Страница 50 из 51
- Что-то батя, пол в свинарнике совсем прогнил, - говорил он, - надо бы обновить.
- Опять в лес хочешь ехать? - вопрошал старый Иван, - нешто и в дождливую погоду тебе дома не сидится?
- Сидится, не сидится, а скоро зима. Потом в лес уже не поедешь.
И так во всём Илья стремился навести порядок, следил за всем хозяйством. А меж тем вовсю шла жатва, и чуть ли не каждый день в хорошую погоду народ с серпами выходил в поле. Ходил и Илья. Уже многое было убрано, теперь пришёл черёд убирать коноплю. В первый день Илья почувствовал, что как-то слишком сильно устал, спина болела больше, чем обычно. На второй день он встал с лавки, ноги его подкосились, стали как ватные и перестали слушаться. Его снова уложили на лавку. Хлопец ещё несколько раз пытался подняться, но каждый раз падал на пол и один раз даже ушиб голову, присадил себе большую шишку. С этого дня всем стало ясно, что болезнь вернулась. Илью снова перенесли не печь: в то самое место, где он провёл первые 23 года своей жизни. И теперь в самом расцвете сил он снова оказался здесь. В таком положении его и застали гости из города. То был Василий Касимеров с двумя товарищами. Славные богатыри, в кольчугах, подпоясанные. Их вождь лежал больной на печи, бледный, как мрамор и немощный. А ещё недавно он повелевал всей страной. Увидев его, друзья ужаснулись и на какое-то время потеряли дар речи. Илья, сделав над собой усилие, смог сесть, чтобы лучше видеть гостей.
- Вот так вот, братцы, судьба шутит надо мной, - молвил он, - то поднимает, а то снова роняет. А вы просто увидеть меня хотели, или по делу какому прибыли?
- По делу, - отвечал Василий, - Потамий Хромой - воевода нас к тебе послал. Мы письмо ему твоё передали, и он нас принял, как родных, поселил на Владимирской заставе. Потаня очень благодарен тебе за то, что ты одолел Соловья. Ведь Соловей много его товарищей погубил. А теперь воевода захотел тебя сам увидеть. Даже обижается, что ты к нему в гости не заехал, испугался, мол, что он может тебя сдать.
- Он должен меня понять, я видел падение лучших людей. Никому нельзя доверять. А теперь вот, сами видите, не могу из дому никуда выбраться. С печи-то без чужой помощи не могу слезть.
- Тут вот ещё какое дело, - продолжал Василий, - Святогор помер, старый уж был, а тут, как война началась, так совсем сдавать стал.
- Какая ещё война?
- А ты не знаешь? По всей муромской земле об этом говорят. Горясер, когда убил князя Глеба, повёз его тело в Киев, а младшего брата своего - Идмана, посадил в Рязани. Тот написал Полюду Одноглазому, хотел сделать его посадником до возвращения старшего брата. Горясер-то думал, что услугу оказал киевскому князю Святополку. А оказалось, наоборот. Святополк хотел смерти Бориса, но не хотел смерти Глеба, более того, Глеба он своей волей поставил князем в Ростове. А когда Горясер приехал к Киеву, Святополк к этому времени давно уже находился в Польше. Горясера встретили вышгородские бояре, и Путша с ними. Путша посмотрел на тело, да спросил у Горясера меч, которым был убит Глеб. Горясер дал ему этот меч, и этим мечом вышгородкий боярин его в живот и ударил. Порезали они всех муромцев, а тело Глеба тайно от всех увезли в Вышгород. К этому времени муромским посадником стал Полюд. Идман, не дожидаясь брата, сам занял княжеский стол. А Ратша с товарищами бежал в Борский. Там Святогор и скончался. Идман взял Борский в осаду, и тут пришли вести о смерти Горясера. Люди в Муроме взбунтовались, что, мол, обманули их, стали требовать Ратшу к себе в посадники. Идман снова ушёл в Рязань. А в Муроме Полюд помирился с народом и дал слово, что не пустит Идмана, пока тот не получит разрешение киевского князя, но и Ратшу в город не пустит, пока тот не сложит оружие. Так они и сидят: один в Борском, другой в Муроме, третий - в Рязани, и некому их примирить.
Илья тяжело вздохнул, делать нечего.
- Везите меня, братцы, - велел он, - вы только в седло меня посадите. Доберёмся до Владимирской заставы, а потом вместе с Потаней пойдём мирить муромцев.
Богатыри не знали, радоваться им или печалиться решению своего друга. С одной стороны, казалось, только он сейчас и может навести порядок, но с другой стороны, привезти прославленного и непобедимого богатыря на богатырскую заставы немощным значило опозорить его славу. Но Илья был полон решимость, и его посадили в седло, дали даже копьё и палицу. И как только богатырь снова взял в руки оружие, он почувствовал облегчение. А через несколько дней пути впервые сам, без посторонней помощи смог слезть с коня и встать, хоть ещё и не крепко, на ноги. Сила возвращалась к нему, сила воина, скреплённая клятвой каликам перехожим. До Владимирской заставы Илья добрался уже совершенно здоровым, и все снова дивились его чудесному исцелению.
- Вот бы и мне так больную ногу исцелить, - смеялся седовласый Потамий Хромой, обнимая гостя.
- Что ж, богатырь, наслышан о тебе, - продолжал воевода, - когда-то я в одной дружине с твоим отцом служил. Славные были времена.
- Я тоже наслышан о тебе, воевода, - молвил в ответ Илья Муромец, - как о достойном человеке и верном сыне русской земли.
- Про сына, может, оно и верно, только, помочь тебе в войне на муромской земле я не могу. Там много людей крещёных, много тех, кто приняли оглашение, если вред им причиним, то нарушим нашу главную клятву и на всю жизнь будем прокляты.
- Какую клятву? - сделал вид, что не понимает, Илья, - разве в клятве говориться, что нельзя воевать против крещёных? Если так, то знайте, богатыри, что я уже давно нарушил эту клятву. Я убил упыря, который был крещён, когда был человеком. Казалось, правое дело сделал, но за это один протопоп грозился меня отлучить от церкви. Правда, не отлучил, потому, что мы клянёмся не воевать не с крещёными, а с христианами. А христианин - это совсем не поп в рясе и не человек с крестом на шее. Это человек, который строит царство Божье. Вот князь Владимир, чьим именем названа эта застава, строил это самое царство, а раз так, то те, кто теперь это царство хотят порушить и разорвать его на части, кто хотят погубить Русь, те не могут считаться христианами. И тех мы смело можем бить и карать, чтобы не говорили нам служители церкви.
- Беду на себя навлечём, если против воли церкви пойдём, - возражал Потамий, - церковь связывает нас с Богом.
- Забудьте про церковь, вам не нужна иная связь с Богом, кроме меня. На меня сошла благодать Божья, и Бог вложил мне в руки оружие, чтобы я сражался и разил им врагов русской земли. Моим руками вершится воля Божья, и кто пойдёт со мной, тот будет с Богом.
И так убедительны были эти слова Ильи, что многие богатыри пошли тогда за ним и стали изо дня в день приставать к воеводе с уговорами отправиться на муромскую землю. В конце концов старый Потамий согласился, отдал под начало Ильи сотню богатырей и четыре сотни ополченцев и отправил наводить порядок. Войско отправилось поначалу в Борский. Здесь оно встретились с Ратшей. Тот не мог налюбоваться своим бывшим возлюбленным. Правда, у тысяцкого появилась уже новая любовь - 17-летний мальчик, светловолосый, крепкий телом, чем-то похожий на Илью.
- Совсем повзрослел, - гладил Ратша Илью по лицу, - бороду отрастил, возмужал. А я вот старею, но смерти не боюсь. Если я умру, ты жить останешься, а, значит, и я не напрасно жил.
- С Полюдом помириться нужно, - молвил Илья, - но сначала покончим с Идманом.
Уже выпал снег, когда из Борского большое войско отправилось на Рязань. Всё говорило о приближении зимы, но муромцы хотели решить все свои споры до начала нового года. Идман не стал отсиживаться за городскими стенами, а вместе со своим войском вышел навстречу врагу. Числом его войско было несколько больше, а потому брат Горясера смело шёл вперёд. К тому же, они беспрепятственно заняли небольшую возвышенность и в таком выгодном положении стали лагерем. Однако наверху дул сильный ветер, который приносил с собой редки снежные хлопья, и воины Идмана стали замерзать. При виде приближающегося врага многие заробели, а от холода начали коченеть. Внизу впереди всех шёл Илья Муромец, с диким криком он вёл своих витязей за собой. Это был настоящий вызов, и многие воины стали спускаться вниз, чтобы прикончить его. И в этом они допустили ошибку, потеряли выгодную позицию наверху. Первый же их удар закончился неудачей, воины стали отступать снова наверх, тесниться, ломать ряды тех, кто стоял сзади. В скором времени войско Идмана превратилось в беспорядочную толпу, которая убегала от врага, занявшего почти всю возвышенность. Так воины были разбиты, и многие окружены и взяты в плен, включая и того, кто считал себя муромским князем. Его привели к Илье Муромцу.