Страница 37 из 76
— А, на мое усмотрение, говоришь? Тогда ступай восвояси!
Наградив рикшу пристальным взглядом, наставник Юн отвернулся и завязал развязанный было кошелек.
Отчего-то глаза рикши забегали в разные стороны. Он предположил, что поездка могла быть в кредит, и, почесав затылок, произнес:
— Позвольте мне прийти завтра.
— Завтра? Зачем завтра?
Уже до поездки настроение наставника Юна было испорчено, а из-за пустой болтовни оно ухудшилось еще больше.
Рикша же прекрасно понимал, зачем ему приходить завтра: чтобы получить плату за поездку в кредит. Но об этом же прямо не скажешь. Рикше стало неловко, и он так и не сумел ответить подобающим образом. Тем временем наставник Юн, не озаботив себя ни единой мыслью о переживаниях рикши, как бы давая понять, что он все сказал, уже направился к дому.
Рикша не мог допустить, чтобы работа, которая, паче обыкновения, была так тяжела, что чуть легкие не разорвались, обернулась ничем. Он не понимал, почему этот господин так поступает, но и не мог в этой ситуации только стоять и бормотать что-то невразумительное. Ему не оставалось ничего иного, кроме как проявить решительность.
— Господин, плата за извоз…
Однако от его решительности стало только хуже.
— Плата?
— Да, господин.
— Ах ты, да как ты смеешь!
Наставник Юн разозлился и, словно собираясь ударить рикшу своим огромным кулаком, шагнул в его сторону.
— А не сам ли ты сказал, что на мое усмотрение?
— Да!
— Вот… На мое усмотрение, это значит, сколько пожелаю, не так ли?
Рикша понял, к чему идет дело. И это его совсем не радовало. Да, с таким человеком лучше не шутить. Да, конечно, сколько пожелаете, подумал рикша и, подавив ехидную усмешку, недопустимую в присутствии уважаемого господина, изобразил улыбку.
— Ты сказал, за извоз — на мое усмотрение. А я счел, что за это можно не платить, вот и повелел тебе ступать восвояси.
Рикша подумал было, что господин и вправду шутит, но ни в его облике, ни в словах не было и тени шутки.
— Эх, я-то думал, что есть еще честные извозчики, увидел в тебе достойного малого, благородство которого не позволит взять со старика платы, ведь ему и так тяжело. А ты, милый человек, задумал меня провести? Про таких говорят: «Тот, кто сам себе противоречит, — не иначе как сын двух отцов». Не иначе как твоя мать была женщиной легкого поведения!
Конечно, рикша не знал, что это классическое изречение Конфуция используют и в качестве ругательства, но он не мог не почувствовать себя оскорбленным оттого, что его мать назвали женщиной легкого поведения. Он все еще не понимал, то ли пассажир шутит, то ли серьезен, говоря, что не собирается платить; от этой неопределенности ему и так было не по себе, а тут еще важный господин обвиняет его в попытке сжульничать, да еще тревожит прах его усопших родителей. Кому такое понравится? Довезти до дому такую тушу, да еще и виноватым оказаться! Не зная, как поступить, рикша стоял и только открывал рот, как рыба на песке, отчаянно желая отвесить наглецу пощечину.
— Благородный господин, будьте благосклонны ко мне, вашему слуге! Дайте хотя бы одну купюру…
Рикша подавил в себе подступающую злость и заговорил крайне уважительно. Однако у наставника Юна слово «купюра» вызвало неподдельное негодование, такое, какое могло бы вызвать заявление этого немецкого выскочки Гитлера, или как там его, о переходе к решительным действиям.
— Что-о? Какую купюру?! Да как ты… — воскликнул наставник Юн, удивленный такой неожиданной наглостью.
Впрочем, наивный рикша воспринял эти слова буквально:
— Купюру всего лишь в одну иену[32], господин…
— Много я повидал в этой жизни, но чтоб такое!.. Как же так, ты же сам сказал заплатить по моему усмотрению, словно вовсе не хотел получать никакой платы, а теперь просишь целую вону[33]! Какая дерзость!.. Тебе б только нажиться за счет чужого добра, паршивец. Ладно, будь по-твоему. Сколько хочешь? Отвечай скорее!
Рикша хотел было набросить еще несколько чон[34], но, сообразив, что он все равно не получит желаемого, а лишь потеряет заработок в других местах из-за проволочки, обреченно назвал 50 чон. Но наставник Юн был непреклонен.
— Видали наглеца? Ты что же, шутки шутить со мной вздумал? Что за вздор ты несешь? Это «50 чон» слетело с твоих губ так легко, будто это имя ребенка!
— Господин, я много не прошу. Ведь я довез вас от Пумингвана[35] до дому.
— А я что говорю? Да я туда доплюнуть могу, а ты за это 50 чон просишь!
— Это совсем немного. К тому же, благородный господин, разве не добавите вы мне на плошку макколи[36]?
Наставник Юн сделал вид, что не расслышал, отвернулся в сторону и снова развязал завязанный было шнурок кошелька, откуда достал две монеты по 10 чон, которые положил себе на ладонь и начал перебирать кончиками пальцев.
Природа человека такова, что ему свойственно ошибаться. Зная это, господин Юн тщательно проверил ребро монеты на наличие рубцов, чтобы убедиться, что он не вынул по ошибке 50 чон вместо 10.
— Вот, так бы я дал тебе 15 чон, но, выслушав твои доводы, дам тебе 20: лишних 5 чон, как ты и просил, трать, как знаешь — хоть на макколи, хоть на тхакпэги[37], — мне до этого нет никакого дела.
— Господин, этого недостаточно!
— Что значит недостаточно? Тебе недостаточно 20 чон? Да в деревне ты себе на это купишь 10 пхён[38] земли, 10 пхён!
Рикше хотелось сказать, чтобы господин сам отправился в деревню, купил там на 20 чон 10 пхён земли и кормил с этого все свое потомство хоть до третьего, хоть до четвертого колена, но с большим трудом все же сдержался.
— Господин, добавьте еще хотя бы 10 чон. Ведь и весом вы добры…
— Да ты еще и критиковать меня смеешь, наглец какой! Этот самый вес намного больший ущерб понес от езды в твоей замшелой телеге. Ты когда-нибудь слыхал, чтоб плата за поездку в автомобиле или поезде зависела от веса пассажира?
— Да, но…
— Ну что? Возьмешь, что даю, или не возьмешь? Если нет, то я на эти деньги куплю кусок мяса и с удовольствием съем его на ужин.
— Еще только 10 чон, это же пустяк для столь благородного господина!
— О-хо, благородного? Да я бы уже давным-давно разорился от такого благородства! Ей-богу, попадись мне еще один подобный извозчик, и дни мои сочтены!
Если бы рикша мог, то на это он бы ответил: «А попадись мне еще один подобный пассажир, я с ума сойду».
Тем не менее пассажир снова развязал свой кошелек и вынул монету в 5 чон. Господин наставник не на шутку разозлился: этих 5 чон ему было особенно жаль, но он больше не мог выносить настойчивости рикши.
— Вот, бери. 25 чон. Но теперь я буду непреклонен: хоть вешайся на моем поясе, и медной монеты не получишь!
Не успел наставник Юн закончить эту фразу, как рикша, зажав в своей мозолистой руке три латунных монеты, звякнувших от соприкосновения друг с другом, пробормотал что-то вроде «спасибо» и скрылся.
— Эх, и зачем я только эту девку слушал?! Ведь это из-за нее мне попался такой назойливый извозчик, на которого пришлось потратить на 5 чон больше! Ох уж эта несносная Чхунсим, разрази ее гром, все уши мне прожужжала про этот концерт, как было не пойти туда с ней…
Наставник Юн был разъярен и бранил Чхунсим последними словами почем зря, хотя какое отношение она могла иметь к его решению пойти на концерт в Пумингван? Да, она и вправду упоминала этот концерт, хвастаясь, что ее сестра Унсим тоже в нем участвует, и господин наставник так загорелся желанием послушать, что тут же сам предложил Чхунсим пойти туда…
Правда, если бы наставник Юн не услышал о представлении от Чхунсим, то не пошел бы на него сегодня, а на следующий день, узнав, что пропустил его, был бы крайне раздосадован.