Страница 57 из 74
— Мы жили в большой тревоге. Немцы запугивали население тем, что красноармейцы будут всех резать, грабить. Мы знали, что это ложь, распространяемая фашистами с целью заставить жителей эвакуироваться. Немцы приказали нам грузиться на подводы, забирать с собой имущество и скот.
Мария Рудак с хутора Острый Горб говорит:
— Мы пять дней жили в поле. Сегодня утром раненько глянула я, а рожью идут солдаты.
Я кричу: «Наши, наши пришли!»
Весь табор проснулся, побежали к красноармейцам, а они идут осторожно и машут нам руками, дескать, не подходите, бой еще может продолжиться. Беспокоятся, значит, они, чтобы немцы нас не постреляли.
…Стороной от военной дороги тянутся сотни подвод, груженных доверху. Идут женщины, старики, дети. Люди, избавленные от угона в рабство, возвращаются в родные села.
Из газеты «За честь Родины» от 24 июля 1944 года.
На линиях связи
В самые напряженные моменты боя, когда противник, обороняясь, вел бешеный артиллерийский и минометный огонь, часто нарушалась телефонная связь. И тогда на линию выходили связисты отделения младшего сержанта Г. Наумова. От воронки к воронке пробирались связисты под градом осколков снарядов и пуль, нащупывая место обрыва провода.
Красноармеец Е. Горецкий только в одном бою исправил десять повреждений телефонного кабеля.
Когда немцы начали контратаку, командир пехотинцев обратился к минометчикам с просьбой о помощи. Как раз в это время вышла из строя линия связи. Связист Горецкий, рискуя жизнью, вышел на линию и ликвидировал повреждение. Благодаря его самоотверженности минометчики сумели поддержать пехотинцев.
В доблести и отваге не уступал Горецкому и связист В. Брескалюк.
В последних боях он много раз восстанавливал связь.
Командир отделения младший сержант Наумов личным примером учил солдат, как нужно действовать на поле боя. За последнее время он неоднократно под огнем врага устранял обрывы на линиях связи.
Из газеты 322-й стрелковой дивизии «За Родину» от 27 июля 1944 года.
И. В. Яворский, старший сержант запаса
ВЕРНОСТЬ КЛЯТВЕ
В. С. Карпенко
Мой собеседник Виктор Степанович Карпенко — лет пятидесяти, с черной седеющей шевелюрой, выразительными голубыми глазами под широкими козырьками черных, тоже тронутых сединой бровей. Вспоминаем военные годы.
В сорок четвертом мы оба сражались на львовском направлении. Я тогда был бойцом отдельной роты автоматчиков 23-й мотострелковой бригады, а Виктор Степанович — военфельдшером в одном из батальонов 12-й гвардейской танковой бригады.
— Как же вы разыскали меня? — спрашивает Карпенко.
— Ветераны со Львова прислали мне, журналисту, в Киев письмо с просьбой написать о вас — фронтовом медработнике.
— Да, воевали мы с вами в одних местах. «Колтовский коридор» — Золочев, Почапы…
— И сколько воинов обязаны вам, Виктор Степанович, спасением хотя бы в этих боях, на Львовщине?
— Разве тогда было до подсчетов?
И он стал рассказывать особенно запомнившиеся отдельные эпизоды из своей военфельдшерской практики.
…Горячий бой кипит неподалеку от Золочева. Наши танкисты и пехотинцы теснят огрызающегося врага. Гитлеровцы то и дело переходят в атаку. Во время одной из контратак «тридцатьчетверка» вырвалась вперед. Неожиданно от прямого попадания вражеского снаряда машина замерла на месте… Пригибаясь, смело бежит сквозь свинцовый ливень военфельдшер Виктор Карпенко. Он приблизился к подбитому танку. Открыл люк: командир, башенный стрелок и радист убиты. Только сержант — механик-водитель подавал признаки жизни. Карпенко вытащил его через люк наружу. Быстро наложил жгут, остановил кровотечение. Привел раненого в чувство. Потом на плащ-палатке волоком потащил своего пациента. Подоспели пехотинцы и помогли вынести танкиста из зоны огня. Отсюда его увезли в медсанбат.
Бои не стихали. Жаркие схватки шли и в воздухе. Как-то над передовой пролетал одинокий «ЯК-3». Вдруг из-за облаков вынырнули три «мессера». Отбивался наш ястребок, но силы были неравные. Его подожгли. Во взглядах наших бойцов, наблюдавших этот поединок, — сострадание, мольба: «Прыгай, сокол, да прыгай же!» Вот раскрылся одуванчик парашюта — и снова возгласы с земли, будто их мог услышать летчик: «Работай стропами, тяни к нам!»
Приземлился летчик на «ничейной» полосе. Долго не мог погасить купол парашюта, и бойцы на передовой поняли: ранен. Пренебрегая опасностью, десяток храбрецов, прикрывая друг друга огнем, побежали к парашютисту. Виктор Карпенко тоже побежал к раненому летчику. Оказал ему первую помощь. У пилота была прострелена нога и сильно обожжено лицо.
Чем уже сжималось кольцо вокруг бродовской группировки врага, тем яростнее становилось его сопротивление.
21 июля 12-я гвардейская танковая бригада выдвинулась по дороге, ведущей к северо-западу от Золочева. Чувствуя безвыходность положения, фашисты предпринимали отчаянные попытки вырваться из котла. Танкисты батальона и всей бригады стойко сдерживали натиск врага.
В какой-то момент гитлеровцам удалось потеснить нашу роту, и на территории противника оказался подбитый советский танк. Это была «тридцатьчетверка» командира роты Червонного. Машина не могла двигаться — размотана гусеница. Но действовали пушка и пулеметы. И осажденный экипаж, разворачивая башню во все стороны, громил врагов. Часа через два фашистов отбросили. На первом танке, подкатившем к машине Червонного, был Карпенко.
— Вот они, герои! — воскликнул кто-то из подоспевших, восхищаясь мужеством экипажа Червонного: вокруг танка валялось около сотни фашистских трупов.
Возле раненых танкистов хлопочет Карпенко. Умелые у него руки.
Весь этот день гремели, не стихая, выстрелы, грохотали танки. А он, Карпенко, занимался своим привычным делом. Хорошо помнит, как однажды под сильным огнем много раз мерял из конца в конец леваду на окраине разбитого до основания селения. В пучину боя военфельдшер будто на крыльях летел, а обратно приходилось пригибаться под ношей тяжелораненого, двух комплектов оружия, санитарной сумки.
Старшему лейтенанту медицинской службы предстояло преодолеть шестисотметровую полосу. Танкист с раной в правом бедре не мог идти. Опускать его на землю и опять поднимать на плечи было нелегко. Военфельдшер решил не останавливаться пока хватит сил. Мучительно медленно сокращалось расстояние, подкашивались ноги. Вдруг Карпенко почувствовал: рука танкиста разжимается, пояс, за который он держался, выскользает из нее. Что это? Шок? Опустил парня на землю: вторая рана с кулак величиной зияла в левом боку. Боец скончался… И тогда поклялся военфельдшер: идя сквозь пламя войны, продолжать бороться со смертью везде и всюду.
Клятва, которую даешь сам себе, — особая. Карпенко знал, что выполнит ее. Велика была у него настойчивость, крепка сила воли. Военфельдшер снова на поле боя. Идет за танками вместе с пехотинцами. Ведь у него за плечами не только медицинская сумка, но и автомат, который нередко приходилось снимать с плеч. Вот и сейчас прямо на него бежал один из вражеских солдат, крича: «Братэ мий, не стриляй, я украинец!» Он отдал Карпенко свой автомат и сказал, что его и других парней из села фашисты насильно забрали в армию, направив в дивизию СС «Галичина».
Стояла изнуряющая духота — накануне лил дождь. А фельдшер еще не передохнул, целый день, как заведенный волчок. К 17 часам оказал помощь не менее сорока бойцам. Пообедать даже не успел. Только перевязал очередного раненого — голову будто огнем обожгло. В глазах потемнело. Заскрипел зубами не столько от боли, сколько от злости, досады: надо бойцов спасать, а тут сам оказался беспомощным — кровь залила лицо.
В какое-то мгновение вспомнился родной Донбасс, ласковый взгляд матери, напутственные слова отца, коммуниста с 1918 года, военного комиссара в гражданскую войну: «Родина любит мужественных защитников, будь и ты, сынок, таким». Потом учеба в медицинском училище, участие в жестоких битвах на Курской дуге, где он получил боевое крещение…