Страница 15 из 15
Все присутствующие в трактире одобрительно загалдели, но шкипер не сдавался. Покрутив головой и заметив в молчаливом Ромашкине что-то вроде союзника, подсел к нему. Сам он был суетливым человеком с взъерошенными волосами и пышными бакенбардами, переходящими в усы, изнывавшим от желания быть чуточку важнее, чем являлся на самом деле. Однако он никак не находил повода начать разговор и не придумал ничего лучше, как угостить богатого русского его знаменитой лечебной спиртовой настойкой. Андрея Петровича не особенно поразило это предложение: он давно перестал удивляться взбалмошности подвыпивших моряков, поэтому вежливо отклонил просьбу и перешел к другим, более важным делам.
- Сэр, - не сдавался шкипер, - я заметил, что у Вас нет слуги. Сэр, это неправильно. У меня есть очень хорошее предложение, сэр, семья коттеров. Всего пять фунтов, сэр, и они будут служить Вам до гроба.
'Господи, ну чего он ко мне привязался как колючий куст к ветроградарю? - размышлял Ромашкин, и случайно качнул головой. - Молю Тебя, что бы всё закончилось хорошо, и этот дурак оставил меня в покое'.
- Вы не пожалеете, сэр, - пробурчал он, освобождая место. - На рассвете они будут у Вас, сэр.
Позади гостиницы, где уже неделю проживал Андрей Петрович, была каменная лесенка в несколько ступенек, которая вела на отвесную зелёную насыпь со скамеечкой, обсаженную платанами. Оттуда, раскуривая трубку, хорошо было смотреть на далёкое море, которое, как монах, перебирающий чётки, посылало к берегу волну за волной, и слушать пронзительные крики чаек, и наблюдать за ивами, качающимися в разные стороны, словно стая сирот, вдруг лишившихся поводыря. И в этот момент природной идиллии внезапно появился хромой шкипер. Он держал себя сдержано и почтительно, и, кажется, осознавал, что в происходящем сейчас была прямая его вина.
- Сэр, - шкипер снял шляпу и поклонился, - я привел их, как и обещал. Вы будете довольны, сэр.
Среди внутренней бури негодования, которое случается в момент бесцеремонного вторжения в личное пространство, Ромашкин каким-то шестым чувством вдруг уловил, как один маленький человек тщетно старался заставить выслушать себя. Голос у него был слабый, а шум вокруг оглушительный. Он делал какие-то неуверенные движения, выражающие, скорее всего, робость и безысходность. И лишь подойдя ближе, Андрей Петрович расслышал юношу:
- Какие будут указания, сэр?
Вскоре прибыло каботажное судно со свинцом, и почти что одновременно с этим событием стали увозить скопившийся на складе порох, с величайшей осторожностью и на отдельный, самый удалённый причал. А ещё через день прибыли две паровые машины Уатта с инженером и тремя подсобными рабочими, готовыми собрать механизм в далёкой России.
За день до отплытия Андрей Петрович вышел из гостиницы и долго бродил по берегу. Взгляд его блуждал вниз и вверх по бухте Ривер Оруэл, останавливаясь на парусах, слабо мерцавших на голубой воде, скользящих среди тёплого ветерка и утреннего света: впервые они занимали его внимание лишь с эстетической точки зрения. Это был день, который ему вряд ли суждено было забыть, день этот казался ему самым печальным в его жизни. Он не поддался тревоге и навязчивому страху, как это случилось в Туле, когда заявились доброжелатели от полицмейстера. Просто сейчас невыносимая тяжесть страдания легла на его плечи. С каким-то привкусом горечи и меланхолии он почувствовал, что Анна страдает: она казалась ему безмолвной, отчаянно напуганной, замёрзшей и чрезвычайно измученной, чтобы поспорить с судьбой.