Нехилый камешек (ЛП)

– Просто вспомнила одну забавную шутку.

– Поделишься? Или она не совсем уместна? – вежливо спрашивает мама. Она тоже хочет, ради папы, чтобы ужин прошел хорошо. Плюс она не отстала от жизни. И, если Харпер знает хороший анекдот без пошлостей, мама с радостью его послушает. У нее отличное чувство юмора.

Сестра кладет вилку на стол.

– Наоборот, как раз в тему. Можно сказать, идеально подходит Спенсеру, – говорит Харпер, сверля меня взглядом. Она откашливается, привлекая внимание всех за столом.

Без понятия, что она задумала, сажусь ровно, а нервы звенят от напряжения. Харпер обещала не раскрывать мой секрет, но она слишком долго искала способ отомстить за Санта Клауса. Мне тогда казалось, что пятикласснице уже пора прекращать верить в сказки. Тогда со слезами на глазах она поклялась отомстить мне за разрушенную веру в чудеса.

И лучше ей сейчас не вымещать на мне детскую обиду. В противном случае я подвешу ее вверх тормашками над перилами, пока она не начнет молить о пощаде. Ой, погодите-ка. Такое могло прийти в голову только десятилетнему Спенсеру. А взрослый я никогда бы такого не сделал. Вместо этого, когда она в следующий раз притащит домой ухажера, я покажу ему семейный альбом. Фотку сестренки со второго класса. На ней у Харпер стрижка, сделанная ей собственноручно.

– Я прям сгораю от любопытства, – говорю я, откидываясь на спинку стула.

Вперед, сестренка.

Вздернув подбородок, она начинает рассказывать анекдот:

– Почему слепец не мог видеться с друзьями?

– И почему? – с любопытством спрашивает миссис Офферман, нахмурив брови. «Из-за слепоты», – отвечает она самой себе с довольным видом.

Харпер, выдержав паузу, наклоняется и смотрит мне в глаза:

– Потому что он был женат.

Харпер удается развеселить всех за столом. По крайне мере, всех, кому больше двадцати. Дочери мистера Оффермана натянуто улыбаются, но Харпер нет нужды их развлекать. Они и так готовы есть с ее рук после обсуждения поп-музыки и советов для более удачного селфи. Плюс дополнительные баллы она получила за «только представьте себе это видео-селфи».

– Думаешь, и с тобой такое скоро приключится, Спенсер? – спрашивает моя сестра, невинно хлопая ресницами, и подпирает подбородок руками.

Ну и чертенок.

– Нет, Шарлотта у меня замечательная, – говорю я, пытаясь пнуть под столом Харпер. В смысле слегка толкнуть ногу. Но вместо этого вскрикивает Эмили.

– Ай, больно!

Вот блин! Ошибочка вышла!

– Что случилось, дорогая? – Миссис Офферман переводит взгляд на старшую дочь. Эта миниатюрная женщина большую часть ужина суетилась вокруг своей семьи как курица-наседка.

– Кто-то меня пнул, – раздраженно говорит Эмили.

Зоркие голубые глаза недовольной матери устремляются в мою сторону, пытаясь вычислить виновника происшествия. Меня аж внутри передергивает. Черт, не могу поверить, что умудрился облажаться, и все из-за собственной сестры.

Пытаюсь придумать хорошую отмазку, но не успеваю произнести ни слова. Шарлотта хватается за сердце и начинает извиняться:

– Эмили, прости. Это я. Когда Спенсер меня достает, я его пинаю. А он как истинный мужчина частенько это делает, но несмотря ни на что я его обожаю. На этот раз я промахнулась и попала по тебе. Мне очень жаль, – говорит она с нежной улыбкой, и я мог бы расцеловать ее. Минуточку, но я взаправду могу ее расцеловать.

Что собственно и делаю. Я кладу руку на ее щеку.

– Я это заслужил. Мне нравится, что ты не даешь мне спуску, сладкий медвежонок, – говорю я и мягко целую ее в губы.

Она отвечает на этот сладкий целомудренный поцелуй, но даже этого достаточно, чтобы забыть о полном столе зрителей. Мне хочется лишь больше поддельных поцелуев. Губ, зубов, языка.

Прикосновений.

Больше ее.

Именно этого я не должен желать.

Раздаются аплодисменты. Я прерываю поцелуй и понимаю, что громче всех радуется Харпер.

– Вы такая милая пара. Когда свадьба?

Ох.

Эта маленькая деталь.

У моей мамы глаза загораются от восторга.

– Ах, да. Венчание будет летом?

– Мы думаем весной, – говорит Шарлотта, плавно принимая удар на себя. – Пожалуй, в мае. Вероятно, в художественной галерее. Или в музее. В музее современного искусства такой прекрасный сад скульптур.

– О, это великолепное место, – говорит миссис Офферман, оставляя инцидент с пинком в другой галактике. Она прикрывает ладонью рот, чтобы ее дочери не смогли услышать: – Я уже к нему присматривалась, обдумывая детали бракосочетания моих девочек, несмотря на их возраст. Но мне кажется, в таком вопросе рано никогда не бывает.

Мистер Офферман накрывает руку ее ладонь.

– Дорогая, это замечательное хобби. Благодаря ему ты хоть изредка выбираешься из кухни.

У меня челюсть чуть на стол не упала. Мы сейчас что, в пятидесятых?

– Из кухни?..

Мой отец откашливается, и его голос заглушает мой вопрос.

– Кейт, а ты что думаешь о саде скульптур? – говорит он моей матери, тем самым прикрывая мне рот. – Ты всегда любила Музей современного искусства.

– Изумительное место, хотя, по-моему, свадьба Шарлотты и Спенсера везде будет великолепной. Шарлотта, знаю, вы с матерью близки, но если захочешь, я всегда с радостью тебе помогу. Я обожаю свадьбы.

Миссис Офферман встрянет в разговор, пялясь на Шарлотту:

– Твоя мать, наверно, на седьмом небе от счастья. Она распланирует вашу свадьбу?

Шарлотта в недоумении хмурит лоб.

– Уверена, она поможет.

– Конечно, она поможет, дорогая. И даже больше. Она живет рядом?

– Мои родители в Коннектикуте.

– Чем ей еще заниматься, кроме как планировать твой особенный день? – продолжает миссис Офферман с выражением крайнего удивления, словно она и представить не может, что мама Шарлотты может заняться чем-то еще, кроме как ежесекундно раздавать приказы команде флористов и прикапываться к каждой мелочи в банкетном зале.

– У нее очень напряженный рабочий график, – говорит Шарлотта.

– Ой. Она работает? – Походу, женщина в полном замешательстве. – А кем?

– Она хирург в больнице в Нью-Хейвене.

У миссис Оффермана лезут брови на лоб, а глаза становятся размером с блюдца.

– Как интересно. А твой отец?

– Он медбрат, – сухо говорит Шарлотта, и я едва сдерживаю смех, но вовремя поджимаю губы.

– Правда? Я думала, он тоже врач? – с искренним удивлением говорит моя мама, потому что Шарлотта сейчас нагло брешет. Это убивает меня, целиком и полностью, но я каким-то чудом сдерживаю смех.

Шарлотта хлопает себя по лбу.

– Виновата. Он начал как медбрат, но благодаря поддержке мамы отучился и тоже стал доктором.

На этот раз она говорит всю правду, и выражение лица миссис Офферман бесценно. Такое чувство, будто она никогда не слышала о санитарах и тем более о тех, кто по настоянию жены становятся врачами. При этом мистер Офферман потрясен еще больше жены.

Повисает неловкое молчание. Разговоры за столом на мгновение затихают. Тишину нарушает лишь звон бокалов и скрежет вилок о фарфоровую посуду.

– За счастливую пару, – говорит мой отец тост, стараясь спасти присутствующих от ненужных дебатов о распределении ролей мужчины и женщины.

– Точно! Точно! Кто не любит свадьбы? Ведь это наше излюбленное занятие, не так ли? – говорит мистер Офферман, подмигивая моему отцу, как бы говоря: «Мы пьем за то, что приумножает наш капитал».

Его дочери поднимают бокалы с газировкой, а я с вином и в первую очередь чокаюсь с Шарлоттой. Из-под стола слышен слабый шум, похожий на легкий стук. Шарлотта смотрит на меня с усмешкой и очень интимным выражением, словно мы только что разделили один маленький грязный секрет. В следующею секунду я понимаю, о чем речь. Нет сомнений, кто к кому прикасается. Это ее пальчики скользят по моей обуви. Щиколотке. Голени. Еще выше. Она сводит меня с ума. Настоящее безумие - то, как охренительно здорово чувствовать шаловливые пальчики ног Шарлотты на моей ноге.