Страница 47 из 74
Весной сорок четвертого Горенчук уехал на фронт. Красов остался еще учиться. «Может, встретимся где-то на дорогах войны?» — сказал один. «Это было бы замечательно», — ответил другой…
Кантемировский корпус сражался за Днепром, когда туда прибыл капитан Горенчук. Здесь ему, политработнику, доверили командовать танковым батальоном. И сразу — в бой. А схватки были жестокие, жаркие. В одной из атак он был ранен. Но Горенчук не покинул строй. И однажды случилось неожиданное.
…Гремел бой. Танки батальона стреляли из укрытия по гитлеровцам, окопавшимся на холмах около деревни. Вдруг к командирской машине подкатила «тридцатьчетверка». Из открытого люка вышел танкист. Взглянул на него комбат и радостно воскликнул:
— Виктор! Откуда? С неба свалился?
— Гора с горой не сходится…
Друзья обнялись.
— Что ж, будем вместе освобождать Украину, — сказал Горенчук.
— А этого стального коня где взял? — взгляд Горенчука скользнул по «тридцатьчетверке».
— Танк с экипажем комбриг дал — на пополнение выбывших из строя.
— Вот это здорово! — обрадовался командир и замполиту с фронтовой закалкой, и новой боевой машине — Отдохнуть надо с дороги, товарищ замполит, — сказал Горенчук.
— На каком фланге у вас труднее — туда и на отдых, — улыбнулся Красов.
Его танк помчался к опушке рощи, к главным силам батальона, откуда командир намеревался начинать атаку.
В тот день Горенчук первый раз увидел Красова в бою. Вражеские снаряды ложились вокруг танка. Казалось, вот-вот подорвут машину. Но танк маневрировал, уклоняясь от удара. Приблизившись к огневой позиции врага, он стал подминать гусеницами одно орудие за другим.
Танкисты хорошо запомнили появившуюся в боевых порядках новую «тридцатьчетверку». А когда схватка закончилась, командир представил личному составу политработника Красова.
— Мы уже знаем замполита, — отозвались танкисты. — В бою познакомились, когда он вражеские орудия таранил!
— Вспомним, друг мой замполит, — словно к живому обращался ветеран к портрету, — вспомним ту военную дорогу, где в последний раз факелом вспыхнуло твое сердце в жарком поединке с врагом.
Капитан Горенчук мысленно перенесся в места, где сражался его батальон летом сорок четвертого года. И снова рядом с ним шагает друг, замполит Виктор Красов. Отсюда, от окраин Золочева, начинался маршрут в район того памятного боя.
Вечером на холмистом поле за Золочевом под тремя ветвистыми вязами собрались командиры батальонов 12-й гвардейской танковой бригады. Комбриг полковник Николай Григорьевич Душак объяснил обстановку:
— Окруженные фашистские дивизии не складывают оружия. Стремясь выскользнуть из котла, крупные силы противника рвутся от Белого Камня через Буг. Вклинившись в расположение наших войск, враг захватил Почапы и Хильчицы, до которых отсюда рукой подать. Бригаде предстоит трудный бой, — полковник обвел всех внимательным взглядом. — Выступить навстречу врагу и разбить его — таков мой приказ.
Затем комбриг уточнял задачу батальонам, действовавшим совместно с пехотинцами-десантниками.
— Знаю, кантемировцы и на этот раз не подведут, — твердая уверенность прозвучала в голосе полковника. — Горенчук и Красов! Хоть ваш батальон третий — пойдете первыми.
…При свете карманных фонариков Горенчук показывал ротным по карте маршруты движения.
Час на подготовку к маршу-броску. Танкисты проверяли двигатели, осматривали гусеничные ленты, дозаправляли машины горючим.
Красов ходил от экипажа к экипажу, и везде его встречали радушно, дружелюбно.
— Знаете, о чем говорится в последней сводке Совинформбюро?
— Расскажите, пожалуйста.
И замполит рассказывал об успешном наступлении наших войск в Белоруссии, о развернувшейся битве за освобождение западных земель Украины.
Беседуя с бойцами другого экипажа, Красов узнал о беде, постигшей механика-водителя Степчука: он получил письмо, в котором сообщалось, что на фронте погиб его брат.
— Да, Саша, — вступил в разговор с воином замполит, — это тяжелое горе для вашей семьи. Мы все будем жестоко мстить фашистам за смерть твоего брата.
Затем Красов повел речь о древнем украинском городе Львове, где еще сидели гитлеровцы.
— Громя фашистов в котле под Бродами, мы спасаем Львов, его людей, архитектурные памятники, — говорил Красов. — Ведь если окруженные дивизии прорвутся, тогда эти силы противника будут брошены под Львов. Очень усложнится борьба за город. Больше прольется крови мирных жителей, больше будет разрушений.
Ночью батальон двинулся в путь. Рождавшееся над Хильчицами утро было напоено дымом и стальным грохотом. Наши пехотинцы сдерживали численно превосходящие силы противника. За спиной отчаянно дравшихся своих подразделений гитлеровцы укреплялись в захваченном селе, стягивали боевую технику вдоль дороги, ведущей на Золочев.
В этот трудный для наших пехотинцев момент подоспели танкисты бригады Душака. Приблизившись к селу первым, батальон Горенчука развернулся для ведения боя. За ним подошли и другие батальоны.
Свои машины Горенчук поставил на холмистом поле, покрытом редким кустарником. Едва танки выстроились в боевой порядок, послышалась команда Горенчука:
— Гвардейцы, огонь!
Немецкие артиллеристы, минометчики ударили по подошедшим танкам. Султаны земли поднимались то справа, то слева «тридцатьчетверки» комбата. Глядя в перископ, Горенчук заметил, что стена небольшого домика все время озаряется красными вспышками. Он тут же догадался: «тигр», всем корпусом воткнувшись в домик, в оконный проем ведет огонь. «Ишь, гад, как замаскировался!» — зло подумал Горенчук.
— А ну-ка, Орлов, гони влево, вон на ту высотку! — скомандовал он механику-водителю.
Танк занял позицию, и таинственный домик оказался как на ладони. Горенчук сам выстрелил из танковой пушки в поблескивавшую стену. В тот же миг домик окутался багряными языками пламени.
По правому флангу батальона минометный и орудийный огонь противника усилился. В просвет, образовавшийся в клубах дыма, Горенчук заметил, как одна из «тридцатьчетверок», размотав гусеницу от удара вражеского снаряда, прекратила стрельбу. Гитлеровцы хлынули в образовавшуюся в боевой цепи брешь.
— Красов! — вызвал комбат по рации замполита, находившегося на правом фланге. — Держись!
Танки ударили по пехоте врага осколочными снарядами. Гитлеровцы залегли, поползли обратно. Немецкие орудия вели беспрерывную стрельбу по нашим машинам.
— Давите огневые точки, расчистим путь для атаки! — призывал замполит танкистов на своем боевом рубеже.
«Тридцатьчетверка» Красова выпустила два снаряда по артиллерийской позиции, которая находилась на холмике за лощиной, заставив орудия замолчать. Потом он вышел из машины и стал наблюдать, как вели огонь другие экипажи. Подбежал к соседнему танку.
— С перелетом бьете! Вносите поправку… — крикнул он командиру, приподнявшему крышку люка.
Расчищая путь, «тридцатьчетверки» двинулись на врага. За танками шли пехотинцы. Отстреливаясь, гитлеровцы отходили. Пятились назад и их уцелевшие бронированные машины.
— Вперед, вперед! — призывал Красов свой экипаж, взобравшись на броню.
Вслед за танками устремились автоматчики, пулеметчики, артиллеристы.
В рядах противника произошло замешательство. Путь вперед был отрезан. Назад — дорога в котел, откуда они пытались вырваться. Но, обманутые фашистской пропагандой, гитлеровцы шли на бессмысленные жертвы.
На улицах села, на подступах к нему, застыли вереницы разбитых немецких автомашин, транспортеров и другой боевой техники. Сотни трупов устилали поле боя. Все больше и больше вражеских солдат поднимало руки вверх.
— Давно бы так, — говорил Красов, слыша, как немецкие солдаты переговаривались на своем языке, из чего можно было легко понять только фразу: «Гитлер капут».
А вот послышалась украинская речь из уст солдата в фашистской форме:
— Та мы давно хотилы сами здатыся…
— А ты кто? Из какой части? — спросил Красов.