Страница 47 из 51
С трудом открыв тяжелую низкую дверь, они очутились на дне двора-колодца. На недавно подметенной квадратной площадке не было ничего, кроме нескольких фанерных ящиков. Август показал на единственное окно их с Мелой номера: "Оттуда я его сбросил". Внизу под окном тоже ничего не было. На всякий случай они открыли все ящики - опять ничего.
Они присели покурить. Менке вынул свой блокнот с золотым карандашом и стал что-то записывать, а Август вдруг резко поднялся и, снова подойдя к месту прямо под окном, стал пристально вглядываться в поверхность плотно пригнанных друг к другу двух широких каменных плит. Было сумрачно и сыровато. Он надел очки и опустился на колени. На стыке плит расплывалось небольшое коричневое пятно, по очертаниям несколько напоминающее осьминога с обрубленными щупальцами. Встав и отойдя на несколько шагов назад, он заметил, что участок примерно в полтора квадратных метра вокруг пятна, которое на этом расстоянии он уже не мог различить, явно отличается по цвету от остальной площадки. Подозвав адвоката и показав ему место, он сказал: "Здесь он упал. Они пришли за ним, наверное, сразу же. Могли даже заранее ждать, пока я его выброшу. Потом затянули его в брезентовый мешок и унесли через другую, нам неизвестную дверь в другую часть подвала, где и похоронили под полом по древнему керскому обычаю. Кровь на плитах тщательнейше отмыли вполне современными моющими средствами. Я думаю, что если бы мы сейчас с вами поднялись в номер, то и без новейшей криминалистической техники, лишь с помощью лупы и чистого носового платка нашли бы немало пятен его крови. Но это, по-моему, уже совсем ни к чему.- Он спрятал очки в карман, зажег новую сигарету и устало заключил: - Так окончились дни Асеба, существа без второй души".
"Итак, если верить в вашу версию,- говорил Менке, когда они возвращались по круговой дороге,- то те, кого вы назвали "они", с самого начала знали, ЧТО произойдет с Асебом, с Мелой, с вами и Бог знает еще с чем. Иными словами, знали ВСЕ, хотя в это, согласитесь, трудно поверить". "Здесь, мой дорогой Менке, было бы соблазнительным предположить, что те же "они" знали, ну, назовем это "все устройство", то есть всю конфигурацию событий, обстоятельств и даже намерений и догадок в отношении Асеба и нас в связи с ним. Из чего было бы еще соблазнительнее сделать вывод, что они как бы подстроили убийство Асеба, использовав нас с Мелой в качестве простых орудий. Но все это - чушь, полная чушь, Менке! Как Асеб, зная "все" обо мне, не знал, что не уйдет живым из моего номера, так и "они", зная все об Асебе и, я думаю, собираясь его убить после того, как он убьет меня, не могли знать, что мы с вами заглянем в отель, чтобы уточнить наше знание о них".- "Это ВЫ, а не МЫ, Август.
Я бы и не подумал туда сам заглядывать. Ну, если хотите, у меня другой идеал полуденной прогулки в это время года. Кстати, а кто все-таки эти "они"?" - "Такие же, как он, с максимум одной душой. Если даже какие-то из них "анти-Асебы", то только оттого, что их инструкции противоположны той, которую выполнял Асеб. В такого не ткнешь пальцем - кер он, лед или кто еще, разница во вложенных в каждого инструкциях - и больше никаких различий. Но есть нечто общее в том, как они видятся и слышатся,- какая-то холодная эксцентричность, абсолютная чужесть тому, кто смотрит на них или говорит с ними. Они всегда настороже и безошибочно учуют момент, когда ты "схватил" эту чужесть. Твое знание об асебах - их провал. И ты уже обречен стать жертвой их предупредительной жестокости. Но одно престранное обстоятельство - если ты хоть раз выкрутился, они навсегда теряют над тобой власть. Их гораздо больше, чем можно было бы подумать".- "Пока я о них не очень много думал. Кстати, а не придет ли им в голову, ну, скажем, убить вас или Мелу?" "Относительно меня категорически исключено; свой первый и последний шанс это сделать они потеряли шесть дней назад. Мела, я думаю, вообще для них не существует. Она просто не на их территории".- И, словно продолжая перечисление, Август вдруг вспомнил слова Древнего Человека о Вальке и Вебстере: их ЕЩЕ не учуяли...
"А зачем им понадобилось убивать Асеба?" - прервал его размышления Менке. "Точно не знаю, но, думаю, оттого, что он стал для них опасен, оставшись без инструкции. Знаете, Менке, взбесившиеся люди с одной душой могут наговорить много лишнего. В особенности до или после того, как кого-нибудь убьют, скажем так, по старой привычке".- "Ну, я, пожалуй, поеду прямо к себе. Мой нижайший поклон госпоже Меле".
Он шел по заросшему вебстеровскому парку и думал, что увозит Мелу из единственного места, которое она любит, из ее Города. У него нет такого места. Им мог бы стать Город, если бы не оказалось, что он там "свой". Ну, как если бы семьдесят лет прожить сиротой, а на семьдесят первом обнаружить, что у тебя есть отец и попытаться его полюбить. Смешно! Даже Сергей упрекал его во "всеподавляющей безместности". Хорошо, теперь он увезет с собой Мелу как СВОЕ единственное место, хотя и переносное, так сказать. Она будет сидеть рядом с ним у очага и смотреть на вспыхивающий и угасающий огонь - где?
Валька был в превосходном настроении. Он уже объяснил Меле, какую она совершила ошибку (роковую, но поправимую!), предпочтя ему Августа. Каждому ясно, насколько он, Валька, больше понимает в любви. Но при этом он должен был признаться именно ей, Меле, женщине с самыми прекрасными ногами на свете (о которых Тимоти Эгар говорил, будто они то единственное в Меле, что может быть описано, да и то как неописуемо прекрасное), что он, Валька, хотя и жутко талантливый, но - обыкновенный, а Август - нет. В чем? Непонятно. "Его жизнь,сказал Валька Меле,- долгая прогулка. Именно не путешествие, а прогулка, лишь изредка прерываемая непредусмотренными попытками полюбить какую-нибудь женщину или какой-нибудь город".
В наших последующих разговорах об Августе Валька прямо называл его мифологической личностью, "приходы и уходы" которой никому не известны ("Да и самому ему тоже, клянусь!"). Август - герой мифа, отгадывающий загадки. Так, он, Валька, выдумал Древнего Человека, а Август сам с ним говорил. Вебстер дал первое описание керских родов, а Август сам оказался Старейшиной одного из них. Археологи Города семьдесят лет пытались установить его древнейшую восточную границу, а Август сначала по ней прошел, а потом нанес ее на карту.