Страница 2 из 10
А отец сидит и будто ничего не замечает. Весь в телевизоре, где рассказывают что-то про ацтеков и их пирамиды.
Сидел он, сидел, а потом говорит:
– Это что? Вызов? Да, Санек? – он меня так называл: «Санек» или «Сандрик».
А я смеюсь и стараюсь пуще прежнего. Пук! Пук!
Тогда он нахмурился, посмотрел на меня, а потом – как набросится! Схватил меня за живот своими огромными красными ручищами, всегда мягкими и холодными даже летом. Жмет мне на пузо и приговаривает:
– Сейчас я выдавлю из тебя все пуки! Все пуки, до единого! – а потом взял меня за ноги и, уперев себе в грудь, согнул их.
Ну, тут из меня просто очередь высыпалась. А уж смеху-то!
Мы оба хохотали. Я смеялся до слез. Так, что даже немного обмочил штаны. А потом, когда он выдавил все газы из моего живота, отец напрягся, и выдал звук – резкий и отрывистый, как выстрел.
– Ну что, крыть нечем? – спросил он и подмигнул.
И я, сколько ни тужился, не смог ему ответить. Крыть действительно было нечем.
Тогда он сказал:
– Индейцы всегда побеждают!
Так я в первый раз услышал от него слово «индеец».
Может, именно тогда он впервые решил посвятить меня в свою ТАЙНУ? А может, никакой тайны и не было: просто мгновенная ассоциация «ацтек» – «индеец»?
Мне тридцать пять, и я стремительно лысею, но, видимо, происходит это не от большого ума. Потому что я до сих пор не знаю: была ТАЙНА или ее никогда не было? На самом деле это – тоже тайна, которую отец унес с собой.
До дачи было два с половиной часа езды своим ходом. Машины у меня тогда не было, а сейчас, когда появилась, нет дачи. Мы ее продали и купили другую. Поэтому старая так навсегда для меня и осталась в двух с половиной часах езды своим ходом. Наверное, это правильно. Прошлое должно оставаться неизменным. На то оно и прошлое.
Я что-то наврал и отпросился с работы. Это вышло у меня легко. Собственно, вся работа из этого и состояла: профессионально красивое вранье с кричащими заголовками.
Я успел на электричку, отходившую в шестнадцать тридцать две от Киевского вокзала. Наверное, если бы я опоздал, все повернулось бы по-другому. Но я успел. Дело в том, что станция, невдалеке от которой стояла дача, была настолько маленькая, что не всякая электричка там останавливалась. Опоздай я хотя бы на несколько минут, и мне пришлось бы куковать на вокзале полтора часа, дожидаясь, когда пойдет следующая электричка, делающая там остановку.
Я нарочно не называю станцию: зачем? От этого мой рассказ не приобретет лишней достоверности. Или вы мне верите, или – до свидания!
Но, знаете, что поразило меня больше всего? Когда я бежал из метро к поездам, на ходу успел купить журнал «Вокруг света». И там была статья – про остров Пасхи и его больших каменных истуканов, обративших безглазые лица к океану, словно они высматривают кого-то вдали.
За два часа, которые я ехал до нужной станции, я прочитал эту статью четыре раза. И не нашел там ни слова правды. Потому что правду не знает никто. Никто, кроме меня, Арта и НАСТОЯЩИХ ИНДЕЙЦЕВ. Эту тайну рассказал мне отец. И я передам ее сыну. Если у меня хватит сил. Если я когда-нибудь стану НАСТОЯЩИМ ИНДЕЙЦЕМ.
Я сошел с электрички в четырнадцать минут седьмого.
Пожалуй, такая точность излишня. Для моего рассказа это не имеет никакого значения. Поэтому лучше написать: «Я сошел с электрички в начале седьмого». Я хочу сказать только одно – у меня было достаточно времени, чтобы не торопясь добраться до дачи.
Что я и сделал: шел не спеша, потому что отец не любил тех, кто опаздывает, но еще больше не любил тех, кто спешит. Сам он всегда все делал вовремя.
Кстати, именно отец объяснил мне смысл поговорки: «Точность – вежливость королей». До этого я думал, что если будешь точным, в тебе появится что-то королевское. Ну, попробуйте сами, произнесите эту пословицу вслух! Где вы сделаете логическое ударение? На слове «королей», не так ли? А правильнее – на слове «вежливость».
– Пойми, – сказал мне отец. – Король – это король. Этот титул нельзя заслужить, королями становятся по праву рождения. И если ты король, то никто не станет тебя упрекать, опоздай ты хоть на час. Или – на день. Все будут терпеливо ждать. Поэтому точность для королей не является чем-то обязательным; это просто – вежливость. Ничего не значащая, пустая вежливость. Хотя она много говорит о человеке.
Вот так. Но я все же поглядывал на часы, чтобы подойти к даче именно в семь. Поэтому и запомнил, что сошел с электрички в четырнадцать минут седьмого.
Подходя к дому, я издалека заметил, что он стоит какой-то притихший. В окнах не горел свет, хотя уже начинало смеркаться, Пират – отцовский пес – не лаял.
Кстати, куда он дел Пирата, ума не приложу. Не бросил же. Он был не из таких, кто предавал старых друзей. Наверное, Пират издох раньше; к тому времени ему было уже шестнадцать лет, для собаки – возраст почтенный. А может, смерть Пирата явилась для него знаком? Не знаю. Теперь можно только догадываться.
Я подошел к калитке, но отпер ее не сразу. Я немного походил по траве, чтобы счистить с кроссовок налипшую грязь. И только потом моя рука потянулась к калитке. Но я так и не открыл ее; сзади подъехал огромный черный джип – «Тойота Лэнд-Крузер». Сухопутный крейсер, если по-русски.
Скажу честно, мне стало не по себе.
Знаете, почему?
По сути дела, дача отца только называлась дачей; на самом деле это был дом в лесу. Сколько ни смотри кругом – на все 360 градусов ни жилья, ни постройки, ни человека. На север – поле, на юг – овраг, и за ним – густой лес.
Участок был приличный – соток десять, не меньше, аккуратной квадратной формы. На участке – большой бревенчатый дом, в котором можно жить зимой, баня и дровяной сарай, который одновременно служил отцу мастерской и гаражом для «УАЗика».
Когда шли дожди, добраться до дачи можно было только пешком или на мощном, настоящем джипе. Ну, «УАЗик», понятно. Он проедет везде. Но «Тойота»! Забраться в такую глушь на новенькой сверкающей «Тойоте», не побоявшись поцарапать выкрашенные в цвет кузова бампера и никелированный «кенгурятник»? Это было слишком. Значит, кому-то сильно приспичило приехать сюда. Зачем? И кому?
Я замер у калитки, ожидая.
Джип обдал меня жаром двигателя и сладким запахом дорогого неэтилированного бензина. Согласитесь, по запаху выхлопа можно многое сказать о машине, так же, как по запаху духов – о женщине, которая ими пользуется.
Честно говоря, в духах я не особенно разбираюсь; знаю только, что есть дорогие и не очень. А вот выхлопы – это моя страсть. Кто из нас в детстве не подставлял нос к выхлопной трубе? Девчонки, разумеется, не в счет.
Если отработанные газы едкие, и к ним примешивается запах сгоревшего масла, значит, пора менять маслоотражательные колпачки или, того хуже, маслосъемные кольца. Если выхлоп чересчур сладкий и к тому же черный, значит, карбюратор «переливает». Если просто сладкий, значит, вы ездите на отечественной продукции. Ну, а если у вашей машины выхлоп такой же благородный, как тот, которым обдал меня черный джип – значит, в карманах у вас полно портретов американских президентов. Скорее всего, Франклинов.
Я остановился у калитки и повернулся к «Тойоте», ожидая, что из нее начнут выскакивать, как тридцать три богатыря в час прилива, коротко стриженые молодцы в кожаных куртках.
Водительская дверца – разумеется, с тонированным стеклом! – открылась и оттуда показалась нога в дорогом английском ботинке и брюках итальянского пошива. Да, что и говорить, Арт умел кидать понты! Это потом я узнал, что машина давно уже заложена, а деньги на бензин он одолжил у своего бывшего бухгалтера, сказав при этом: «Я и так должен тебе четыре тысячи. Запиши на мой счет еще сотню. Рассчитаемся». И бухгалтерша, немолодая тетка со стервозным характером, покорно отстегнула ему сотку: Арт всегда умел производить впечатление, особенно на старых теток.