Фокусник

Заставив себя подняться на негнущиеся ноги, я, пошатываясь, вышел из своей комнаты. Ничто не напоминало о присутствии людей в доме: на кухне не пахло готовящейся пищей, прислуга не суетилась, выполняя свои повседневные обязанности, дети не смеялись и не бегали по комнатам. Я пересек почти все пространство дома, заглянув во все его многочисленные комнаты, чего ранее никогда не позволил бы себе. Но я так никого и не встретил: ни хозяев, ни прислуги. Мне стало не по себе в этом пустом доме, поэтому я подошел к выходу и распахнул дверь на улицу…

Это был какой-то кошмар… Все они оказались здесь: хозяева дома, их дети, слуги, домашние животные и скот. Все были мертвы. Нигде я не увидел следов крови, но смерть настигла всех, в этом не приходилось сомневаться. Можно было подумать, что все они стали жертвами какой-то эпидемии, если бы не одна чудовищная деталь: тела всех людей и животных были уложены так, что образовали громадный треугольник. Причем начинался он у самого порога и, чтобы выйти из дома, пришлось бы сначала шагнуть внутрь этой зловещей фигуры.

Когда я пришел в себя, первой мыслью было броситься прочь как можно скорее. Я уже было собрался переступить через груду тел, аккуратно уложенную у порога, как вдруг в моем подсознании что-то мелькнуло, какое-то интуитивное чувство. Для меня стало совершенно очевидно, что если я окажусь внутри треугольника, то произойдет что-то еще более кошмарное! За последние сутки я познал такой ужас, как, наверное, никто из смертных, а меня все продолжало затягивать в его бездну…

Я захлопнул дверь и ринулся в другую часть дома. В одной из комнат я вышиб окно, не обращая внимания на порезы, и выскочил во двор. Мне оставалось лишь миновать забор и, не оглядываясь, бежать прочь, пока хватит сил…

Но внезапно остановился. Позже я много раз вспоминал этот эпизод и всегда испытывал чувство благодарности к самому себе. Тогда, стоя в траве и находясь на грани помешательства, я вдруг в один момент многое осознал. Мой разум стал чист. Мне стало ясно мое жизненное предназначение, и суть его была — в познании. Человеку дается слишком короткая жизнь, чтобы растрачивать ее на деяния, не открывающие ничего нового. Только познающий движется вперед, оставляя позади себя праздную толпу, избравшую низменные бессмысленные развлечения.

Вместо того чтобы броситься прочь сломя голову, я вернулся в свою комнату, неспешно собрал все свои книги, рукописи и только тогда покинул дом. Вещи Даи я оставил нетронутыми. Я понял, что она осталась в моей прошлой жизни, не более. Вскоре мне пришлось покинуть Индию, ибо после случившегося местные власти не оставили бы меня в покое.

Не знаю, как мне удалось остаться в живых, прикоснувшись к тайне Ловцов Желаний, но с тех пор я никогда не совершал необдуманных экспериментов в своих исследованиях. Любовь к прекрасному существу заставила меня совершить ошибку, чуть не стоившую мне жизни. На пути познающего встает немало барьеров, и любовь — один из самых опасных. Сколько великих умов в истории человечества погубила любовь!.. Их прогрессивное мышление увязло в ее коварных ловушках. Любовь, клетка за клеткой, неумолимо заполняет тебя всего, не оставляя места ни для чего другого. Я счастлив, что поборол эту болезнь и, свободный от нее, много постиг за эти годы…

— А та девушка, индианка… Если вы действительно так любили ее, неужели вам удалось ее забыть? — спросил я, когда Фокусник замолчал.

— Любовь будет жить в тебе до тех пор, пока ее защищает панцирь надежды, — ответил он. — Надежда — лучшая крепость для любви. Когда я соприкоснулся с миром Ловцов Желаний, я понял, что у Даи не было никаких шансов спастись — столько злой силы таил в себе этот мир. А когда надежда уже не в силах защитить любовь, она начинает угасать. Я же не стал ждать этого угасания, а неистово набросился на нее и поверг, безжалостно растоптав. Кое-какие знания помогли мне в этом…

— Итак, это все? — спросил Юрковский.

— Прошу прощения, если утомил вас своими воспоминаниями. — Фокусник прикрыл глаза ладонью. — Я просто хотел объяснить, что все очень серьезно. Отсылая Вендорфа, я, видимо, опять в чем-то просчитался. И похоже, что опять, как и в случае с Даей, невольно потревожил Ловцов Желаний. На этот раз они уже наверняка пришли за мной…

— Но почему тогда жертвами стали Гвоздухин и Селиверстов? — спросил Алфимов.

— Они были непосредственными участниками, хотя и не осознавали того, что делают. Похоже, именно их Ловцы Желаний вычислили первыми…

— Сколько еще людей пострадает от ваших гнусных экспериментов? — Юрковский встал из-за стола и начал нервно расхаживать по кабинету.

— Теперь им нужен лишь я, — Фокусник совсем сник. — Не думайте, что я боюсь смерти. Просто есть еще столько всего, что я мог бы узнать! В мире столько тайн, которые мне хотелось бы открыть… Есть также еще одна мысль, которая не дает мне покоя: вдруг Ловцы Желаний приготовили для меня что-то более страшное, чем смерть?

— В предыдущий раз вы спаслись, — вмешался я в его размышления. — Быть может, и сейчас все на этом и закончится?

— Как бы я хотел на это надеяться! — Фокусник встал. — Мне больше нечего добавить, и теперь я хотел бы побыть один и привести свои мысли в порядок.

Юрковский кивнул часовым, и узника увели.

— Как вы думаете, есть хоть доля правды в его словах? — спросил нас Николай Кондратьевич.

— Да, это опровергает все наши представления, — ответил Алфимов. — Но мы имеем факты, против которых не попрешь: из усиленно охраняемой камеры бесследно исчезает старик, а двое в какой-то мере причастных к этому людей погибают, оставляя на память чертовы треугольники…

Мы некоторое время молча сидели и обдумывали сложившееся положение, пока тишину не нарушил разразившийся кашель начальника тюрьмы.

Прошли еще двое суток, по истечении которых меня вызвал к себе Юрковский и поинтересовался, не назрела ли необходимость пополнить запасы лекарств и других медицинских принадлежностей для нужд тюремного госпиталя. Я ответил, что никакой нехватки нет, но запастись некоторыми наиболее ходовыми препаратами было бы не лишним. Оказалось, что надо было забрать какую-то очередную депешу в уездном тюремном управлении, и рачительный Николай Кондратьевич, чтобы не гонять экипаж в город ради одной бумажки, решил предложить забрать сей документ мне, а заодно и сделать что-нибудь полезное — например, запастись медикаментами.

Чего таить, любой из нас был рад всякой возможности выбраться в город, и я без раздумий дал согласие. Юрковский попросил, чтобы к вечеру я составил перечень всего необходимого, который он, согласно действующим правилам, должен был заверить своей подписью. Так я и сделал.

На следующее утро я забрал подписанную бумагу и, продремав несколько часов, убаюканный мерным похрустыванием снега под полозьями экипажа, прибыл в город.

Первым делом я отправился в управление, чтобы утвердить список лекарственных препаратов у вышестоящего начальства. Обычно эта процедура отнимала много времени, так как дотошные чиновники требовали обосновать необходимость буквально каждого пункта. Но в этот раз мне повезло: в коридоре учреждения я столкнулся со своим давним приятелем, занимавшим в управлении не самый последний пост, и он помог мне получить заветную визу без каких-либо проволочек. Я тут же отвез утвержденный список на склад и попросил поторопиться с подбором перечисленных в документе препаратов, так как рассчитывал уже вечером выехать обратно в Зеленые Камни.

После этого я снова нанес визит в тюремное управление, на этот раз чтобы получить то самое послание, адресованное нашему заведению. Пройдя ряд неминуемых бюрократических процедур и получив казенную депешу, я отпустил извозчика до вечера, а сам полетел по заветному адресу, по которому жила моя довольно близкая знакомая. К счастью, она оказалась дома.

Время пролетело незаметно, и к вечеру я, неохотно покинув общество прекрасной дамы, сед в экипаж, уже ожидавший меня на улице, и двинулся на фармацевтический склад, чтобы забрать лекарства и вернуться в крепость.