Страница 5 из 47
Шейн встала посреди заросшего травой пустыря — на том самом месте, где когда-то был неф главной церкви аббатства. Ветер трепал ее юбку. Она указала вверх, на высокие арки — окостенелые остовы камня на фоне чистого неба. Сама мысль о том, что кто-то — и особенно этот молодой человек рядом с ней — может смотреть на эти величественные руины и оставаться невосприимчивым и равнодушным к их трагической красоте, красоте полного опустошения, казалась просто нелепой. Вообще-то лекции Шейн читала только своим студентам. Но для этого случая она сделала исключение:
— Эти три арки, — она взглянула на Мака, чтобы убедиться, что он смотрит именно туда, куда она показывает (он смотрел — и пес тоже смотрел, причем очень внимательно), — изначально они были частью южной стены аббатства, да, но когда здесь была реставрация в 1920-х, их зачем-то передвинули к северной стене. Честно сказать, я не знаю, зачем их сюда перетащили. Но все это — подлинное. В смысле, камни и кладка. По крайней мере они сохранились, эти арки. У нас была мысль вернуть их на первоначальное место, но там сейчас все разрушено, а здесь они сохранятся лучше, под защитой стены. Или вы не согласны?
— Прошу прощения! — Он изобразил шутливое раскаяние. — Я не хотел наступать вам на любимую мозоль, правда-правда…
— У меня есть брошюры и книги, там все описано очень подробно, вся история аббатства, — сказала она. — Вы обязательно почитайте — я вам их передам. Целый пакет. Вы в Логерхед-Ярде живете, вы говорили?
— Да нет, не нужно. — Он даже слегка покраснел от смущения. — Я лучше сам их куплю.
— Какой вздор. Я с удовольствием дам вам книги.
— Но… но это же ваши книги. Вы на них деньги потратили…
— Вы опять ерунду говорите. Я их уже прочитала. Все, что мне нужно, я из них получила. Теперь они мне не нужны, только лежат — пылятся. — Ей все-таки удалось смутить этого человека. Шейн тихо порадовалась про себя — своему скромному личному ниспровержению капитализма XXI века, своему слабосильному, хиленькому подражанию бенедиктинцам с их благородными принципами общей собственности. — Тем более, мистер Магнус, от вас прямо так и разит цинизмом. Мне бы хотелось с этим побороться, ну, то есть если смогу.
Он натянуто рассмеялся и приподнял одну руку, привлекая внимание к своей подмышке, где ткань футболки была мокрой от пота.
— А вы уверены, что это именно цинизм, а не «В.О.»?
— Вполне уверена. — Шейн заметила у входа двоих коллег-археологов. Ну, наконец-то. — Ладно, пора на работу. Было очень приятно с вами познакомиться. И с Адрианом тоже.
Она пожала Магнусу руку и наклонилась, чтобы в последний раз погладить пса. Магнус — в явном замешательстве — направился к выходу.
Но уже перед тем как выйти из аббатства, он обернулся к Шейн и крикнул:
— Удачно вам покопаться!
В ту ночь Шейн заснула на удивление легко и быстро. Она не лежала, часами ворочаясь с боку на бок и глядя на решетку камина и деревянные вешалки, которые с каждой минутой становились все более странными и нереальными в лунном свете, — она сразу же провалилась в сон. В темноту.
Я сплю, думала она во сне. Какое блаженство. Я сплю.
— О, плоть от плоти моей, — прошептал голос ей в ухо. — Прости меня… — Холодное лезвие полоснуло по горлу. Шейн пронзительно завизжала и тут же проснулась — но все же не раньше, чем плоть раздалась под ножом и кровь хлынула алым потоком.
Она поднялась резким рывком и села на постели, схватившись за горло, чтобы удержать в себе кровь и жизнь. Никакой страшной раны, естественно, не было. Кожа была абсолютно нетронутой, разве что мокрой от пота. Шейн болезненно застонала и уронила руки.
До утра было еще далеко: совсем темно, и чайки еще не кричали — они еще спали у себя… ну, где там спят чайки. Шейн взглянула на часы, но у нее был старомодный будильник с циферблатом и стрелками, без подсветки (она не любила цифровые часы), так что она ничего не увидела.
Через десять минут она была уже полностью одета и готова выйти на улицу. Она собрала сумку: книги и брошюры для Магнуса. «Святая Хильда и ее аббатство в Уитби», «История Уитби», питкинский справочник «Монастырская жизнь» и другие. Повесив сумку на плечо, Шейн прошлась по комнате, чтобы убедиться, что сумка не будет болтаться туда-сюда и мешать ей ходить. А то очень не хочется где-нибудь грохнуться. Когда тебе режут шею во сне — это одно, а вот сломать себе шею, пытаясь спуститься по крутой темной лестнице наяву, — это совсем другое.
Все вроде бы было нормально, и Шейн осторожно спустилась по лестнице и вышла на двор при гостинице. Было так тихо, что она слышала собственное дыхание. Хотя Церковная улица считалась пешеходной и была закрыта для транспорта, Шейн все равно десять раз огляделась по сторонам, прежде чем выйти со двора на улицу — после несчастного случая в Боснии у нее был просто психоз на машины. Никогда не знаешь, что может вырулить из-за угла — даже в тихом пешеходном тупичке, в маленьком провинциальном йоркширском городе, в четыре часа утра.
Сейчас, в темноте, Уитби казался Шейн странным и непривычным — не современным и не средневековым, — а по-другому она его и не воспринимала. Либо так, либо так. Днем, когда было светло, она либо работала на раскопках в древнем аббатстве, где все дышало нортумбрианским[2] средневековьем, либо бродила в толпе туристов, в вульгарной толчее вульгарных пилигримов с мобильными телефонами, которые они практически не отнимали от уха, и в майках с символикой популярных рок-групп. Но сейчас, в тишине и безлюдье, глухой ночью, Уитби казался отчетливо викторианским. Шейн и сама толком не поняла, что создавало подобное впечатление — большинство зданий и улиц были гораздо древнее. Но дело, конечно, не в архитектуре: тут главное — атмосфера. Тусклый свет фонарей — таким светом могли бы светиться газовые рожки, — дома, едва различимые в полумраке, темные двери и окна, которые словно глядят на тебя с затаенной злобой, все это было похоже на декорации в очередной киноверсии «Дракулы» Брема Стокера. У Шейн было стойкое ощущение, что сейчас из любого темного проулка может выйти сам граф Дракула в черном летящем плаще, или красивая девушка в лунатическом сне, с неестественно бледным лицом, в белом ночном одеянии, залитом кровью.
Такой готический городок. В том смысле, в каком большинство понимает теперь это слово, «готический». Совершенно без всякой связи с древним германским племенем готов или даже с готическим стилем в архитектуре пре-Ренессанса. Историческая реальность отступила под натиском голливудских вампиров и самовлюбленных рок-звезд на крайней стадии нарциссизма, с неизменной густой подводкой вокруг глаз. И вот она, Шейн, тоже вся из себя готическая и загадочная, дальше некуда: идет себе по Церковной улице в четыре часа утра, и на каждом углу ей чудится викторианская нечисть. В этот глухой ночной час даже магазинчик прикольных подарков «Фантазия», где продавались пластмассовые вампирские клыки и подушки с пищалками, казался загадочным и зловещим — словно там, в темноте, затаились крысы и особо опасные психи.
Найти нужный дом в Логерхед-Ярде не составило никакого труда; когда Шейн спросила в гостинице, как ей найти этот дом, ей сразу же объяснили дорогу, причем очень подробно. Отца Магнуса хорошо знали в городе, и местные живо интересовались дальнейшей судьбой дома, который был вроде как городской достопримечательностью. Шейн нерешительно остановилась у входной двери. Когда она сюда шла, она ни капельки не сомневалась, что так и надо, — но теперь она засомневалась. Что она вообще тут делает? Вот если б она пришла днем, когда на улицах много людей, все это можно было бы представить, как самое что ни есть повседневное дело — но сейчас все было совсем по-другому. Жутковатая тишина, тусклый свет фонарей, пустынная улица… Шейн себя чувствовала отрицательной героиней романа ужасов, этакой ночной злоумышленницей: то ли воровкой, то ли грабительницей, а то и вовсе маньячкой-убийцей, что крадется на цыпочках в темноте, чтобы не разбудить мирных жителей, спящих праведным сном — замирает у чужой двери, заглядывает в щель для почты и собирается накидать туда всяких инородных предметов. А что, если дверь неожиданно распахнется, и там будет Магнус, голый и сонный, такой растерянный и теплый с постели? Да, у него же еще и собака! Наверняка пес услышит, как она будет возиться у щели для почты! Услышит, поднимет лай… Шейн принялась осторожно просовывать в щель брошюры и книги, мысленно приготовившись к тому, что сейчас… вот прямо сейчас… Адриан истошно залает и перебудит всю улицу, но книги просто тихонько попадали на пол с той стороны двери. Просто упали — и всё. Либо Адриана совершенно не вдохновляли обязанности сторожевого пса, либо он крепко спал. Может быть, даже в постели с хозяином. Шейн представилась такая картина: два мускулистых мужчины лежат в постели бок о бок, мужчины разных биологических видов, но оба — чертовски красивые экземпляры.