Страница 6 из 13
Вечной и неразрешимой философской и богословской проблемой является метафизический вопрос: почему абсолютное стремится создать относительное и проявиться через него? Чего не хватает Абсолюту как полноте бытия и завершенному совершенству? Что заставляет его являться миру в несовершенной форме – в виде пространственно-временного материального тела? Аналогичный вопрос мог бы поставить ученый, убежденный в существование незримых универсалий и законов природы: почему бесконечная сущность вещи или беспредельный закон природы постоянно реализуют себя через множество ограниченных феноменов?
Сторонники абсолютного идеализма очень кратко и невнятно отвечают на этот вопрос: «для своего воплощения и проявления абсолютное нуждается в инобытии и переходит в него в процессе взаимного отражения своего и иного» (Гегель). Зачем БогуАбсолюту понадобилось создавать мир и показываться в нем в обличии Богочеловека? Если исходить из человеческой логики, то напрашивается предположение: Бог изнемогает от своей вечности – от бессмертия, покоя, совершенства, бесконечности. Ему нужна определенная и конечная форма существования. И тогда он творит несовершенный, разрушающийся материальный мир, где люди приговаривают его к смертной казни.
Ницше неправ, написав: «Бог умер!» Бог не умер, даже если этого хотел. Иисус Христос, распятый на кресте, воскрес и вернулся в вечность. Что это – триумф или трагедия Богочеловека? Л. И. Шестов предположил, что бытие Бога еще, быть может, не решено, и Бог ожидает (как и каждая человеческая душа) последнего приговора на Страшном суде. Религиозные антропологи (М. Шелер, В. И. Несмелов и др.) утверждают, что люди не желают уподоблять свою жизнь существованию обычных предметов. Человек осознает себя как «цель для себя» и как «образ абсолютного бытия». Обнаруживая в себе богообразную сущность, человеческая мысль вместе с тем открывает бытие ПервообразаБога. Выходит, «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился».
Связь абсолютного и относительного понимается по-разному, в зависимости от трактовок их пространственно-временного существования и характера взаимопроникновения. Иногда абсолютное моделируют как матрешку-интеграл, внутрь которой помещают бесконечную иерархию все более мелких матрешек. Например, оккультисты, опираясь на эту упрощенную «матрешечную логику», мыслят перетекание суммы конечных относительных величин в бесконечное абсолютное начало следующим образом: они располагают между материей и Божеством множество опосредующих ступеней в виде поколений эонов и духов. Они считают, что чем ближе опосредствующее звено к Абсолюту, тем больше у него духовного и меньше материального содержания. При таком чисто количественном подходе абсолютное утрачивает свою качественную несравнимость с относительным; объектом культа становится скорее относительное (посредники), чем абсолютное; тогда культ обретает черты язычества.
Монотеизм отвергает квантитивизм оккультистов – их попытку количественно сблизить относительное с абсолютным – и размещает абсолютное в потустороннем мире. В свете монотеизма абсолютное качественно несравнимо с относительным, принципиально отличается от него, и онтология их связи оборачивается вечной антиномией.
При истолковании абсолютного как уже реализованной бесконечности и достигнутого чистого совершенства оно понимается как самодовлеющая сущность, вечная, ничем не ограничиваемая и сама себе непосредственно создавшая место (абсолютное пространство, мировой эфир); тогда абсолютное самозаконно (автономно), трансцендентно, непостижимо и всецело противоположно миру отношений. Соответственно, мир отношений и человеческое познание оказываются лишенными моментов абсолютного, описываются в духе релятивизма.
Если же абсолютное задается как потенциальная бесконечность, то оно мыслится как проект будущего – идеал полноты и совершенства, – и его контуры постепенно выявляются и складываются через неисчерпаемое множество отношений вещей и процессов. Абсолютное может быть постулировано либо как некое целое, создающее свои части (отношения), не сводящееся к их сумме, либо, наоборот, как нечто, образуемое суммой относительных форм существования за бесконечно долгое время.
Концепция абсолютного как самодовлеющей и свободной сущности логически противоречива: изоляция есть форма несвободы, а действенность абсолютного предполагает его открытость иному бытию и погружение в мир отношений. Требование совершенства, очевидно, может быть обращено только к несовершенному; отсюда диалектическое представление о единстве абсолютного и относительного, о воплощенности безусловного в условном и их внутренней взаимосвязи, раскрывающейся через категории «в-себе», «для-другого», «для-себя», «само-по-себе».
Если под абсолютным понимать духовное первоначало (Дух, Идею, Бога), то его диспозицию к относительному нелогично мыслить как пространственное пребывание Абсолюта «вне мира» либо «внутри мира». Ведь в отличие от материи-субстанции дух, по определению, не имеет ни метрики, ни топологии. В таком случае высказывания о «потусторонности» или «посюсторонности» абсолютного становятся расплывчатыми и особо проблематичными, нуждаются в оговорках, пояснениях и новых онтологических допущениях.
Выдающийся русский мыслитель Б. Н. Чичерин (1828–1904) развивает следующий взгляд на абсолютное в человеке. Если человек, вместо того чтобы останавливать свое внимание на том, что его окружает, кидает взор в бесконечную даль, если, не довольствуясь познанием относительного, он хочет постигнуть абсолютное, то это означает, что разум его создан для познания абсолютного. Идя от относительного к относительному, мы никогда не дойдем до абсолютного. Это – то же самое, что и понятие о бесконечном. Если бы мы не имели его непосредственно из другого источника, мы никогда бы до него не дошли. Человек может считаться свободным единственно вследствие того, что он носит в себе абсолютное начало, а потому способен быть абсолютным источником своих действий. Только свободою объясняется и неизмеримый скачок от бесконечного к конечному и обратно. Чичерин заключает, что религия как общее явление человеческого духа есть стремление к живому общению с абсолютным (см.: Чичерин Б. Н. Наука и религия. М., 1999).
Догматизм (др. – греч. δόγμα – кажусь [правильным], мнение, учение, решение, постановление) есть способ мышления, опирающийся на догмы. В обыденном значении под догмой понимают истину бесспорную, общеобязательную, ставшую твердым убеждением тех, кто ее признал. Догматизм противоположен релятивизму и скептицизму. Он искажает диалектику абсолютного и относительного в истине, не учитывает принципы конкретности и динамичности истины, гипертрофирует момент устойчивости в достигнутом знании, не требует обоснования и проверки общих суждений, слепо доверяет деонтическому или эпистемическому авторитету.
В древности в Греции и Риме словом догма обозначали такие бесспорные основоположения и правила, которые относились, прежде всего, к философии, нравоучению и к гражданскому законодательству. Догмат – положение, принимаемое на веру за непреложную истину; оно считается неоспоримым, вечным и неизменным при всех обстоятельствах; его запрещено подвергать критике. Отсюда философский догматизм есть признание того или иного исходного тезиса в качестве абсолютно достоверного и соответствующего объективной действительности безо всякой предварительной проверки и возможности изменения.
Термин догматизм был введен в философию Пирроном и Зеноном. Древнегреческие скептики называли догматиками тех философов, которые свои мнения (догмы) о субстанциях оценивали как несомненно истинные. В позднеантичной греческой философии под догматом (δογματος) понимали философское учение, наиболее характерное (традиционное) для той или иной школы. Секст Эмпирик считал догматиками тех, кто высказывал утвердительные суждения или учения в противоположность во всем сомневающимся скептикам. С легкой руки Канта догматиком стали именовать метафизика, игнорирующего данные опыта. По оценке Канта, вся рационалистическая философия (от Декарта до Х. Вольфа) является догматической. Гегель подразумевал под философским догматизмом одностороннее – недиалектическое («метафизическое») и рассудочное – мышление.