночь никогда не кончится.

Какая глупость!

Несчастье – предчувствие неизбежно ожидающей Фрэнсис чудовищной, безутешной боли – неясно вырисовывалось под покровом усыпляющего счастья.

Но она подумает обо всем на следующий день, когда у нее не будет выбора.

– Холодно? – раздался низкий, сонный голос.

Огонь в камине уже погас, но Фрэнсис было уютно, как никогда.

– Нет.

– Очень жаль. Я бы придумал, как вас согреть, если бы вы замерзли.

– Я замерзла, – заверила его Фрэнсис, тихо усмехнувшись.

– Вы бессовестно лжете, сударыня, но мне это нравится. Итак, мне нужно придумать какой-то способ согреть вас – и себя. Несомненно, вы можете сказать, что я тоже дрожу. Есть предложения?

Убрав голову из теплой норки, Фрэнсис поцеловала его в губы – у него был восхитительный рот, большой и решительный, обещавший все удовольствия.

– М-м... – протянул Лусиус. – Продолжайте думать. «Дело не просто в его физической привлекательности, – решила Фрэнсис, – хотя в этом ему не откажешь». Но сегодня она открыла в нем ум, чувство юмора и образованность и в результате смогла почувствовать симпатию к нему как к человеку, а не только как к мужчине. При других обстоятельствах – если бы они имели побольше времени – они, вероятно, могли бы стать друзьями. Но время – это то, чего у них не было. Во всяком случае, его было не много – всего лишь остаток ночи.

Фрэнсис приподнялась на локте, чтобы горячее поцеловать его, но неожиданно две сильные руки подхватили ее за талию и подняли вверх, а потом Лусиус, перевернувшись на спину и подвинувшись на середину кровати, опустил ее прямо на себя.

– Вот так лучше. Вы как хорошее теплое одеяло. – Он накрыл их обоих с головами настоящими одеялами и поцеловал ее долгим, уверенным поцелуем.

О да, еще оставалась часть ночи.

Высвободив голову, Фрэнсис потерлась губами о его шею, слегка прикусила кожу, а потом уперлась руками ему в плечи и приподнялась, скользнув сосками по его груди.

Она широко раздвинула ноги, чтобы можно было поставить колени по обе стороны его бедер и таким образом получить большую свободу двигаться, касаться Лусиуса, ласкать его, исследовать его тело ладонями, пальцами, ногтями, губами, зубами и языком. Он лежал неподвижно и позволял ей делать все это, изредка отзываясь глухим довольным мычанием. А потом она животом ощутила, что его естество становится больше и тверже, и принялась тереться об него, пока ей не стало казаться, что кто-то, должно быть, зажег в комнате дюжину огней.

Чувствовать свою власть над ним, знать, что они снова займутся любовью, что она играет ведущую роль, – все это необычайно возбуждало Фрэнсис, но в конце концов Лусиус взял все на себя. Положив руки ей на бедра, он задержал ее над своей восставшей плотью, а потом направил вниз, хотя в этом не было необходимости. Фрэнсис опускалась на него все ниже, пока не почувствовала, что снова наполнена им – удивительно, восхитительно наполнена.

Она склонилась над Лусиусом, так что ее волосы рассыпались по ним обоим, и заглянула ему в глаза, едва различимые в слабом свете, падавшем сквозь окно, а потом, снова перенеся вес на колени и упершись руками ему в грудь, начала двигаться, поднимаясь, опускаясь и задавая пьянящий ритм любви.

– О да, – шепнул он Фрэнсис, – оседлай меня.

Это была пугающая и эротическая картина. Фрэнсис снова и снова садилась на него верхом, а когда у нее уже не осталось сил, она отдалась его рукам, вернувшимся к ней на бедра. Удерживая ее неподвижно, Лусиус глубоко вошел в нее и оставался там до тех пор, пока что-то внутри Фрэнсис не раскрылось ему навстречу, вспыхнув миллиардами разноцветных искр, а затем превратилось в совершенное умиротворение.