Страница 78 из 82
Через пару дней он, наконец, оклемался и встал на ноги. Долго разлеживаться в кровати не позволял ни характер, ни вороной конь, каждый день, дежуривший у его окна.
Харысай сильно осерчал из-за того, что даже по возвращении домой у хозяина не хватало на него времени. Полтора месяца тягостного ожидания сделали его нрав совершенно невыносимым. Жеребец носился козлами по двору, раскидывал пуки старательного заготовленного для него же сена, ломал забор беспощадно лупцуя его ногами. Николас выловил коня во дворе, когда он обгладывал какое-то хвойное дерево.
Охотник натянул на длинные уши узду коня, укрыл спину толстым одеялом, наверх кинул войлочную подушку и приладил седло. Тугая подпруга пришлась Харысаю не по вкусу. Он недовольно прижимал уши и пихался мордой, пока Николас затягивал ее потуже.
Сразу садиться в седло Николас не захотел. Решил обождать, пока вернется из похода Бельгейн. Глядя на то, как Харысай, закусив удила начал пытаться таскать его за собой по всему двору, Охотник уверился в правильности своего решения. Пару советов от укротителя зловредных демонов ему бы явно не помешали.
Через пару дней тулпар немного успокоился и начал слушать хотя бы то, что говорил ему Николас. Команды, подаваемые от повода и от давления на бока, доходили до Харысая туго, хотя в Дюарле Николас видал и более тяжелые случаи.
Как и предсказывал Эглаборг, воинство вернулась с севера через восемнадцать дней со счастливым известием, что никаких следов тени на берегу Ледовитого океана больше видно не было. Тягости пути сильно сплотили враждовавшие до того народы. Вечером в городе устроили большой праздник в честь освободителей. Крепкий эль с охотой наливали как длиннобородым лапцам, так и долговязым темноволосым Дану.
На следующий день Николас показал своего тулпара Бельгейну.
— Э, нет, — задумчиво протянул Дану. — Я на него не сяду.
— Почему? Он ведь не злой. Шебутной, конечно, немного, но я видал и более горячих. Неужели он хуже Неннира?
— Не в этом дело. Неннир — животное, хоть и демонического происхождения. Мои предки ловили и дрессировали их в течение многих веков. Я знаю все их повадки, любую пакость предсказать могу. Но этот… не конь это вовсе. Не возьмет он меня к себе на спину. Он, как твой меч. Тебе — верный друг, а другим и за рукоятку взять страшно. Хочешь его укротить — полезай сам. Может, тебе он покорится.
— Ну, хоть сесть поможешь?
Бельгейн кивнул и придержал коня, пока Николас медленно и аккуратно переносил вес тела на спину коня. Харысай вытерпел посадку в седло на удивление спокойно и послушно начала шагать вокруг державшего его за веревку Дану.
— Я попробую рысь.
Конь, неспешно перебирая ногами, перешел на более быстрый аллюр. Движения у тулпара были легкими, гибкими, тряски почти не ощущалось, как и скорости. А конь меж тем набирал и набирал темп, пока не пошел галопом. Бельгейн начал мелодично посвистывать, пытаясь успокоить разгорячившееся животное. Вдруг его глаза поползли на лоб:
— Демоны, не могу удержать, — крикнул он, пытаясь забрать веревку на себя. — Ой-ей, держись, сейчас плохо будет.
Николаса ощутимо тряхнуло вперед и он вывалился тулпару на шею. Харысай резко оттолкнулся от земли задними ногам и вихрем взмыл в небо, помогая себе невесть откуда взявшимися исполинскими крыльями.
От мощного рывка Дану упал на землю и выпустил край веревки.
— Что ты творишь?! — закричал Николас
— Тебя проверяю, — ехидно ответил жеребец, закладывай крутой вираж в воздухе.
Николас едва не сорвался, но потом все же сполз на спину, обняв ногами крутые конские бока.
— Прежде, чем покориться тебе, тулпар должен проверить, достоин ли ты того, чтобы он носил тебя на своей спине, — своевременно сообщил ему Харысай.
— Ты что, прошел пол Мидгарда, чтобы меня угробить?
— Почему сразу угробить? Ты же настоящий батыр. Я это знаю, и ты это знаешь. Поэтому провала и быть не может, — воодушевил его крылатый конь. — Держись крепче, я спускаюсь.
Он пошел вниз так резко, что у Николаса заложило уши. Дух напрочь вышибло из легких. В висках застучала кровь. Охотник благодарил всех известных ему богов и духов за то, что с недавних пор всегда носил под одеждой рубаху из перьев. Сейчас только она могла спасти его от падения.
Тулпар таскал Николаса по безоблачному зимнему небу около часа, то поднимаясь так высоко, что от ледяного холода становилось больно дышать, то опускаясь так низко, что Охотнику казалось, что они разобьются о землю, то поворачивая так круто, что он едва не переворачивался под самое лошадиное пузо. Налетавшись вдоволь, тулпар спустился на землю и сложил свои крылья. Теперь никто бы и мысли допустить не смог, что они у него когда-то были. Николас спрыгнул на землю. Ноги гудели от перенапряжения.
Харысай тяжело дышал, широко раздувая тонкие ноздри. Охотник отвязал от узды веревку, ослабил подпругу и потащил его за собой. Шагать пришлось долго, прежде чем коню удалось восстановить дыхание. Он явно еще не привык к таким нагрузкам.
Побродив немного по лесу, они вышли на высокий утес на берегу Западного моря. Николас устроился на краю обрыва, подложив под себя полу длинной соболиной шубы. Погода стояла тихая и безветренная. Заходящее солнце оставляло на воде желто-красную дорожку. Где-то там за горизонтом лежал его родной остров. Так близко и так недостижимо далеко.
Харысай сел по собачьи на задние ноги рядом с хозяином и так же молча уставился в пустоту.
— Ты скучаешь по дому? — неожиданно спросил Николас.
— Иногда, — тихо ответил тулпар. — Но там не осталось никого, кто был мне дорог. Только место. Отец умер, милостивый хан Саргал тоже. Теперь ты мой хозяин, а значит мой дом рядом с тобой, хоть он и не похож на тот, где я родился и вырос.
Он поглядел в грустные далекие глаза Николаса и добавил:
— Знаешь, ведь снег — это тот же песок, только мягкий и холодный.
Охотник улыбнулся и ласково похлопал коня по шее.
Тайна 10. Око бури
1575 г. от заселения Мидгарда. Лапия. Упсала
Зима пришла в Лапию поздно в этом году. Приближался Йольтайд, а снежные сугробы за Упсалой едва доходили до колена. Дни стояли теплые, ясные и лишь ночью мороз крепчал. Табун Ненниров переместился на восточное плато Утгарда, совсем рядом с Упсалой. Рыба в поисках лучшей доли ушла далеко от берега на юг. В остальном все было спокойно. Даже слишком. Как будто наступило короткое затишье перед бурей.
В преддверии Йольтайда дни стали совсем короткими, а ночи наступали так быстро, что человеческий глаз едва успевал заметить, как закатывалось за горизонт холодное зимнее солнце. Тогда горожане расходились по домам укладывать детей и рассказывать им чудесные в своей жуткой красоте сказки севера. Огоньки в окнах потухали один за другим, пока милосердная тьма не опускалась на город.
Было уже глубоко за полночь. Город спал. Лишь в одном доме на отшибе горел свет. Дрова тихонько трещали в камине. Возле поленницы валялось несколько скомканных листов бумаги. Николас сидел за столом у огня и сосредоточенно выводил пером один и тот же рисунок, оценивал его как неудачный и кидал в сторону камина, нисколько не заботясь, попадет ли он в огонь. Николас давно уже оставил бесплотные попытки сделать этот рисунок с помощью телекинеза. Казалось, что даже руки не хотели ему повиноваться и отображать на бумаге то, что он хотел видеть.
Желая расправиться с очередным своим творением, он уже занес руку, чтобы скомкать лист, как вдруг раздался громкий стук. Николас поднялся со стула и подошел к окну. На подоконнике сидел белый почтовый голубь и долбил клювом стекло, привлекая внимание хозяев. Охотник распахнул ставни, впуская в дом морозный воздух с улицы, и снял привязанный к ноге птицы футляр с письмом.