Страница 44 из 75
— И как терпят такое чудовище? — Наталка кивнула в сторону кромки луга, где без движения лежал в траве незадачливый собаозаводчик, «отдыхал» после Николкиной науки.
— Жаловались на него уже, и не раз. Да управы на упыря нигде не найдёшь. Богатый, сволочь, от всего откупается. Связи у сволдочи немалые, вот и пришлось самому поучить малёхо.
— Он хоть жив остался после твоего учения? А то еще одного покойника на шею повесишь. — Кирилл пытался бодриться, но из-за страшной раны на лице каждое сказанное слово причиняло ему муку.
После слов Кирилла всполошилась и Наталка:
— Ты бы поостерегся, Коленька. Тебе скандалы ни к чему.
— Да говорю я: жить будет, но науку запомнит надолго.
— Если он такой богатый, может разденем его — деньги на лечение Кирилла потребуем. — предложила Глаша.
— Не надо мне от него никаких денег! — морщась от боли, едва смог вымовить Кирилл. — Я бы лучше у другого их экспроприировал.
— Я тоже «за»! — проговрил Николай, словно они с другом уже обговаривали это. — У меня, как представлю, что он с Глашей сотворил, не терпиться кулаки почесать о козлиную морду.
— Кирилла в больницу надо. — обеспокоенно подала голос Глаша. — Я кровь никак остановить не могу.
Платок, который девушка прижимала к укусу, уже был весь в крови. В ход пошел платок Наталки, а затем, когда пропитался кровью и он, подол Глашиного платья, вернее то, что он него осталось.
— Тогда попробуем спустить его с обрыва и будем отплывать, — стал командовать Николка. — Достаточно пикников на сегодня.
Кирилл смог подняться самостоятельно, но дальше идти не смог. Оказалось что когда они с псом падали на землю, он умудрился подвернуть ногу.
Находчивый Николка, с величайшей осторожностью спустив к реке Кирилла, распорядился посадкой на судно. На носу лодки разместилась Глаша, на коленях которой покоилась голова Кирилла. Сам Кирилл лежал на разостланных на дне одеялах. Николка сел на весла, а руль на корме доверил Наталке.
Никогда еще Николка не греб с такой силой, пытаясь побыстрее доставить в больницу друга. Юноша чувствовал себя в неоплатном долгу перед Кириллом. Всего лишь месяц прошел, как тот вырвал его из лап охранки, а сегодня спас жизнь любимой.
Глаша, настоящая спартанка, не причитала по-бабьи, не выла, а заботливо держала голову любимого, время от времени вытирая кровь и только молчаливые слезы падали на его чело.
Кирилл, испытывая страшные муки, тем не менее пытался улыбаться. Редко когда он был столь доволен собой как в эти минуты. Только одна мысль не давала покоя: будет ли теперь его любить Глаша, его с обезображенным укусами лицом.
— Представляю, какой видок у меня! — он еще умудрился шутить. — Поганый пес сожрал всю мою физиономию.
— Господи! Он кровью истекает, а думает о том, что смазливую мордашку свою попортил. — Глаша сквозь слезы силилась улыбнуться Кириллу. — Могу тебя успокоить: то, что так любят в тебе бабы, почти не пострадало, только скула немного. А я тебя любого любить буду, дурачок!
Сидящая на корме Наталка смотрела на измазанных кровью влюбленных и казнила себя: «Дура! Фанфаронка! Дворянка! Белая кость! Голубая кровь!» Она фыркала от общества Кирилла. Придумывала про него невесть что. С презрением относилась к его шуткам и прибауткам. А он, знакомый с ней всего несколько часов, без раздумий рискуя жизнью, бросился ее спасать. И Николка прав насчет него оказался, рассмотрел в нем то, что ей гордыня помешала увидеть. И никакой он не альфонс, и любовь с Глашей у них настоящая. Вздумала осуждать подругу, а у самой тогда, когда с Глашей по вине Наташиного дражайшего родителя несчастье приключилось, и в мыслях не возникло поинтересоваться, проявить участие. Дворянка! Да насколько чище и честнее люди из простонародья, чем благородные. Наташа и раньше это знала, но отвлеченно, теоретически, так сказать. А теперь эта истина предстала перед ней в виде сидящей на носу окровавленной паре влюбленных. Решение пришло спонтанно, когда борт лодки пришвартовался к поплавку причала, и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
— Кирилла везем ко мне!
— А как же тетушка? — удивился Николай.
— Разберемся.
Как наименее пострадавшие и чистые, Наталка с Николкой наняли извозчика. Тот, стимулированный щедрым вознаграждением, мчал свой тарантас с пассажирами быстро, но бережно. Когда они ехали мимо Струковского сада, Наталка вдруг догадалась о причине подспудной неприязни к Кириллу — весь его вид и поведение очень напоминали ей пресловутую «горчицу», промышлявшую хулиганством на аллеях сада. Девушка облегченно вздохнула: зная источник — легче преодолевать его последствия, а социальные рамки оказались вовсе не причем.
Как ни нежно и трепетно вез их извозчик, Кириллу к концу поездки стало зримо хуже. Если в лодке он еще как-то держался на остатках возбуждения от драки, даже пытался по-привычке балагурить, то когда подъехали к дому, он впал в забытье.
Глаша, по-прежнему нежно обнимая голову Кирилла, тревожно пощупала его лоб:
— Ребята, по-моему, у него жар. Надо что-то делать!
Николка принялся отчаянно трепать извозчика:
— Давай, родимый, гони! Будет миндальничать. Быстрее! Еще быстрее!
Извозчик что есть сил нахлестывал лошадь, но друзьям казалось, что кляча едва тащиться.
Не выдержала и Наталка:
— Чуть-чуть осталось! Наподдай, милый еще!
— Да не могу я больше! Ей богу не могу. — взмолился извозчик. — Загоним лошадь в конец.
— Втрое больше плачу!
Лошадь мчалась, выжимая последние силы. Наталка, сидя на облучке рядом с извозчиком лихорадочно понукала обоих: лошадь и ее водителя. Глаша уже навзрыд плакала. Наконец пролетка выехала на Алексеевскую площадь в центре которой высился памятник Царю Освободителю. Оставалось еще совсем немного, но Кирилл чувствовал себя все хуже. Когда объезжали памятник, Николка заприметил, что у чугунного столба, рядом с входом в сквер, жмется маленький газетчик. Юноша положил руку на плечо извозчику:
— Видишь, парнишку, что торгует газетами? Попридержи возле него.
Девчонки удивленно воззрились на него. Однако пролетка все-таки замедлила ход. Рискуя разбиться, из нее на ходу выпрыгнул Николка и подбежал к мальчугану:
— Малец, дуй к доктору Белавину, вызови его, скажешь, срочное дело. — одновременно он вложил в руку мальчика монету. И уже запрыгивая обратно, выкрикнул адрес.
Экипаж подъехал с таким шумом, что перепуганная Клавдия выбежала на крыльцо и увидала, как из него выгружается странная компания. Первой выгрузилась Наталка в помятом грязном платье. Клавдия не успела даже удивиться, как та выпалила:
— Кирилла сильно искусала собака, когда он защищал меня. Ему очень плохо. Он пока полежит у нас. Можно, бабушка, ну пожалуйста! — и Наташа как раньше в детстве смешно наморщила носик и чмокнула Клавдию в щеку. С умыслом это было, или случайно, но девочка применила тот прием, против которого Клавдия была бессильна.
— Раненого несите в дом! — решительно распорядилась она.
В юноше, который осторожно снял раненого и понес на руках в дом, она узнала Николку. Взглянув на человека, которого он переносил, Клавдия не смогла удержаться от восклицания:
— О, боже!
Парень был весь в окровавленной изодранной одежде, казалось, на нем нет живого места. А на нижней части лица у раненого зияла ужасная рваная рана. Рядом шла и заботливо поддерживала голову Кирилла незнакомая девушка с оцарапанным лицом и в странном одеянии, похожим на наряд то ли Бабы-Яги, то ли Кикиморы болотной. То, что раньше было ее платьем, представляло собой рваные окровавленные лохмотья серо-зеленого, от травы, цвета.
Весь этот табор прошествовал в гостиную.
— Где мы его разместим? Может в гостиной, на диване? — спросила Наталка.
На что, уже оправившаяся от неожиданного прихода незваных гостей, Клавдия ответила:
— Ну уж нет, голубушка! Несите больного в твою комнату. Ему же покой нужен. А ты пока поживешь вместе со мной.