Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 10



Двадцатилетний студент Леша сразу подкупал своей искренней веселостью и доброжелательностью. В горах он уже бывал, в опеке не нуждался. Да и молод он для Евы. Девушка с сожалением вздохнула.

В том сезоне Ева открыла для себя Алтай и Приполярный Урал. Новые места, новые впечатления. Горы все сильнее овладевали душой Евы, становясь родными ей. Да и в Команде она уже была вполне своей, сдружившись со всеми. Разве что кроме Лидки, относившейся к Еве с пренебрежительным высокомерием. Может, и потому, что Ева с охотой помогала Мите, завхозу Команды, в устройстве их походного быта, была очень женственна и при этом почти не уступала Лиде в сноровке при восхождениях, подчеркивая тем, что женственность в облике и характере вполне совместима с горным туризмом. Леша оказался заядлым рыбаком, так что рыбы поели вдоволь. И, к расстройству Мити, из обоих походов привезли назад часть взятых продуктов. Хотя Митя после майского похода на Алтай и подсократил раскладку.

- Митя, чего ты расстроился? – попыталась утешить его Ева. – Подумаешь, привезли часть продуктов назад. Вот если бы не хватило…

- Ну, ты и сказанула, - усмехнулся Митя. – Если бы не хватило продуктов, тут же бы подал в отставку. Завхоз, не способный рассчитать продукты, это не завхоз, а недоразумение.

Люда, сходив с Командой на Алтай, на Приполярный Урал не пошла. Поняла бесперспективность своих матримониальных надежд. Шляться же просто так по горам женщине не хотелось. Лишившись телки, Олег впал в тоску. Вечерами сидел у костра мрачный, много курил. Ева искренне сочувствовала Командору, но его отношения к женщинам не понимала. Заботливый на маршруте, искренне пекущийся о безопасности, всегда помогающий пройти трудный участок, безо всяких просьб забирающий у женщины рюкзак на особо тяжелых подъемах и сложных спусках, Олег на привалах становился другим человеком: грубым, высокомерным, способным поиздеваться над теми же женщинами, которых так трепетно опекал на маршруте. Казалось, в Олеге уживалось два совершенно разных человека. Впрочем, над самой Евой Олег никогда не издевался. Как не издевался он и над Лидкой. Но Лидка с ним с самого первого похода. Да и хотела бы Ева посмотреть на посмевшего поиздеваться над этой коренастой женщиной с мужскими манерами. А вот причину особого отношения к ней самой Ева понять не могла. В том пресловутом походе на Приполярный Урал Ева все время думала о столь странном отношении к ней Командора, но так и не смогла ничего понять. Разве что Олег, как и в Лидке, не видел в ней женщину, считая ее таким же товарищем, как и ребят. Такое объяснение задевало, и Ева порой жалела, что не побывала телкой.

Девяносто восьмой год принес и неожиданное повышение по службе: Еву назначили заместительницей заведующего отделом в техническом управлении. Теперь она отвечала не только за себя, но и за своих коллег. Командировки стали более сложными, ее посылали на аварии разобраться, в чем и как подвело оборудование. Дважды она ездила и за рубеж закупать новую технику. К ее радости, командировки не совпали со слетами, не испортили они ей и следующий сезон. А сезон выдался интересным не только походами, но и новичками. В Команду пришли аж четверо новичков. Надо сказать, что оба молодых человека Еве не понравились. Чересчур уж были они заносчивы для новичков. Особенно Петя Самойлов. И это при том, что именно он чуть не провалился на проводимом Арнольдом в мае тренировочном походе. Иное дело молоденькая студенточка Оля Стойко и тридцатидвухлетняя Нина Рязанцева. Дружелюбные, открытые. Ева и расстроилась из-за того, что Олег сразу же стал обращаться с обеими как с телками, и порадовалась тому вниманию, какое Командор оказывал старшей из женщин. Может сладится у них? На своей личной жизни Ева уже потихоньку ставила крест.

Красавец Боря Кацман, второй из новичков-мужчин, поначалу держал себя с Евой заносчиво. Баловень судьбы, он искренне считал, что никакой особенной премудрости в горном туризме нет. При и при себе с рюкзаком то вверх, то вниз. Но, обмишурившись сперва на крутом спуске, а потом и на переправе, он стал вести себя тише. А на третий день похода вечером тихонько попросил Еву стать его наставницей. Ева нехотя – уж больно не импонировал ей Боря – согласилась. И к концу похода они сдружились. Причем больше внимания выказывал Боря, что радовало молодую женщину: попытка признания Володе в любви никак не забывалась. К концу второго похода уже и другие – Арнольд, Лёня, Миша – приметили близость в отношениях Евы и Бори, искренне радовались за подругу. В том походе сложилась и вторая пара: Миша и Оля. Настолько сложилась, что через три дня после возвращения в Москву молодые люди подали заявление. Боря же к досаде Евы с объяснениями не торопился, хотя охотно стал бывать у Штернов. И повторилась история с Никитой. На этот раз разлучницей стала Римма, младшая сестра Евы. Завидовавшая красоте, уму и карьерному успеху старшей сестры, она приложила все усилия для того, чтобы увести Бориса. И преуспела в том. Выслушав попреки Евы, Римма с издевкой бросила сестре в лицо жестокие слова:

- А ты та третья, что лишняя. Такой всегда и будешь. Ты слишком сильна и успешна для мужчин.

Ева вздрогнула как от пощечины, повернулась и выбежала из комнаты. В спину ей ударил Риммин торжествующий хохот.

Через полгода Римма и Борис поженились. А вскоре родители Бори собрались уезжать в Израиль. Молодые решили ехать с ними.

- Оставаться жить в России глупо, - безаппеляционно заявил Боря своей жене. – У этой убогой страны нет никаких перспектив. А Израиль – это почти Европа.



Римма согласно покивала головой и отправилась к своим родителям, дабы порадовать их. Но понимания она не нашла. Матвей Соломонович и Марина Леонидовна, родители сестер, любили свою Родину и не мыслили жизни на чужбине. Отвергли они и блестящую задумку Бориных родителей: продать свою квартиру на Ленинградском проспекте, а самим переехать в принадлежащую семье Кацман двушку в хрущобе на окраине Москвы.

- Мама, пойми: нам надо устроиться в Израиле, нам нужны эти деньги! – истерично кричала Римма. – Ты что, не хочешь счастья своим внукам?

- Я не верю в счастье на чужбине, - сдвинув брови, сказала Марина Леонидовна. – А внуки… Мои внуки, Евины дети, будут жить в России. И им отойдет эта квартира.

- Ну-ну, - зло сказала Римма. – Евке уже скоро двадцать девять, а нет и намека на замужество. Я же замужем и жду ребенка. Почему ты видишь очевидного: твоя любимица Ева – пустоцвет.

Марина Леонидовна с презрением посмотрела на младшую дочь и, ничего не ответив, вышла из комнаты. Следом за женой ушел и Матвей Соломонович. Римма и Боря торопливо собрали свои вещи и, громко хлопнув дверью, ушли. Навсегда.

Через три часа позвонила Ада Иосифовна, мать Бори.

- Матвей, как ты мог так гнусно поступить со своей дочерью? - горестно сказала она. – Пусть твоя Марина, она вообще выродок какой-то. Но ты? Ты же из хорошей еврейской семьи. Да, из-за своей жены ты не можешь уехать в Израиль. Но твой долг как еврея помочь своей младшей дочери…

- Ни вы, ни Римма для меня более не существуете, - прервал ее Матвей Соломонович. – У меня одна Родина – Россия. И предавшие ее мне не родня. Не звони нам больше.

Он положил трубку, отключил телефон и выключил мобильник.

- Матвей, как же так получилось? – грустно сказала Марина Леонидовна мужу, когда, успокоившись, они все втроем собрались за вечерним чаем. – Растили ее, воспитывали, стараясь привить только хорошее. А выросла мерзавка, способная променять Родину на чужеземную похлебку.