Страница 77 из 122
Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
— Но он выжил, — продолжила Дел. — Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, — Дел глубоко вздохнула. — А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
— Ты этого не знаешь.
— Не знаю. Поэтому мне и больно.
Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
— Не мучай себя напрасно, — сказал я. — Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
— Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
— Северянин? Или был им? — я пожал плечами, а Дел наконец-то отвела взгляд от меча. — Когда мы нашли его, он провел уже пять лет на Юге, из них два года с Вашни. Может его давно считают за своего. К тому же старик любил его, об этом тоже не забудут.
— Старики, — тихо сказала Дел, — быстро теряют силы, а с ними и свою власть.
— Не всегда.
— Но все старики умирают.
Я покачал головой.
— Дел, успокоить тебя я не смогу. Да, возможно он уже мертв, но наверняка ты утверждать не можешь.
— Вот я и думаю: узнаю ли я когда-нибудь что с ним? Или проведу остаток жизни так и не выяснив, остался ли в этом мире еще кто-то моей крови?
— Поверь, — грубовато сказал я, — от таких мыслей не умирают.
Рука Дел сильнее сжала клинок.
— Ты говоришь это потому что я жестокосердная и рассудительная сука?
Растерявшись, я резко посмотрел на нее. Меня удивил не столько вопрос, сколько грубый тон, которым он был задан.
— Нет, — честно ответил я. — Я говорю это исходя из собственного опыта.
— Из собственного? — тупо переспросила она.
Я кивнул.
— Ты забыла кто я? У меня нет ни матери, ни отца… ни братьев, ни сестер. У меня нет ни малейшего представления, жив ли еще кто-нибудь моей крови. Я не знаю даже что это за кровь.
— Твои родители жили на Границе, — сказала Дел. — Или они были чужеземцами.
Я выпрямился.
— Почему ты так решила?
Дел пожала плечами.
— Сложением ты похож на Северянина, а цвет кожи ближе к Южному. Конечно он не такой темный и черты лица не такие грубые. В тебе есть что-то и от Юга, и от Севера. Такие пары живут обычно на Границе, — Дел улыбнулась, оценивающе осматривая меня. — Или твои родители приехали из других земель. Ты никогда об этом не задумывался?
Сколько раз задумывался. Каждый день моего рабства. Каждую ночь, когда спал в навозе. Никому в этом не признаваясь, даже Суле и Дел. Потому что признавшись, я выставил бы напоказ свою слабость, а слабые долго не живут.
— Нет, — громко сказал я, чтобы остаться сильным.
— Тигр, — Дел отложила в сторону меч. — Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?
— Соврать? — я нахмурился. — Ты о чем?
Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.
— Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.
— Мне так сказали.
— Кто тебе сказал? — спросила Дел.
Я нахмурился.
— Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?
— О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика-чужеземца страдать.
Что-то дернулось у меня в животе.
— Дел…
— КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?
— Нет, — быстро ответил я. — Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… — я замолчал.
— Да. Она была твоим спасением.
Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:
— И что дальше? При чем здесь Сула?
— Когда ты узнал, что ты не Салсет?
Я этого не помнил.
— Я всегда знал об этом.
— Потому что тебе это сказали.
— Да.
— КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?
— Дел…
— Взрослые?
— Нет, — я раздраженно мотнул головой. — Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… — к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.
Я вспомнил и задумался. Могли ли они врать?
Я застыл. Все было так внезапно, странно, четко, как в танце, когда легкое движение выдает все намерения противника. Все мои чувства обострились. Я знал только кто я, где, кем я стал. И еще я знал, что очень больно было дышать.
Дел неподвижно сидела рядом со мной и ждала.
— Дети, — повторил я, чувствуя, что весь мой мир превращается в хаос.
— Дети часто поступают жестоко, — тихо сказала Дел.
— Они говорили… — я замолчал, не осмелившись произнести это вслух.
Дел подождала и закончила за меня:
— Они говорили, что ты не был нужен родителям и тебя оставили умирать в пустыне.
— Все так говорили, — рассеянно пробормотал я. — Начал один, потом подхватили остальные.
— И ты никогда не задавал вопросов.
Я больше не мог сидеть здесь. Я больше вообще не мог сидеть. Как я мог просто оставаться на месте… Я отложил в сторону перевязь, неуклюже поднялся, сделал несколько шагов, остановился и слепо уставился в темноту. И из последних сил обернулся, чтобы возразить.
— НЕКОМУ было задавать вопросы. Кого я мог спросить? Что я мог спросить? Я был чулой… Чулы не задают вопросов… Чулы вообще не разговаривают, потому что за любое слово их бьют.
— Там была Сула, — тихо напомнила Дел.
Что-то рвалось из меня. Гнев. Безумие. Боль, которую я никогда не чувствовал, потому что научился не замечать ее, а теперь воспоминания придали ей сил.
— Мне было пятнадцать, — я не знал, как объяснить, чтобы Дел все поняла, увидела, осознала, — пятнадцать лет, когда я познакомился с Сулой. К тому времени я уже боялся спрашивать. Мне было все равно, кто я…
— Это ложь, — быстро сказала Дел.
Оказывается отчаяние может резать как клинок.
— Аиды… баска, ты просто не понимаешь, — я запустил негнущиеся пальцы в волосы. — Ты просто не можешь понять.
— Не могу, — согласилась она.
Я повернулся к Дел и почувствовал, что мне больно смотреть на нее, больно думать о том, что она сказала. А еще больнее было признать ее возможную правоту.