Страница 23 из 76
В оформление кухни и гостиной жена вложила всю душу. Купленный в интернет-магазине диванчик, она поставила в гостиной. Дешевенький диванчик из ДСП и поролона. Я никогда не возражал против ее выбора. А если иногда жена и спрашивала мое мнение, я всегда отвечал: «Неплохо», «нормально», или что-то в этом духе. Мне тоже хотелось сделать нашу неприглядную квартирку уютной. Как говорил мой покойный отец, если что-то в доме не ладится, мужчина должен починить то, что сломано, и исправить то, что пошло не так. Возле купленного через интернет дивана жена поставила горшок с симпатичным фикусом. Не было и дня, чтобы Ёну не засовывал в рот камешки, насыпанные в горшок, или не обрывал листья. Еще жена сделала сама деревянную полочку и поставила на нее баночки пастельных тонов с разными жизнеутверждающими английскими словами, такими как LOVE и HAPPINESS. Вдоль одной стены она натянула проволоку и крошечными деревянными прищепками прицепила к ней семейные фотографии, словно постиранное белье. Ей все казалось, что чего-то не хватает, и тогда она украсила стену наклейками в виде дерева и трех сидящих на ветках птичек.
Маленькая комната украшалась специально для Ёну, он, как только ее увидел, сам решил, что это его комната. Ёну очень любил прятаться, и жена сделала для него из ткани настоящий вигвам. Ёну был очень непоседлив и, как только научился ползать, совал все с пола в рот. Жена повесила рулонные шторы с Робокаром Полли в его комнате, а на двери — плакат с алфавитом. В больших клеточках рядом с буквами были нарисованы разные фрукты и звери. Тогда Ёну только начал знакомиться с буквами. Но то ли оттого, что он еще был слишком мал, то ли оттого, что ему не хватало усидчивости, если мы просили его написать что-нибудь и давали в руки карандаш или мелок, он только пачкал полы, которые жена так тщательно мыла. И хотя у нее не было привычки повышать голос, каждый раз, когда ребенок начинал пачкать все вокруг, внося хаос в тщательно организованное пространство нашего дома, жена сердилась на него, даже кричала. И все равно Ёну изо дня в день слюнявил все, до чего только мог добраться, рвал книжки с картинками, заползал под стулья и играл там, а когда слышал музыку, начинал пританцовывать или крутиться то в одну сторону, то в другую. А еще он часто засыпал днем в своей треугольной палаточке, умильно бормоча что-то себе под нос. Личико при этом у него было такое невинное, что хотелось во что бы то ни стало защитить его от всех невзгод и обид. Глядя на него, я чувствовал какую-то щемящую боль в груди. Удивительно, даже когда он засыпал ненадолго, я был уверен, что к тому моменту, как он вновь откроет глаза, он уже чуть-чуть изменится и станет немного старше. Даже жаль, что дети растут так быстро. Наблюдая за ним, я впервые почувствовал смену сезонов и неумолимое течение времени. Понял, что март — это время приводить все в порядок, июль — время завершать начатое, а май чем-то похож на сентябрь. Когда мы приехали сюда впервые осмотреть квартиру, самое большое впечатление на нас произвела кухонная стена. В просветах между обшарпанной, покосившейся мебелью пробивались кричащие обои с жуткими тюльпанами, которые буквально лезли в глаза. Наверное, тому, кто поклеил эти обои, они нравились. Но сейчас они выглядели ужасно. Их покрывали странного вида зеленые пятна и какие-то черные точки, подозрительно напоминающие следы жизнедеятельности мух или других букашек. Жена медленно обвела стену критическим взглядом, а потом произнесла тихо: «Если бы я была хозяйкой этого дома, то поклеила бы здесь скромные обои, без претензий». Еще она сказала, что важнее всего в интерьере сочетание цветов и удачно выбранная мебель, и, как настоящий специалист по дизайну, добавила, что этот интерьер — пример плохого вкуса в ее понимании. Из-за забот с ребенком и занятости на работе сама она даже не могла позволить себе сходить в парикмахерскую лишний раз.
— У нас дома тоже тот еще бардак, — заметил я осторожно.
— У нас дома ребенок, — возразила жена, округлив глаза. Если я высказывался, пусть и очень редко, по поводу домашнего хозяйства или воспитания детей, она всегда старалась возражать мне очень тактично.
— И здесь жил ребенок. — Я показал на наклейку с мультяшками, красующуюся на выключателе, на это жена ответила:
— Наша квартира меньше. Если в квартире тесно, сколько ни убирай, все без толку.
Еще до переезда жена первым делом взялась за ремонт на кухне. Она обратилась в местную ремонтно-строительную компанию и попросила, чтобы на кухне и в гостиной все стены покрасили в белый, а стенку, где мойка, и противоположную стену — оклеили оливковыми обоями. Предполагалось, что белый цвет освежит интерьер, а оливковая стена станет ярким дополнением. Жена сказала, такое решение расширит пространство, к тому же белый цвет освежает, а оливковый приятен глазу. Возле этой оливковой стены жена поставила обеденный стол для четырех человек. Этот стол с бежевыми тонкими ножками и светло-оранжевой столешницей создавал очень теплую, уютную атмосферу. За этим столом мы обедали, пили чай, а иногда и работали. На одном краю жена поставила электрический чайник, коробочки с зеленым травяным чаем, баночку мультивитаминов, тарелочку ореховой смеси. Не забыли и про кофемолку, которая внушала нам чувство особой гордости, с прозрачным контейнером для зерен. За этим столом мы каждый день вместе ужинали. Когда приходили редкие гости, мы, конечно, раскладывали стол в гостиной, но сами в основном ели на кухне. Жена и я — сидя на табуретках, а Ёну орудовал детской ложечкой в своем раскладном стульчике. И так за обычными делами проходили дни, пролетали месяцы, месяцы складывались в годы. Раньше я об этом почему-то не задумывался. В стеклянном стаканчике в ванной стояли три щетки, на сушилке для белья висели носки разных размеров, к унитазу крепилось крошечное детское сиденье. Когда я смотрел на все это, обычные предметы, все эти повседневные вещи, казались мне чудесными и очень значительными. Мы с женой вместе кормили Ёну за столом, переставали улыбаться и делали строгие лица, когда он капризничал. Ёну учился пользоваться палочками, ронял еду, куксился, плакал, лопотал всякую чепуху, ворочая своим маленьким розовым язычком. И все это за тем обеденным столом возле оливковой стены, которая с ним так хорошо сочеталась. Именно на эту стену брызнул присланный нам два месяца назад из детского сада ежевичный сок.
Мы с женой почти не говорили о том вечере, когда взорвалась бутылка ежевичного сока. Мама на следующий же день уехала домой, а мы старались проводить день за днем так, будто ничего особенного не случилось. Но каждый день был похож на предыдущий, очень длинный, по словам жены — бестолковый, день. Иногда возникает чувство, будто нечто, именуемое временем, летит быстро, как в кино. Окружающие декорации, недели и месяцы, целый мир, все, кроме нас, вертится вокруг оси. Понемногу эта спираль начала затягивать и нашу семью. Цвели цветы, дул ветер, таял снег, появлялись почки на деревьях — все менялось в этой круговерти. Время летело, но — как будто для кого-то другого.
Прошлой весной мы потеряли Ёну. Он попал под микроавтобус детского сада, когда водитель сдавал назад. Ему не было пяти. И пяти раз он не успел увидеть, как сменяют друг друга весна, лето, осень и зима. Он был как все дети в этом возрасте, иногда огорчал родителей, часто не слушался, много капризничал. Где-то научился утешающе похлопывать нас по спине, когда мы брали его на руки, а он обхватывал нас своими тонкими, как стебли, ручонками. Но теперь его больше нельзя было обнять, даже просто прикоснуться. Нельзя снова отругать, покормить, уложить спать, успокоить, поцеловать. В крематории жена вместо «прощай» сказала Ёну «сладких снов тебе», сжимая в обеих руках его фотографию. Будто они когда-нибудь встретятся снова. Директор детского сада имел какое-то отношение к Торговой страховой компании. Злосчастный микроавтобус тоже был застрахован, и через нашу страховую компанию мы получили компенсацию по гражданскому делу. Много это было или мало, никакими машинами или микроавтобусами невозможно измерить, но на тот момент администрация детского сада решила, что рассчиталась с нами сполна. Они уволили водителя и даже сменили всех нянечек, словно спрашивая: «Чего еще вы от нас хотите?». Вслух они ничего подобного не сказали, но все и так было понятно. Тогда же по району начали ходить странные слухи, будто бы я сотрудник страховой компании. Впервые услышав об этом, я так разозлился, что меня затрясло. Но самое удивительное, что некоторые этим слухам поверили. Жена бросила работу и целыми днями сидела дома. Мне бы тоже хотелось все бросить, но с банковской книжки каждый месяц уходили вместе с процентами деньги за квартиру. Коммунальные платежи, разные налоги, медицинская страховка, счета за мобильную связь усугубляли наше положение. Все эти счета складывались в сумму, которую одной моей зарплатой было сложно покрыть. Однажды к нам приехал сотрудник компании-страховщика микроавтобуса из детского сада. Он самым учтивым образом принес мне свои соболезнования, а потом сухо, формально объяснил процесс выплаты страховой компенсации и протянул мне какой-то документ. Я и без объяснений понял, что это такое. Когда-то я тоже был на его месте, и мне приходилось с каменным лицом выражать соболезнования чьему-то горю. Склонившись над бумагой, не в силах ничего сказать, я выкурил подряд три сигареты. Это ведь обязанность главы семьи — починить то, что сломано, и исправить то, что пошло не так. Меня этому учили с детства. Но в тот момент, когда я вписывал в бланк номер своего счета, у меня было такое ощущение, словно я извинился перед директором детского сада. Все, что происходило после этого, я помню смутно. Как будто в тумане. Вернулся с работы — щелк выключателем! — и на кухне осветилось электрическим светом заплаканное лицо жены. Снова щелк! — в углу гостиной ее тонкий силуэт, плечи вздрагивают от рыданий. Из холодильника запах скисших кимчи, протухших яиц, многодневной лапши. На полу гостиной сухие листья фикуса. Иногда, уставившись в окно, жена повторяла как заведенная: «Там, где Ёну сейчас находится, лучше, чем здесь… Потому что мой Ёну там…»