Страница 1 из 3
Ли Чайлд
Портрет одинокого едока
Джек Ричер вышел из поезда линии R на Двадцать Третьей стрит и обнаружил, что ведущая к выходу в город лестница перекрыта пластиковой полицейской лентой ограждения. Лента была полосатая, синяя с белым, и натянули ее между перилами с обеих сторон. Она колыхалась под ветром, дующим из подземки. На ней висела табличка: «Полиция. Проход закрыт». Проход Ричеру, в сущности, не требовался. Ему-то нужно было не пройти, а выйти. Но вот для выхода Джеку предстояло подняться по этой лестнице, что создавало некоторую лингвистическую сложность. И в этом контексте он вполне сочувствовал копам. У них просто не имелось других лент и табличек для ситуаций иного рода. Надписи «Полиция. Проход для выхода закрыт» в их запасах не имелось.
Поэтому Ричер развернулся и прошел половину платформы к следующей лестнице, которая также оказалась перегороженной лентой с табличкой «Полиция. Прохода нет». Синей с белым лентой, чуть трепещущей от порывов ветра, поднятого отошедшим от станции поездом. Странно. Джек был готов поверить, что первая лестница могла стать местом, представляющим какую-то опасность, одну-единственную: возможно, на нее свалился кусок бетонного перекрытия, или кто-то разбил себе нос, споткнувшись о разбитую ступеньку, или произошло что-то еще, опасное для жизни и чреватое телесными повреждениями. Но не на обеих же лестницах! И тем более одновременно! Какие еще возможны варианты? Может быть, проблемы возникли на тротуаре наверху? Проблемы, протянувшиеся на целый квартал. Может, дорожно-транспортное происшествие. Или автобус сломался. Или самоубийство — прыжок из окна верхнего этажа. Или стрельба из проезжавшей машины. Или бомба. Может, тротуар стал скользким от крови и завален трупами. Или деталями автомобиля. Или и тем, и другим.
Ричер повернулся и посмотрел на противоположную платформу по ту сторону пути. Выход располагался прямо напротив, и тоже был перекрыт лентой. И следующий, и тот, что за ним. Все выходы были перекрыты. Белой с синим лентой. «Полиция. Проход закрыт». И выход тоже. В этом-то и заключалась проблема. Бродвейская Локальная линия была очень подходящей линией, а остановка «Двадцать Третья стрит» являла собой отличный экземпляр этого типа станций. Ричер не раз спал в гораздо более гнусных местах, но сейчас у него были неотложные дела и совсем мало времени, чтобы с ними разобраться.
Он прошел обратно к первой лестнице и поднырнул под ленту.
По ступенькам он поднимался очень осторожно, вертя шеей и глядя вперед и вверх, особенно вверх, но не видел ничего необычного. Никаких упавших обломков бетона, никаких торчащих наружу прутьев арматуры, никаких разбитых ступенек, никаких ручейков крови, никаких разбросанных кусков тела на плитках пола.
Ничего.
Ричер остановился на ступеньках, когда его нос оказался на уровне тротуара Двадцать Третьей стрит, и осмотрел окрестности справа и слева.
Ничего.
Он поднялся еще на одну ступеньку и развернулся и посмотрел на ту сторону Бродвея, на горбатые силуэты высоких зданий и на Флэтайрон-билдинг позади них. Куда он направлялся? Джек посмотрел налево и направо. И ничего не увидел.
Даже больше, чем ничего.
Ни одной машины. Ни одного такси. Никаких автобусов, никаких грузовиков, никаких микроавтобусов, поспешно мчащихся по своим делам, сверкая торопливо намалеванными на их задних дверях названиями фирм. Никаких мотоциклов, никаких мотороллеров «Веспа», выкрашенных в обычные для них пастельные тона. Никаких разносчиков из ресторанов, едущих на велосипедах, никаких курьеров. Никаких молодых людей на скейтбордах или роликовых коньках.
Никаких пешеходов.
А ведь стояло лето, время приближалось к одиннадцати вечера, и было еще совсем тепло. Перекресток Пятой авеню и Бродвея располагался прямо перед ним. Впереди виднелся район Челси, позади находился Грамерси, слева была Юнион-сквер, а справа возвышался Эмпайр-стейт-билдинг, нависая над окрестностями подобно несокрушимому монолиту, каковым он и являлся. Здесь сейчас должны были толпиться сотни людей. Или даже тысячи. Или десятки тысяч. Парни в кедах и футболках с короткими рукавами, девушки в коротких летних платьях; одни должны были куда-то медленно брести, другие торопливо пробегать, направляясь в клубы, которые вот-вот распахнут свои двери, или в бары, где им готовы подать водку какой-нибудь новой марки, или на последний, полуночный сеанс в кино.
Здесь сейчас должна была кишеть огромная толпа народу. Здесь сейчас должен был звучать смех и громкие разговоры, стук и шарканье подошв по тротуару, выкрики и вопли, какие довольная и радостная толпа издает обычно в одиннадцать часов в теплый летний вечер, а еще сирены и гудки автомобилей, и шорох шин, и рев моторов.
Но ничего этого не было.
Ричер спустился по ступенькам обратно и снова поднырнул под полицейское ограждение. Он прошел под землей к северу, к месту, где предпринял вторую попытку выбраться на поверхность, и на этот раз перешагнул через ленту, поскольку она здорово провисла. По ступенькам Джек поднимался так же осторожно, но быстрее, и вышел наружу прямо на углу напротив Мэдисон-сквер-парк, огороженного черной железной решеткой и битком набитого темными деревьями. Но ворота были все еще открыты. Правда, в них никто не входил и через них никто не выходил. И вообще вокруг не было ни души. Ни единой.
Ричер вышел на тротуар и остановился рядом с ограждением вокруг спуска в подземку. Позади большого квартала, тянущегося к западу, он рассмотрел мигающие огни проблесковых маячков полиции. Сбоку был припаркован патрульный автомобиль полиции, он стоял боком, перегораживая улицу. И заграждение. «Проход закрыт». Ричер повернулся и поглядел на восток. То же самое. Сине-красные огни всю дорогу до самой Парк-авеню. «Проход закрыт». Двадцать Третья стрит была перекрыта. Заблокирована. Равно как и множество других поперечных улиц, в этом нет сомнений, а также Бродвей, Пятая авеню и Мэдисон-авеню — видимо, в районе Тридцатой стрит.
И никого вокруг.
Ричер снова посмотрел на Флэтайрон-билдинг.[1] Узкое, треугольное в плане здание, острым углом выступающее вперед. Напоминает острый клин или скромный кусочек торта. Но Ричеру этот угол представлялся носом огромного корабля. Словно это был огромный океанский лайнер, медленно плывущий навстречу. Не слишком оригинальная мысль. Джек знал многих людей, которые думали точно так же. Даже при наличии на первом этаже застекленной оранжереи, очень похожей на паровозный скотоотбрасыватель (которая, как считали многие, только портила этот эффект, но, по его мнению, наоборот, его лишь усиливала), поскольку оранжерея выглядела как выступающий вперед подводный бульбообразный выступ какого-нибудь незагруженного супертанкера.
И тут он заметил человека. За двойным стеклом окна похожей на скотоотбрасыватель оранжереи. Женщину. Она стояла на тротуаре Пятой авеню и смотрела куда-то на север. На ней были темные брюки и темная рубашка с короткими рукавами. И она что-то держала в правой руке. Может, мобильник. А может, пистолет «глок-19».
Ричер оттолкнулся от ограждения и пересек улицу. На красный сигнал светофора, вообще-то, но движения-то на улице не было. Это напоминало проход через город-призрак. Словно он — последний живой человек на земле. Если не считать ту женщину на Пятой авеню. К которой он приближался. Ричер нацелился на некую точку в этом скотоотбрасывателе. Его каблуки в тишине громко стучали. Скотоотбрасыватель представлял собой треугольную в плане железную раму, этакую миниатюрную копию самого здания, к которому он был приделан. И напоминал маленькую лодочку, пытавшуюся удрать от преследующего ее лайнера. Рама была выкрашена в зеленый цвет и походила на мох, и на ней там и здесь виднелись причудливые завитушки и узоры, как на имбирном прянике. Все, что не являлось металлом, было стеклом — огромные стеклянные панели, длинные, как автомобиль, и высокие, больше роста человека, выше головы и до колен.
1
В России это здание более известно как небоскреб «Утюг».