Страница 5 из 8
Возможно, ответы на мои вопросы кроются в том, что Стругацкие никогда не считали себя двумя творческими людьми, двумя писателями в привычном понимании этого слова? А их слияние порождало некоторого третьего человека. Мозг этого человека, как они представляли это себе, понимал дальше и видел больше, чем каждый и них по отдельности. Но при этом, каждый из них отдельно, по всей видимости, не всегда понимал, то, что было сотворено ими обоими совместно. Не это ли является той проблемой, по которой многие читатели по сегодняшний день, не в состоянии понять, то, что было сотворено этим странным, сдвоенным супермозгом?
Невозможно закрывать глаза и на другую особенность творчества Стругацких. Многие работы авторов остались в состоянии неуклюжего куцего рассказа, а заключенные в них, в целом весьма интересные идеи, так и остались по-настоящему литературно нереализованными. Одним из таких примеров для меня навсегда останется рассказ «Естествознание в мире духов» (1962). Спустя десятилетие многие подобные идеи начнет развивать, хотя и в своем особом стиле, но все же более живо и намного более красочно, Стивен Кинг. У Стругацких же многие потенциально интересные сюжеты, к великому моему сожалению, так и остались, скорее всего, лишь заумными черновиками, больше похожими на пояснения к диссертации на соискание степени кандидата технических наук, чем на художественное произведение. Фантастические декорации их произведений рождают скорее тошнотворную ухмылку и отвращение, чем пугающую загадочность и щекотящий воображение страх. Красочной иллюстрацией этой печальной особенности творчества Стругацких является та же "Улитка на склоне" (по мнению авторов, она была одной из самых совершенных из их книг). Не буду скрывать, что я так не считаю и совершенно не вижу в ней той значительности и уж тем более того совершенства. С моей точки зрения, "Улитка на склоне" (в особенности ее управленческая часть) является сухой, черно-белой, неуклюжей и кукольно-картонной зарисовкой, черновиком какой-то более значительной книги, которую Стругацкие могли бы написать. Долгое время мою точку зрения почти никто не разделял, но после выхода в свет художественного фильма "Аватар" многим моим оппонентам стало понятно, какой более насыщенной и с художественной и даже с научно-фантастической стороны могла бы быть история написанная Стругацкими. Здесь я не буду касаться вопросов "несогласованного заимствования" частей сюжетных линий (хотя Борис Стругацкий сам же отказался выдвигать какие-либо официальные претензии к режиссеру Джеймсу Кэмерону, видимо понимая, что совпадений с книгой на самом-то деле не так уж и много). Я просто призываю вас обратить внимание на качество детализации, на масштабность, на проработанность даже побочных сюжетных ответвлений, которые продемонстрировал нам Кэмерон и которыми нас не потрудились одарить братья Стругацкие. Боясь быть обвиненным в американизме, я бы хотел подчеркнуть, что не являюсь ни в коей мере защитником и адептом идей безгрешности и совершенства Голливуда. Мне просто хочется испытать остроту сюжетных поворотов, зацепиться за интригу, получить удовольствие от острых диалогов и блестящих декораций, почувствовать утонченный писательский стиль, но ничего этого в ”Улитке на склоне” нет. А ведь я всего лишь сопоставляю два результата, два эмоциональных влияния которые на меня, как на читателя и зрителя, оказывают две разные работы почти об одном и том же. И поверьте мне, я опечаливаюсь не меньше вашего от того, что результаты подобного сравнения оказываются не в пользу Стругацких.
Забывая о весьма слабой художественной составляющей творчества Стругацких, многие литературоведы пытаются превознести их творчество, прибегая к акцентированию внимания на политическо-футурологическом подтексте их произведений. Однако спустя несколько минут в своих же собственных лекциях признают, что понять заложенные Стругацкими идеи и их поразительную способность предвидеть будущее подчас весьма сложно разглядеть при первом, втором и даже десятом прочтении. Для того чтобы понять заложенную в их произведениях идею не достаточно просто внимательного и неоднократного прочтения, оказывается, нужно внимательно и часами изучать ”Комментарии к пройденному”, чтобы наконец-то выяснить для себя, что именно пытались сказать авторы. Бессмысленно отрицать, что политически-футорологический подтекст, добавляемый Стругацкими при написании книг в шестидесятые-семидесятые годы в целом едва ли можно рассматривать серьезно в реалиях двадцать первого века, в котором их творчество читаю сейчас я. И в том нет их вины, как авторов, просто произошедшие в самом конце прошлого века события (всего через пару лет после выхода последней большой книги Стругацких «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» смели все фигуры на шахматной доске, которые так тщательно расставляли не только Стругацкие, но и многие другие их современники. Таким образом, все тайные скрытые подтексты в их книгах теперь уже приходится восстанавливать с большим трудом, на что часто способны лишь опытные филологи и историки, а обычным людям (и тем более молодым читателям, на которых Стругацкие всегда так ориентировались и для кого творили) теперь остается лишь недоумевать, что именно хотели сказать замысловатыми абзацами братья Стругацкие и зачем вникать в тайный футурологический смысл того, что уже давным-давно утратило свою актуальность. Более того, с сожалением, приходится признавать, что и сами авторы, отвечая на многочисленные вопросы в интервью о значении той или иной идеи в их книгах, уж очень части прибегали к фразам ”дело темное”, что в очередной раз заставляет задуматься над тем, закладывали ли они на самом деле какой-то глубинный смысл в свои произведения или же просто умелыми литературными ходами лишь оставляли пространство для додумывания своим читателям, предпочитая не погружаться в это самостоятельно.
Рассуждая логически, неизменно приходишь к выводу, что лишь художественная составляющая литературного искусства способна по-настоящему остаться в сердцах и умах читателей сквозь века, а никак не скрытые политико-социальные подтексты, смысл которых так хрупок и утрачивается при первой же смене политической парадигмы в стране, где жили и творили авторы. Именно поэтому в начале прошлого века Владимир Набоков был вынужден признать, что с победой в стране октябрьской революции литературный взлет, начавшийся столь стремительно в девятнадцатом веке, потерпел полный крах в двадцатом. Вполне можно понять, непростую ситуацию, в которой оказались братья Стругацкие (и не только они), начиная свой путь в литературе. Тоталитарная репрессивная машина не давала и не могла дать им возможности реализовать свои идеи и мечтать о выходе их книг в той форме, в которой они бы хотели сами видеть их изложение. Из этой ситуации, как известно, было лишь два выхода. Первый – путь Набокова, второй – Булгакова. Стругацкие выбрали второй, и этот выбор определил весь их творческий путь на десятилетия вперед, ибо оставшись “в системе” ты неизбежно начинаешь играть по ее правилам и тем самым неминуемо становишься ее частью (как бы сами авторы подобно Кандиду из ”Улитки на склоне” не пытались из нее безуспешно выбраться).
Чтение большинства творений Стругацких лично для меня постоянно проходило в параллельном осознании того факта, что я читаю, чтобы в конце концов дойти до того момента, когда из общего художественного и сюжетного хаоса начнет проступать хоть какая-то ощутимая, хотя какая-то пусть иллюзорная, но разгадка. Но многие книги заканчиваются именно там, где эти разгадки должны были бы появляться, где обычно сюжет выводит к какому-то, хотя бы и завуалированному, но мнению автора. Но нет… Стругацкие не дают и этого, постоянно оставляя не ручеек, а целый океан для самостоятельного “додумывания”, для поиска все того же незримого и неосязаемого “смысла”. Неоднократно ловя себя на этой мысли я, наконец, нащупал еще одну аналогию, которая постоянно крутилась у меня в голове в такие моменты. Молодой человек дарит на свидании девушке цветы, но хотя и протягивает ей руку с букетом, его ладонь продолжает стальной хваткой сжимать его. Девушке остается лишь мучительно размышлять над тем, почему, решив сделать ей этот подарок, он не может, наконец, отдать уже его ей. Что чувствует девушка в результате? Она чувствует только одно – огорчение. Хаос в книгах Стругацких остается хаосом, недосказанность постоянно зависает на полуслове, букет так и остается в руке дарящего, с ним в руках молодой человек так и уходит со свидания прочь. Зато в их книгах есть очень много философского сюрреализма, вроде говорящего клопа пытающегося рассуждать о человеческой совести (см. комментарии к повести ”Сказка о тройке”). Смеяться над этим у меня никак не получается, впрочем, как и воспринимать серьезно.